— Поеду домой к своим обычным делам, — улыбнулся Гарри. — Вполне неплохо. Вы счастливы? — Скорее, доволен. Возможно, на большее нам вообще не стоит рассчитывать. — Я всегда хотела большего. На мгновение глаза Барбары затуманились. — О боже, я же должна собраться, чтобы ехать в Бургос! — Она улыбнулась. — Вы будете мне писать? — Конечно. — Рассказывайте мне про Кембридж, пока я сижу тут, по горло зарывшись в бумаги. На губах Барбары снова промелькнула слабая печальная улыбка. Глава 17 Дом генерала Маэстре, особняк XVIII века, находился в северном пригороде Мадрида. Хозяин прислал машину за Гарри и Толхерстом — большой американский «линкольн». Они промчались по темному пустому проспекту Кастельяна, с которого успели убрать нацистские флаги. Гиммлер уехал, но накануне газеты выдали сенсацию похлеще: Гитлер и Франко встретились в городке Андай, на границе Франции, и беседовали шесть часов. Пресса предрекала Испании скорое вступление в войну. — На самом деле, по словам Сэма, встреча прошла прескверно, — сказал днем Хиллгарт Гарри и Толхерсту. Он позвал их в кабинет последнего. Одетый в обычный костюм, Хиллгарт выглядел усталым. Он сидел закинув ногу на ногу и все время подергивал той, что лежала сверху. — У него есть источник в свите Франко. Он сообщил, что Франко обещал Гитлеру вступить в войну, если тот гарантирует увеличить объемы поставок. Франко знает, что мы ничего не пропустим через блокаду. Будем надеяться, так и есть. Он взял со стола Толхерста экземпляр газеты «А-бе-се». На первой полосе был изображен генералиссимус: он свешивался из окна королевского поезда, приветствуя Гитлера, — на лице широкая улыбка, глаза сияют. — Франко без ума от Гитлера, хочет стать частью Нового порядка. — Хиллгарт покачал головой и внимательно посмотрел на своих собеседников. — Вы оба сегодня будете на приеме? Попытайтесь узнать у Маэстре, как идут дела у нового министра торговли. Позавчера Карселлер выступил с профашистской речью. Маэстре, вероятно, недолго осталось ходить в его заместителях. Тогда мы потеряем друга. — Вы видели отчет нашего человека в Жироне, сэр? — спросил Толхерст. — Поезда с продовольствием идут к французской границе с надписями на бортах: «Для наших германских союзников». Хиллгарт кивнул, поерзал на стуле и перестал покачивать ногой: — Пора двигаться дальше с Форсайтом, Бретт. Узнайте больше об этом чертовом золоте. И что с женщиной, с Клэр, как она вписана в эту историю? — Вряд ли Барбаре что-то известно. Хиллгарт пристально взглянул на Гарри. — Вот и выясните, — отрывисто сказал он. — Вы с ней знакомы. — Не слишком близко. Но в понедельник мы вместе обедаем. Вчера Гарри звонил Барбаре, она приняла его приглашение, хотя и без особой радости. Гарри испытывал чувство вины, и в то же время ему было любопытно разузнать о ее отношениях с Сэнди. «Положение шпиона усиливает желание совать нос в чужие дела», — подумал Гарри. — Полагаю, — сказал он вслух, — мне лучше держаться слов Сэнди о возможностях заработать. Это поможет составить представление о том, чем он занимается. — Когда вы снова с ним увидитесь? — Думаю, договорюсь о чем-нибудь во время встречи с Барбарой. Нога Хиллгарта снова задергалась. — Дело не ждет. Вам следовало договориться о чем-нибудь, когда вы приглашали эту женщину пообедать. — Мы не хотим выдать себя спешкой, — вмешался Толхерст. Хиллгарт нетерпеливо отмахнулся: — Нам нужна информация. — Он резко встал. — Мне пора. Решите вопрос. — Да, сэр. — Капитан обеспокоен, — заметил Толхерст, когда дверь закрылась. — Лучше устройте новую встречу с Форсайтом поскорее. — Хорошо. Но Сэнди умен. — Мы должны быть умнее. Прием был выдержан в мавританском стиле. По бокам от входа в дом стояли двое охранников-марокканцев в тюрбанах и длинных желтых накидках, с копьями в руках. Проходя мимо, Гарри взглянул на их бесстрастные смуглые лица и вспомнил, что во время Гражданской войны марокканцы пользовались репутацией жестоких дикарей. Просторный