— Вы даже не пытались сделать перевод, Форсайт. У вас мозги не хуже, чем у каждого из присутствующих, но вы просто не уделили заданию ни малейшего внимания. — О нет, сэр, — серьезно ответил Сэнди. — Я нашел его слишком сложным. Тейлор побагровел: — Думаете, нахальство сойдет вам с рук? Вы, кажется, ко многому так относитесь, но мы приглядываем за вами. — Благодарю вас, сэр, — холодно ответил Сэнди. Класс снова грянул хохотом, но Гарри почувствовал, что Форсайт зашел слишком далеко. Не стоило провоцировать Тейлора. Учитель подошел к своему столу и взял в руки трость: — Это неприкрытая наглость, Форсайт. Подите сюда! Сэнди сжал губы. Он явно не ожидал такого. Палкой перед всем классом наказывали очень редко. — Не думаю, что это справедливо, сэр, — заметил он. — Я тебе покажу справедливость! Тейлор прошагал к Сэнди и, схватив за шиворот, выволок из-за парты. Сэнди был невысокий, но крепкий парень, и у Гарри мелькнула мысль, что он сейчас даст сдачи. Но нет, Сэнди позволил Тейлору дотащить себя до доски. При этом его глаза горели таким яростным огнем, какого Гарри до сих пор никогда не видел. Сэнди согнулся над столом учителя, а Тейлор охаживал его палкой снова и снова, крепко сжав губы от злости. После урока Гарри пошел в кабинет для занятий. Сэнди стоял там, опираясь на стол. Он был бледен и тяжело дышал. — Как ты? — спросил Гарри. — Нормально. — Повисла недолгая пауза, Сэнди поморщился. — Видишь, Гарри? Видишь, какими методами они нас контролируют? — Не надо было его провоцировать. — Я еще с ним поквитаюсь, — пробормотал Сэнди. — Не делай глупостей. Как ты с ним поквитаешься? — Придумаю. Ученики ели за длинными столами в столовой, классный руководитель занимал место в торце. Однажды вечером через неделю Гарри заметил, что за обедом нет ни Сэнди, ни Тейлора. Сэнди не появился и ночью, а утром урок вел другой учитель. Он объявил, что Александр Форсайт в школу не вернется, его исключили за нападение на мистера Тейлора, который находится в отпуске по болезни. Мальчики засыпали преподавателя вопросами, но тот ответил, что говорить об этом слишком неприятно, и по его лицу пробежал спазм отвращения. Именно в то утро из окна класса Гарри увидел пересекавшего школьный двор епископа Форсайта, сурового и мрачного. — Интересно, что сделал Форсайт? — прошептал стоявший рядом Берни. — Впрочем, мы счастливо отделались от этого негодяя. Теперь встает вопрос, позволят ли мне вернуться в наш кабинет. К ланчу ученики кипели от возбуждения и гадали, что же все-таки произошло. Гарри пропустил еду и пошел в спальню. Сэнди был там — аккуратно складывал в чемодан свою коллекцию окаменелостей. Он с циничной усмешкой глянул на Гарри: — Здорово, Бретт. Слышал, что случилось? — Я слышал, тебя исключили. Что ты сделал? Нам не сказали. Сэнди сел на постель, он улыбался: — Это моя лучшая месть. Вообще, это ты подсказал мне идею с пауками. — Что? — Помнишь тот день, когда мы пошли искать окаменелости и я сказал тебе, что насекомые и пауки такие же древние существа, как динозавры? У Гарри упало сердце. На память пришло, как Тейлор просил его шпионить за Сэнди. Гарри никому об этом не рассказал, но Тейлор с тех пор держался с ним отстраненно. Сэнди улыбался все шире и шире: — Был когда-нибудь на чердаке? Там полно паутины. А где паутина, там и пауки. Я набрал полную жестянку от печенья, выбирал покрупнее, а вчера пришел в кабинет Тейлора, пока тот был в общей комнате. — Сэнди засмеялся. — Я рассадил их всюду — в ящики стола, коробку с сигарами у него на столе, даже в его вонючие старые тапки. Потом я зашел в соседний кабинет — помнишь, он стоит