— Простите меня, — сказал Гарри, — я, пожалуй, поищу Саймона. Он отошел, надул щеки и с облегчением выпустил воздух. Милагрос была милым ребенком. Но всего лишь ребенком. Он взял бокал у проходившего мимо официанта. Только бы не набраться, нужно за собой следить. Гарри подумал о Софии, мысли о ней приходили к нему уже несколько раз со вчерашнего дня. Она казалась полной жизни, энергии. Он ничего не сказал Хиллгарту о слежке. Свое обещание он сдержит. Толхерст стоял посреди зала и разговаривал с Гоучем, который с легким отвращением смотрел на него сквозь монокль. Бедняга Толли! Будучи человеком крупным, он мог бы производить впечатление, но всегда в нем ощущалась какая-то квелая понурость. Гоуч оживился, когда Гарри присоединился к ним: — Добрый вечер, Бретт. Скажу вам, вы лучше будьте начеку. Генерал и его супруга подыскивают хорошую партию для Милагрос. Брат генерала шепнул мне. Монсеньор Маэстре. Он кивнул в ту сторону, где священник разговаривал с двумя пожилыми дамами. В худом лице и во властности манер одной из них Гарри заметил сходство с Маэстре. — Вы знакомы с ним, сэр? — спросил он. — Да, это ученый человек. Специалист по литургии Испанской церкви времен Реконкисты. Гоуч с улыбкой поклонился, когда монсеньор, услышав свое имя, подошел к ним. — Ах, Джордж, я собирал пожертвования, — сказал он по-испански и взглянул на Гарри и Толхерста быстрыми живыми глазами, очень похожими на глаза брата. — Отлично, отлично. — Гоуч представил всех друг другу. — Монсеньор возглавляет движение за восстановление сожженных церквей в Мадриде. Ватикан оказал серьезную помощь, но задача стоит огромная, нужно много денег. Монсеньор Маэстре скорбно покачал головой: — Это верно. Но мы постепенно набираем сумму. Хотя ничто не заменит наших мучеников, наших убитых священников и монахинь. — Он повернулся к Гарри и Толхерсту. — Я помню, что в самое мрачное время нашей войны некоторые английские церкви присылали нам свою церковную утварь, чтобы возместить утраченное. Это было большим утешением, и мы чувствовали, что нас не забыли. — Я рад, — сказал Гарри. — Вероятно, время было тяжелое. — Вы не знаете, сеньор, что они с нами вытворяли. Конечно не знаете. Мы хотим отстроить заново церкви в Ла-Латине и в Карабанчеле. — Священник серьезно взглянул на Гарри. — Людям нужен маяк, что-нибудь, к чему они станут прокладывать путь. — Недалеко от места, где я живу, есть сожженная церковь, на окраине Ла-Латины, — сказал Гарри. На лице монсеньора Маэстре отразилось внутреннее ожесточение. — Да, и людям, которые это сделали, нужно показать, что им лучше не покушаться на авторитет Церкви Христовой. Что мы вернулись и стали сильнее, чем прежде. — Именно, — кивнул Гоуч. Раздался взрыв хохота, монсеньор Маэстре нахмурился: — Жаль, что мой брат пригласил Мильяна Астрая. Он такой некультурный. И к тому же фалангист. Они все противники религии. — Священник приподнял брови. — Они были нужны нам во время войны, но теперь… Слава Богу, генералиссимус — истинный христианин. — Некоторые фалангисты готовы молиться на него, — тихо произнес Гоуч. — Он их бог. Гарри перевел взгляд с одного собеседника на другого. Оба они говорили весьма откровенно. Но тут все были монархисты, за исключением Мильяна Астрая. Изувеченный генерал теперь разглагольствовал перед группой курсантов, и те, казалось, внимали каждому его слову. Монсеньор взял Гоуча за руку: — Джордж, пойдемте со мной, я хочу познакомить вас с секретарем епископа. Кивнув Гарри и Толхерсту, он увел Гоуча, красные полы одеяния развевались у его ног. — Я думал, он никогда не умолкнет, — сказал Толхерст, отхлебнув вина. — Как у тебя прошло с сеньоритой? — Хочет, чтобы я сходил с ней в Прадо. Гарри посмотрел на Милагрос, которая снова болтала с подругами. Она поймала его взгляд и робко улыбнулась. Он почувствовал себя виноватым, его внезапный уход, наверное, выглядел неучтиво. — Котятки. — Толхерст протер очки о рукав. — Полагаю, я сглупил, когда решил посмеяться над их именами. Не знаю, мне вообще не удается поладить с девушками. Он уже нетвердо стоял на ногах и был в довольно сильном подпитии. — Понимаешь, я долго жил на Кубе и привык там к проституткам. — