– Пока нет, – ответил Грейсон и кивнул в сторону прибора, который находился в руках охранника. – Этой штукой они отключили мои болеутоляющие наночастицы. Ситра и не знала, что такие приборы существуют. Она протянула руку и приказала державшему прибор охраннику: – Дайте его мне. А потом, увидев, что тот колеблется, повысила голос: – Я жнец, и вы служите мне. Передайте мне этот прибор, или я буду жаловаться вашему начальству. Но охранник стоял, не двигаясь. И тогда на шахматную доску вышла еще одна фигура. Из соседней комнаты появился жнец. Он стоял там и вслушивался в то, что происходило, дожидаясь момента, чтобы войти как можно более эффектно. И рассчитал он время безупречно, своим появлением застав Ситру врасплох. Та же сразу узнала вошедшего по его мантии – малиновый шелк мантии мягко шуршал. Лицо жнеца было мягким, почти женственным в результате совершенных им многочисленных разворотов, в силу чего кости его черепа утратили острые углы – как речная галька, отшлифованная безжалостным потоком. – Жнец Константин, – проговорила Ситра. – Я не знала, что вы заняты этим расследованием. Единственная хорошая новость: если Жнец Константин расследует покушение на нее и Жнеца Кюри, значит, Роуэна он, хоть и на время, оставил в покое. Константин же улыбнулся ей вежливой улыбкой, в которой тем не менее было что-то тревожное. – Здравствуйте, Жнец Анастасия! – сказал вошедший. – Какое счастье! Вы как дуновение свежего ветерка в разгар душного рабочего дня! Он был похож на кота, который наконец загнал свою жертву в угол и собирается поиграть с ней. Ситра действительно не знала, что думать по поводу Константина. Как она и говорила Роуэну, Жнец Константин не принадлежал к когорте молодых жнецов, находивших радость в убийстве. Но не отождествлял он себя и со старой гвардией, видевшей в исполнении жатвы благородную, почти священную миссию. Как и его шелковая мантия, Жнец Константин был гладким и скользким, умел моментально приспосабливаться к ситуации, в которой оказывался. Ситра не знала его отношения к расследованию, которое он вел, не знала, и чью сторону он поддерживал, а потому не могла сказать, насколько Жнец Константин опасен. Так или иначе, появление Жнеца Константина потрясло Ситру. Но затем она вспомнила, что она не Ситра Терранова, а Жнец Анастасия, и это придало ей сил. Она выпрямилась перед Константином, и улыбка его из пугающей превратилась в оценивающую. – Я очень рад, что вы выказываете интерес к нашему расследованию, – произнес Константин. – Но вам нужно было предупредить нас заранее, и мы приготовили бы что-нибудь прохладительное. Грейсон Толливер понимал, что Жнец Анастасия теперь делает то же самое, что сделал он, Грейсон, бросившийся тогда на мчавшийся прямо на него автомобиль – ведь Жнец Константин был так же опасен, как и летящий на предельной скорости смертоносный металл автомобильного капота. Грейсон плохо разбирался в структуре и сложностях организации сообщества жнецов, но было понятно, что Жнец Анастасия подвергает себя немалой опасности, противостоя старшему жнецу. И тем не менее в ее позе была такая уверенность, такое превосходство, что Грейсон засомневался, что они со Жнецом Анастасией ровесники. – Вы знаете, что этот юноша спас жизнь мне и Жнецу Кюри? – спросила Жнец Анастасия. – При странных, сомнительных обстоятельствах, – ответил Жнец Константин. – Собираетесь ли вы причинить ему телесные повреждения? – А если собираемся? – Тогда я должна напомнить вам, что намерение причинить боль противоречит принципам нашего сообщества, и я буду вынуждена привлечь вас на ближайшем конклаве к дисциплинарному суду. Лицо Константина стало мягче, пусть и немного. Гресон не знал, хороший это признак или нет. Константин несколько мгновений изучающе смотрел на Жнеца Анастасию, а затем обратился к одному из охранников. – Будьте добры, сообщите Жнецу Анастасии, что я приказал вам сделать. Охранник взглянул на Анастасию, и Грейсон заметил, что более мгновения тот не смог выдержать ее взгляда. – Вы приказали нам надеть на подозреваемого наручники, отключить его болеутоляющие наночастицы и угрожать ему различными видами физической боли. – Именно! – воскликнул Жнец Константин, после чего повернулся к Жнецу Анастасии. – Вы же видите, – сказал он. – Мы не совершаем никаких противоправных действий, ничего, что противоречило бы принципам сообщества жнецов. Анастасия была полна негодования – как и Грейсон, который, что вполне естественно, вынужден был молчать. Но Жнец Анастасия не молчала. – Никаких действий? – переспросила она. – Разве вы не собирались избивать его, пока он не сообщит вам то, что вы хотели бы услышать? Константин вновь вздохнул и повернулся к охраннику. – Что я приказал делать, если угрозы не возымеют действия? Приказывал ли я вам исполнить