холл при входе был украшен мавританскими коврами. Гости уже собирались — мужчины в смокингах, многие женщины в широких андалузских юбках. Перегородку, отделявшую холл от салона, раздвинули, в результате получился просторный зал. Он был полон людей. Слуга-испанец, в феске и кафтане, спросил их имена и подозвал официанта, чтобы тот принес напитки. — Знаете кого-нибудь? — спросил Гарри. — Пару человек. Смотрите, вон там Гоуч. В углу зала стоял старый специалист по протоколу и вел, видимо, очень серьезный разговор со священником в красном облачении. — Он католик, знаете, любит монсеньоров, — пояснил Толхерст. — Посмотрите на официантов в их костюмах, — улыбнулся Гарри. — Вот ребята хоть куда. Толхерст склонился к его уху: — К слову, о марокканцах, взгляните туда. Гарри проследил за его взглядом. Посреди зала стоял Маэстре с двумя людьми, тоже в форме: один лейтенант, другой, как и сам Маэстре, генерал. Этот человек выделялся на фоне остальных гостей. Пожилой, худощавый, седовласый, он говорил оживленно и грозил облить своих собеседников напитком, который держал в руке. Рукав, предназначенный для второй руки, свободно болтался. На изуродованном шрамами лице сверкал один глаз, черная повязка закрывала пустую глазницу второго. Старик смеялся, широко разевая почти беззубый рот. — Мильян Астрай, — сказал Толхерст. — Его ни с кем не спутаешь. Основатель Испанского иностранного легиона. Держится профашистских взглядов и совершенно безумен, но старые вояки любят своего бывшего командира. Франко служил под его началом, и Маэстре тоже. Главный над «женихами смерти». — Над кем? — Так называют этот легион. На их фоне Французский легион — учителя воскресной школы. — Толхерст склонился ближе и понизил голос: — Капитан рассказывал мне одну историю про Маэстре. Какие-то монахини во время восстания племен поехали в Марокко. Маэстре и несколько его людей встретили их в порту Мелильи и подарили им огромную корзину роз — с двумя головами лидеров повстанцев посередине. — Похоже на небылицу. Гарри снова взглянул на Маэстре. Жесты Мильяна Астрая стали еще более размашистыми, Маэстре выглядел немного напряженным, но тем не менее вежливо склонял голову и слушал старика. — Маэстре сам рассказывал Хиллгарту. Монахини, очевидно, и глазом не моргнули. А у легиона к таким вещам особое отношение. У них было в обычае ходить парадом с наколотыми на штыки головами. — Толхерст покачал своей, будто не мог в такое поверить. — А теперь половина правительства — бывшие легионеры. Это то, что объединяет монархистов с фалангистами. Общее прошлое. Мильян Астрай поставил свой бокал и теперь сжимал плечо приятеля Маэстре, оживленно что-то рассказывая. Даже на этой руке, заметил Гарри, у него не хватало пальцев. Маэстре поймал его взгляд и тихо сказал что-то Мильяну Астраю. Старик кивнул, и генерал с лейтенантом подошли к Гарри и Толхерсту. По пути Маэстре шепнул что-то пухлой женщине в широкой андалузской юбке и длинных белых перчатках; она пошла следом за мужчинами. Маэстре с приветливой улыбкой протянул Гарри руку: — Ах, сеньор Бретт. Я счастлив, что вы пришли. А вы, должно быть, сеньор Толхерст. — Да, сэр. Спасибо за приглашение. — Всегда рад принимать друзей из посольства. Мне нужно было вас встретить, но я вспоминал старые добрые времена в Марокко. Моя жена Элена. — (Гарри и Толхерст поклонились.) — А это моя правая рука в те дни, лейтенант Альфонсо Гомес. Мужчина подал новым знакомым руки и чопорно поклонился. Он был невысок и коренаст, имел строгое лицо цвета красного дерева и внимательные глаза. — Вы англичане? — спросил он. — Да, из посольства. — Мне говорили, вы учились в Итоне, сеньор Толхерст? — улыбнулась сеньора Маэстре. — Прекрасное место. — Генерал одобрительно кивнул. — Это там выращивают английских джентльменов? — Надеюсь, что так, сэр. — А вы, сеньор Бретт? — спросила женщина. — Я учился в другой частной школе, сеньора. В Руквуде. Гарри заметил, что Гомес оценивает его взглядом.