пустой с тех пор, как в Рождество старик Хендерсон ушел на пенсию, — притаился там и ждал. Я знал, что Тейлор явится в четыре часа проверять работы. Мне хотелось услышать, как он завопит. Гарри сжал кулаки. Сэнди воспользовался его информацией, значит отчасти он, Гарри, и сам виноват. — И он кричал? — спросил Гарри. — Нет, все пошло не так, — пожал плечами Сэнди. — Я услышал его шаги в коридоре и запер дверь, но не доносилось ни звука, стояла тишина. Я думал: «Ну же, давай, ублюдок, ты наверняка их нашел». Потом открылась дверь, раздались шаги, будто идет кто-то пьяный, и глухой стук. Дальше послышался смешной такой звук, как кошка замяукала. Он становился громче и превратился в какой-то дикий визг, другие учителя повылезали из своих кабинетов. Джевонс спросил: «В чем дело?» — голос Тейлора ответил: «Они в моей комнате, их там полно». Тогда Уильямс вошел и крикнул, что там уйма пауков. — Черт, Сэнди, зачем ты это сделал? Форсайт спокойно встретился с ним взглядом: — Чтобы отомстить, конечно. Я же сказал, что поквитаюсь с ним. Ну, как бы то ни было, потом я услышал голос Тейлора. Он сказал, что его стошнило, лицо у него было белое, и рвота на халате. Тогда Уильямс схватил меня и говорит: «Так это ты, маленькая скотина!» — Сэнди закрыл чемодан и встал. — Директор пояснил потом, что Тейлор был на войне и это оставило свой отпечаток. Он будто бы видел пауков на каком-то трупе или что-то в этом роде. Откуда мне было знать? — Он снова пожал плечами. — В любом случае тут все, я отправляюсь домой. Отец пытался их уговорить, но ничего не вышло. Брось, Гарри, у тебя нет повода сердиться. Я не проболтался, что это ты сказал мне про пауков. Отказался объяснять, откуда узнал. — Не в том дело. Просто так поступать не годится, и в этом есть моя вина. — Я не знал, что он сбрендит. В общем, его отправили в какой-то санаторий, а меня исключили. Такова жизнь. Что-нибудь в этом роде должно было случиться рано или поздно. Я в этом не сомневался. Он как-то странно посмотрел на Гарри. Тот заметил, что на глазах у Сэнди блеснули слезы. — Это моя судьба, понимаешь, моя судьба — быть плохим парнем. Я не мог ее избежать, даже если бы попытался. Гарри вздрогнул и резко поднял голову. Он уснул, сидя на диване. Ему снилось, что его заперли в кабинете, на улице бушевала гроза, а Сэнди, Берни и толпа других мальчишек барабанили по стеклу и просили впустить их внутрь. Он поежился, было холодно и уже почти темно. Встав, Гарри подошел к окну задернуть шторы. Дома и улицы были так тихи и пустынны, что ему стало не по себе. Он посмотрел на безлюдную площадь — там в слабом свете уличного фонаря смутно виднелась однорукая статуя. Ни малейшего движения, даже кошка не пробежит. Гарри понял, что не видел здесь ни одной кошки, — вероятно, как и голубей, их всех съели. Шпика тоже не было, — наверное, на ночь ему позволяли уходить домой. «А знают ли в Руквуде, что случилось с Берни?» — вдруг подумал он. Если знают, то, вероятно, не удивились и не испытали сожаления. А судьбу Сэнди или то, что двигало им, Гарри, и привело сюда? С завтрашнего дня он в конце концов начнет шпионить за своим школьным приятелем. Ему вспомнилось, как Джебб говорил, что имя Сэнди назвал им именно мистер Тейлор, и Гарри мрачно улыбнулся иронии этой ситуации. Как же затейливо вертятся колесики судьбы, — вероятно, есть какой-то смысл в этих россказнях о ее неисповедимых путях. Глава 8 В тот же день, ближе к вечеру, Барбара пошла прогуляться. На душе у нее после встречи с Луисом было неспокойно. Погода стояла ясная, дождь закончился, но повеяло прохладой, и впервые с весны она