– Да. Севе нельзя на улицу, но он в окно смотрит. Владимир Николаевич, спасибо вам! Радецкий задрал голову и увидел мальчишечье лицо, прижатое к оконному стеклу. Сева махал ему рукой, и он ответил тем же, а потом показал большой палец и пошел к входу в больницу. Владимир Радецкий не любил понедельники, но бесконечно ценил свою выматывающую, зачастую неблагодарную, трудную, но такую необходимую людям работу. Он делал ее хорошо и знал об этом, не нуждаясь ни в чьем одобрении или признании. Татьяна Устинова Романтика дальних странствий Съемка была назначена на вторник, а понедельник, как известно, день тяжелый. По понедельникам у меня всегда настроение хуже некуда. Опять все сначала, да?.. Вот все это: …Сколько сегодня уроков? Ты что, забыл?! Зачем ты запихал в портфель физкультурную форму? Ах, ты ее просто не выложил с пятницы? Выложи немедленно! Почему ты в этих джинсах? Сними сейчас же, они грязные и с дыркой. Слава богу, еще не ввели обязательную школьную форму, вот бы мы с ней погорели! Нам бы пришлось тогда покупать по паре штапельных штанов в неделю, ибо даже джинсы, изготовленные из смеси каучука и «чертовой кожи», наш сын умудряется порвать в два приема! Танька, где пиджак, в котором я хожу на работу? Он в химчистке. В нем на работу уже нельзя, можно только в огород. Что ты говоришь, там в нагрудном кармане были очень ценные визитные карточки! Ценные карточки на комоде, посмотри. Где?! Я ничего не вижу! Они мне нужны именно сейчас! А не вижу, потому что – где мои очки?! Танька, где мои очки?! И это же только начало! Понедельник – это расписание на неделю: куда я должна ехать и что там, куда приеду, делать. Когда я дохожу до пятницы, уже отчетливо понимаю, что на этой неделе мне точно не выжить, можно и не пытаться. Лучше сразу уйти в монастырь на Белом море и оттуда взирать на мирскую суету со снисходительной мудрой улыбкой человека, которому нет ни до чего дела. …Как вы думаете, меня примут в монастырь? …Мама, дай мне денег на экскурсию в Грановитую палату! Я должен был сдать еще в четверг, но забыл! Таня, я улетаю в командировку в Бухару, я должен был тебе сказать еще в пятницу, но забыл. Собери мои вещи, самолет вечером. Нет, нет, в монастырь, в монастырь!.. Так получилось, что тему программы, на которую должна была прибыть во вторник, за всеми этими понедельничными радостями я профукала. То есть мне звонил редактор и говорил, потом звонил помощник редактора и говорил, потом снова звонил редактор, я слушала, кивала и записывала, а потом оказалось, что записала: «1) деньги на палату; 2) чемодан в Бухару; 3) пиджак из химчистки». Это все не то и отношения к теме съемки не имеет. – Мы будем говорить про любовь, – объявила ведущая, и я немного струхнула. Мне трудно говорить про любовь в таком… «телевизионном» смысле этого слова. В «телевизионном» смысле я ничего о ней не знаю, даже не знаю, как она выглядит. Нет, нет, как раз знаю, но со стороны, как зритель. «Телевизионная» любовь выглядит примерно так. Он – футболист (артист, фигурист, журналист). Она – пастушка. Она адски хороша собой. Он чертовски много зарабатывает. Вместе они – пара месяца, года, недели, нынешнего уик-энда. Вот их домик в Лондоне – показывают домик в Лондоне. Вот их квартира в Майами – показывают квартиру. Вот его лимузин с именем собственным вместо номера. Вот ее татуировка с именем любимого и сердечком или целующимися ангелками. Вот его бывшая жена – показывают бывшую жену, она мрачна. Вот ее бывший бойфренд – его тоже показывают, он циничен. Вот это чучело леопарда он подарил мне на юбилей, как раз исполнялось двадцать пять часов с тех пор, как мы познакомились, и двадцать четыре часа с тех пор, как я осталась у него ночевать. Вот эту бейсболку, декорированную изумрудами и рубинами, она вручила мне, когда я отправлялся в Рио-де-Жанейро, там играл мой любимый футбольный клуб, и все ребята собрались поехать. Бейсболка с изумрудами и рубинами необходима, чтоб не напекло. Из любой точки земного шара в любое время суток он звонит мне, чтобы узнать, как я поспала и скушала ли утром кашу из пророщенных злаков. Он знает, что по утрам я кушаю кашу. А сам он кушает мясо, и мы вообще любим хорошо покушать, хотя я, разумеется, все время на диете, но иногда позволяю себе «отрываться». Показывают рестораны, где они кушают. …Моя бабушка, между