угрозы и приступить к физическому воздействию? – Нет, ваша честь. Если он не заговорит, мы должны обратиться к вам. Константин вскинул руки с видом самой невинности. Этот жест обнажил на мгновение алую подкладку рукавов его мантии – словно некая огненная птица явилась перед Жнецом Анастасией, готовая ее проглотить. – Ну вот, видите? – сказал он. – Никаких намерений причинить вреда этому юноше. Я знаю, что в мире, не знающем боли, сама угроза причинить боль способна заставить виновного сознаться в дурных поступках. Но этот молодой человек держится за свою историю, несмотря на самые серьезные предупреждения. Это убеждает меня в том, что он говорит правду, и, если бы вы позволили мне закончить допрос, вы бы также убедились в этом. Грейсон был уверен, что то чувство облегчения, которое он испытал, ощутили, как электрический разряд, все стоящие перед ним. Говорил ли Константин правду? Грейсон не мог судить. Жнецы всегда были для него тайной за семью печатями. Они словно парили над миром людей, смазывая шестерни механизма, который заставлял этот мир вращаться. Грейсон никогда не слыхал о жнецах, которые намеренно причиняют людям боль – помимо, естественно, той боли, которая является неизбежным атрибутом жатвы. – Я истинный жнец, Анастасия, – сказал Константин, – и я придерживаюсь тех же ценностей, что и вы. Что же до этого юноши, то никакая реальная опасность ему и не грозила. Хотя теперь у меня большое искушение подвергнуть его жатве – только чтобы досадить вам. Он выждал паузу. Сердце Грейсона подпрыгнуло в груди и на мгновение зависло. Лицо Жнеца Анастасии, до этого румянившееся праведным гневом, резко побледнело. – Но я не буду этого делать, – помолчав, сказал Константин. – Я не злой человек. – Так какой же вы человек, Жнец Константин? – спросила Анастасия. Тот вложил в ее ладонь ключ от наручников и проговорил: – Такой, что нескоро забудет произошедшее сегодня. И ушел, шелестя мантией. Охранники поспешили вслед за ним. Как только дверь закрылась, Ситра сняла с Грейсона наручники. – Они сделали тебе больно? – Нет, – покачал головой Грейсон. – Как он и сказал, это были всего лишь угрозы. Но теперь, когда опасность миновала, он вдруг понял, что лучше ему не стало. Чувство облегчения было быстро вытеснено той горечью, что он чувствовал с момента, когда его выставили, как нашкодившего щенка, из академии Нимбуса. – Но что вы здесь делаете? – спросил он Ситру. – Я пришла поблагодарить тебя за твой поступок, – ответила она. – Тебе пришлось за это дорого заплатить. – Да уж, – мрачно кивнул Грейсон. – Пришлось. – Ну что ж… Я могу предложить тебе иммунитет на год. Это – единственное, чем я могу тебя отблагодарить. И Ситра протянула Грейсону кольцо. Тому еще никто никогда не предлагал иммунитета против жатвы. И до этой жуткой недели он никогда так близко не приближался ни к одному жнецу, не говоря уже о жнеческом кольце. Кольцо сияло даже в приглушенном свете комнаты, но в самой сердцевине его скрывалась темнота. Грейсон готов был бесконечно смотреть на кольцо, но неожиданно он понял, что иммунитет ему не нужен. Он сказал об этом. Ситра была удивлена. – Не глупи, – возразила она. – Всем нужен иммунитет. – Я – не все. – А ну-ка заткнись и целуй кольцо! Но ее негодование только усиливало его злость. И ради этого нужно было принести жертву, которую он принес? Временная гарантия от смерти! Жизнь, о которой он мечтал, прошла мимо него, так какой смысл в этой гарантии? – А может быть, я хочу, чтобы меня подвергли жатве! – сказал он. – Все, ради чего я жил, у меня украли. Ну, и зачем мне жить? Жнец Анастасия опустила руку с кольцом. Выражение лица ее стало серьезным. Слишком серьезным. – Отлично, – сказала она. – Тогда это сделаю я. Готовься к жатве. Вот этого Грейсон никак не ожидал. Жнец Анастасия реально могла его убить. Могла сделать это, не дожидаясь, пока он попробует ее остановить. Да, он не хотел целовать кольцо, но и умирать он тоже не хотел! Если он сейчас умрет, это будет означать, что единственный смысл его жизни заключался в том, что он бросил себя на капот ее машины. Нет, он должен жить долго, чтобы осуществить более значительные цели! Даже если он сейчас не знает, в чем эти цели состоят. А потом Жнец Анастасия рассмеялась. Смеялась она над ним, Грейсоном. – Видел бы ты сейчас свое выражение лица! – проговорила она сквозь смех. Теперь Грейсон покраснел – не от злости, а от смущения. Ему совсем не хотелось выглядеть перед Анастасией жалким и неловким, а именно таковым, как ему казалось, он и выглядел. – Любуйтесь, – глухо сказал он. И через мгновение закончил: – Все. Вы меня поблагодарили, я принял вашу благодарность. Теперь вы можете уйти. Но она не ушла. Собственно, и Грейсон не думал, что она уйдет так сразу. – Ты рассказал правду? – спросила она.