надела пальто. Барбара пошла к парку Ретиро. По окончании Гражданской войны его реконструировали, посадили новые деревья взамен срубленных на дрова во время осады, и парк снова превратился в излюбленное место встреч респектабельных мадридских дам. Дни становились холоднее, так что теперь только самые стойкие или одинокие женщины собирались на скамейках, чтобы посплетничать. Барбара узнала жену одного из приятелей Сэнди и кивнула ей, но прошла к зверинцу в дальней части парка. Ей хотелось побыть одной. Зоосад был почти пуст. Она села около вольера морских львов, закурила и стала следить за животными. Говорили, что звери ужасно страдали во время осады, многие умерли от голода, но сейчас тут уже появился новый слон, подаренный самим генералиссимусом. Сэнди был ревностным поклонником корриды, но, сколько бы ни доказывал Барбаре, что для участия в бое быков необходимы ловкость и отвага, она эту забаву на дух не переносила: крупных, сильных животных мучают и убивают; лошади с прободенными боками бьют копытами по песку и околевают. Барбара дважды бывала на корриде, после чего отказалась ходить. Сэнди смеялся над ней и советовал не упоминать об этом в присутствии его испанских друзей. Они, мол, посчитают ее худшей из всех английских сентименталистов. Барбара сжала ручку своей сумочки из крокодиловой кожи. В последнее время она все чаще мысленно осуждала Сэнди. Это было нечестно. Он оказался в опасности из-за ее обмана; если станет известно, чем она занимается, его карьера может рухнуть. Она колебалась между чувством вины и злостью на тайную жизнь, которую ей теперь приходилось вести, на то, как Сэнди вечно хотел всем управлять. На следующий день после встречи с Луисом Барбара пошла в контору «Дейли экспресс» и спросила Маркби. Ей сказали, что он уехал на север делать репортаж о переходе немецких войск через границу со стороны Франции и как они скупают все подряд. Вероятно, придется выяснять подноготную Луиса самостоятельно. Почему он сказал, что провел в Куэнке две зимы? Просто обманывал ее и самого Маркби ради денег? Во время разговора Луис нервничал, ему явно было не по себе, однако проявил твердость в отношении необходимой ему суммы. Появилась женщина в меховом пальто, рядом с ней шагал мальчик лет восьми в форме маленького flecha[27], младшего подразделения юношеской Фаланги. Он увидел морских львов, оставил мать и кинулся к вольеру, целясь в животных из своей деревянной винтовки. «Бах! Бах! — кричал мальчик. — Умрите, красные, умрите!» Барбару передернуло. Сэнди говорил, юношеская Фаланга — это испанские бойскауты, но иногда она сомневалась. Заметив Барбару, мальчик подбежал к ней и вскинул руку в фашистском приветствии: — Доброе утро, сеньора! ¡Viva Franco! Чем я могу вам помочь? — Ничем, у меня все в порядке, спасибо, — устало улыбнулась Барбара. Подошла мать ребенка, взяла его за руку: — Пойдем, Манолито, слон там. — Она покачала головой, глядя на Барбару. — Дети такие надоедливые. Барбара нерешительно улыбнулась ее словам. — Но они для нас дар Божий, — заключила женщина. — Пошли, мама, слоны, слоны! Глядя им вслед, Барбара думала, что Сэнди не хочет детей, ей уже тридцать, и, вероятно, матерью она так и не станет. Когда-то она страстно желала родить ребенка от Берни. Ее мысли вернулись к той их осени в красном Мадриде. Всего четыре года назад, но это была словно другая эпоха. В тот первый вечер в баре Берни показался ей необыкновенным, экзотическим созданием. И дело было не только в его красоте: несоответствие между произношением выпускника частной школы и неряшливой одеждой лишь усиливало ощущение нереальности.