прочим, утверждала, что приличней сказать слово «жопа», чем слово «кушать». Я раньше не понимала почему, а теперь понимаю, честно!.. Так вот, про такую любовь – а это был рассказ про любовь, кто не понял, – я знаю только понаслышке, как все, из телевизора. И когда мне предстоит про нее рассказывать оттуда же, я теряюсь. Я понятия не имею, что же мне-то придумать?.. Ничего такого не придумывается. Чучела аллигатора нету. Ушанки с алмазами нету. Лимузина нету!.. Злаки мы тоже не кушаем. Я бубню что-то малопригодное для жизни – например, что он очень интересный мужик, сам по себе интересный, я его знаю тридцать лет, а мне до сих пор интересно просто разговаривать, хотя и злит он меня своими догмами невозможно! Или что он надежен, как африканский слон: будет бежать и тащить воз столько, сколько нужно. Или что с ним весело на велосипеде кататься: он успевает крутить педали и еще что-нибудь мне рассказывать смешное. Но это все не то. Это безумно скучно и воспринимается так, как будто я совсем отсталая и старая старуха. У меня какая-то старая и скучная жизнь и старая, скучная любовь. Нет, я бы подготовилась и сочинила что-нибудь, но съемка была во вторник, а понедельник – день уж больно тяжелый. Ведущая со мной совсем изнемогла. Она приставала и так и эдак, намекала на бриллианты и Майами, на романтику и «Мерседес». – А в отпуск? – спросила она с тоской, когда стало ясно, что дело ни с места и интервью горит синим пламенем. – Куда он в последний раз тебя пригласил? В какую интересную и чудесную поездку? Может быть, вы летали на острова с белым океаническим песком? Или в колониальную роскошь Индии?.. Это же так романтично!.. …Ну а куда ей деваться-то? Ей нужно про колониальную роскошь и романтику, а тут я!.. Как на грех, ответ на вопрос, куда мы летали в последний раз, у меня был! Ура! Я проваливаюсь, конечно, проваливаюсь по всем статьям, но вот последний вопрос в билете случайно знаю! И я бухнула: – В последний раз вместе мы летали в Югорск! Это Северный Урал, прекрасное место. Я еще только договаривала, а уже видела, как вытянулось у ведущей лицо. Нет, нет, незачет! Какой Урал? Какой Югорск?! И я заторопилась: – Он полетел в командировку на неделю, и так получилось, что у меня были два дня свободные. И мы договорились, что я туда к нему прилечу и мы два дня будем там жить в гостинице. – И что? – уныло спросила ведущая. – Как там, в гостинице Югорска?.. Ах, как там было прекрасно, в этой самой гостинице! Там была еще зима, самая настоящая, и снег от крыльца дворник сметал в высоченные сугробы. У него были огромная метла и треух заячьего меха, а сам он был веселый, ему нравилось мести снег метлой. Елки и лиственницы на фоне синего ледяного неба казались нарисованными тушью. Я сходила в тамошний краеведческий музей, покуда муж мой был на работе. Он же полетел работу работать, а я просто так болталась. В музее было страшно интересно: он «интерактивный», нажимаешь кнопку – и крохотный тракторишка поехал, потащил вязанку дров, а в палатке зажегся огонек и запиликала рация. Композиция повествовала об освоении этих трудных северных земель. Музейные тетеньки меня узнали, притащили книжки на подпись, я подписала, и меня отвели в местную столовую, где нам с тетками было вкусно и весело. Вечером мой муж приехал с газовой станции, где он собирал свои установки, и принес мне гостинец – два больших красных помидора. Оказывается, на таких станциях всегда много лишнего тепла, и предприимчивые начальники не обогревают этим теплом земную атмосферу, способствуя таянию полярных шапок, а оборудуют теплицы. В Югорске, в двух шагах от полярного круга, таким образом, круглый год есть в наличии свежие овощи и фрукты. Мы взяли помидоры с собой в ресторан, нам из них сделали салат и подали в миске с синим цветком на дне. И романтика на этом не кончилась!.. У нас был впереди целый вечер! Мы гуляли по крохотному городку, глядели на искусно вырезанные ледяные скульптуры, удивлялись тому, что у них здесь зима в разгаре, смотрели, как тренируются биатлонисты на освещенной трассе, оказывается, весь город Югорск повально увлекается биатлоном!.. А потом вернулись в гостиницу, где было тепло, чисто и сколько угодно горячей воды, и сидели в просторной ванне, и еще валялись, шептались, целовались, и утром нам так не хотелось улетать! Нам хотелось