Он не знал, что сказать. – Одно из лучших, что мне доводилось пить, – заметил он, подняв стакан. Молча смотревшая на него Пейдж кивнула. Грант оглядел комнату, как будто увидел ее впервые. – И никакой елки? – Боюсь, я слишком копалась, – покачала головой Пейдж. – Елкой надо заниматься как можно раньше. Когда еще не пропала мотивация. Теперь настала очередь гостя кивать. – Странно все это… – заметила его сестра. – Знаю. Еще один глоток виски. Щеки Мортона порозовели. – Папу навещаешь? – задала вопрос Пейдж. – Не так часто, как хотелось бы. Раз в несколько недель. – Я была у него один раз, когда только переехала из Финикса. На большее меня не хватило. Хотя мне пора бы привыкнуть к его виду. – Я как раз сегодня был у него. Там развесили рождественские украшения. Вгоняют в жуткую депрессию. Внутренне Грант вздрогнул. Можно было бы сказать как-то по-другому. Он чувствовал, как скотч уже действует на ноги. И прошел к дивану. Под ним он увидел матрас и одеяло. Она что, трахается с клиентами прямо здесь, возле камина? Вот на этом самом полу, на котором он сейчас стоит? Полицейский постарался отбросить эти мысли. – Хочу сказать, что я подумывала связаться с тобой, – заметила Пейдж, когда он опустился на подушку. – Да уж надо было. Грант отхлебнул виски и посмотрел на огонь. Сквозь окно у него за спиной доносились звуки дождя, поливающего изгородь. – Хотя я хочу тебя кое о чем попросить, – добавил Мортон. Пейдж скривилась. – Расслабься, тебе это ничего не будет стоить. Я не ел с самого ланча, а виски слишком быстро ударило мне в голову. – Ты хочешь, чтобы я что-то приготовила? – А может быть, лучше я приготовлю? Ты голодна? Женщина улыбнулась и на мгновение превратилась в себя прежнюю. Ее броня дала трещину. – Намекаешь на свой всемирно известный жареный сыр? – Должен тебе кое в чем признаться. Никакой он не всемирно известный. Глава 7 Кусок масла зашипел на сковороде, по которой Грант гонял его деревянной лопаточкой. Пейдж уселась на барный стул возле кухонного стола – над головой покачивались сковороды и кастрюли всевозможных размеров, свисавшие с держалки, прикрепленной к потолку. – Мягкий английский чеддер или «монтеррей джек»? – А ты что, не помнишь? – Помню, любишь американский. Грант открыл дверь холодильника. Нельзя сказать, что он ломился от запасов – полупустой пакет с обезжиренным молоком, срок годности которого истек две недели назад, обычный набор соусов, три картонные коробки с пиццей, целый выводок полупустых коробок из-под китайской еды и, наконец, пачка упакованных в пластик ломтиков. Он вернулся к плите с майонезом и сыром, безуспешно пытаясь вспомнить, когда в последний раз готовил сырные сэндвичи хотя бы для себя. Ему было интересно, было ли его предложение сделано на подсознательном уровне? Когда-то это было их любимой едой, если не сказать единственной. И этот запах плавящегося на сковороде масла вызывал в памяти тот год, когда они сбежали из приемной семьи и жили сами по себе в насквозь продуваемом всеми сквозняками односекционном доме на колесах на окраине Такомы. Гранту было пятнадцать, Пейдж – тринадцать. Они продержались целых девять месяцев, прежде чем их сцапала социальная служба. Замерзшие, нищие, вечно голодные, и все-таки со всех сторон это было лучше, чем жить с чужими людьми. Мортон положил сыр на сковороду и оставил его там, чтобы он растаял. Уселся напротив Пейдж. Под более ярким светом кухонных ламп, спрятанных в потолке, она выглядела еще хуже. То, что он принял за хороший цвет кожи, было простой основой под макияж. Ее кожа была землистого цвета, глаза налились кровью, и их оттеняли черные мешки под ними, которые не мог до конца убрать ни один маскирующий карандаш. То, как она сидела на своих руках, заставило Гранта задуматься, не пытается ли сестра скрыть их дрожь. – Мне жаль, что я появился вот так, как гром среди ясного неба, – заметил он. – Ты серьезно? – Ага. Пейдж протянула руку через стол и дотронулась до руки брата. – Я просто не знал, захочешь ли ты меня видеть, – продолжил тот. – Если вспомнить, как мы расстались в последний раз… Он убрал руку, слез со стула и вернулся к плите. – Никогда не могла добиться такого же вкуса, как у тебя, – сказала Пейдж, пока он перекладывал сэндвичи на тарелки. – Наверное, ты просто забываешь о самом важном. – И о чем же? – Когда они наполовину готовы, надо добавить на сковороду новую порцию масла. Чтобы каждая сторона сэндвича получила свою долю. – Равные возможности умасливания – мне это нравится. Грант проследил, как плавится новая порция масла. Он поднял сковородку и позволил маслу пару секунд покататься по поверхности, прежде чем опустить еще не готовые сэндвичи в кипящую жару. – Ну и как твои впечатления, братец? Твоя сестра – проститутка. Это что-то новенькое, правда? Детектив, не отрываясь, смотрел на сковороду. Пейдж всегда любила собачиться с ним, но сейчас это было нечестно. – Ты говоришь о человеке, которого я люблю, – заметил он, придавливая сэндвичи деревянной лопаткой. Они зашипели. Наконец, Грант окончательно переложил их на тарелки и принес к столу. – Bon appetit. Выяснилось, что он голоднее и пьянее, чем ему казалось. Откусывая кусок, он вдруг совершенно ясно осознал, что сидит на кухне Пейдж и ест вместе с ней. Когда она подносила сэндвич ко рту, из-под рукавов показались ее кисти. Гость увидел шрамы, оставшиеся от ее попытки самоубийства, но, к счастью, не заметил следов уколов. – Как тебе? – Просто невероятно. – Сестра произнесла это с набитым ртом. Прошла целая минута. Никто из них не пытался заговорить, но чувствовали они себя более комфортно, чем прежде. Из гостиной доносились звуки джаза. Грант смотрел, как Пейдж откусывает крохотные кусочки. Казалось, от самой попытки проглотить что-то ей делалось больно. – Я подумала, что ты все еще в полиции – это так? – поинтересовалась она.