еще немного побыть в Югорске, где все так прекрасно и романтично. – Ну, спасибо большое, это было очень интересно, – сказала ведущая с некоторым легким презрением, и я поняла, что вряд ли меня еще раз пригласят в эту программу. Скорее всего, нет, не пригласят. Вернувшись домой, к списку дел и оставленному утреннему разгрому, я посмотрела в словаре определение слова «романтика». «Романтика – то, что содержит идею и чувства, эмоционально возвышающие человека. Условия жизни, обстановка, содействующие эмоционально-возвышенному мироощущению. Примеры: романтика творческих исканий; романтика трудных путей». Галина Романова Хороший мир Глава 1 Стоя на своем балконе на десятом этаже, она плакала. Ловила чашкой с горячим чаем снежинки и плакала. Никто не видел ее слез, кроме зарождающейся метели, хотя балкон был открыт всем ветрам. Из-за него она и остановила выбор на этой квартире. Он был именно ее балконом: без остекления, боковых стенок, а главное – отсутствовали любопытные соседи. Она не знала, какого архитектора благодарить за это чудо на десятом этаже. В восточной торцевой части имелся только один-единственный балкон – ее. Может, это стало чьим-то просчетом или ошибкой. Возможно, вынос этих плит – идущих вдоль стен ее квартиры буквой «г» – необходим для усиления конструкции. Знать об этом ей не было необходимости. Главное – у нее огромный балкон, почти веранда, под самым небом. Летом она закрывала это небо легким навесом, сконструированным и установленным не без участия хорошего друга. Зимой не вмешивалась. Снег просто сыпал на ее балкон, но тут же таял, поскольку ее хороший друг заморочился с теплыми полами. – Иначе к весне, дорогая моя, тут будет тесно от сугробов. А так, красота! Снег падает и тает, ни тебе неудобств, ни грязи. А в хорошую погоду даже зимой можешь организовать себе отдых с книгой и теплым пледом… Все так и случилось, как он предсказал. Летом она сидела в шезлонге под навесом в окружении кадок с цветами. Их у нее было великое множество. Хороший друг вызвался ухаживать и за ними, раз за собой она ему ухаживать не позволяла. Зимой куталась в меховой плед, пошитый из настоящей овчины, и наблюдала сверху за мерзнувшим городом. Вокруг нее, словно стражи, стояли замотанные в белые чехлы по самые макушки растения в кадках. Карликовые туи, можжевельники, даже груша и лимон присутствовали. Что-то более нежное и все лето цветущее заносилось на зиму в дом. За ними тоже ухаживал ее друг, заезжая два раза в неделю со своими ключами. Поливал, опрыскивал, подкармливал. Такое вот у него было хобби. Он в него вкладывал всю душу. – Дай тебе волю, все загубишь, – ворчал он, когда они случайно пересекались у нее дома. К его цветам, которые он выращивал исключительно для нее, она не совалась. Просто любовалась, вздыхала счастливо и спешила отойти. И к кадкам с забинтованными на зиму деревьями не подходила тоже. Пыталась как-то отряхнуть их от снега, – получила нагоняй и оставила затею помогать ему. И себе помогать не разрешала в нелегком деле стоять на страже Закона. Они работали вместе, но существовали как бы параллельно. Но вот уже полгода, как ее отправили на пенсию. Она была еще совершенно молодой и крепкой, слегка за сорок. А ее отправили на заслуженный отдых. – Второго такого шанса не представится, – сурово сказал ее начальник. – Льготная пенсия, да еще с таким денежным содержанием! Ты получала чуть больше. В общем, у меня разнарядка. Велели представить к этой… почти награде – достойного человека, я тебя и выбрал. После такого подарка судьбы она пару месяцев пребывала в ступоре. Потом жила в странной растерянности от безделья и собственной ненужности. Теперь была бы даже рада, если бы кто-то вмешался в ее жизнь, растревожил, расшевелил. Но… Но не так, как сегодня! Вспомнив об унижении, испытанном час назад, она снова заплакала. Ветер усилился, она завернула за угол, прижалась к стене с подветренной стороны. Здесь снег падал ровно, его не швыряло пригоршнями в лицо. Падал на теплый пол, таял. Падал в кружку с чаем, таял. На ее щеках смешивался со слезами и… – Чего бестолковишься? – ответила она приятелю, трижды позвонившему за пять минут. – Ничего такого я не делаю, – изобразил он обиду. – Просто звоню, чтобы ты… Он подумал над причиной, но не нашлось ее, и закончил со вздохом: – Просто чтобы ты ответила.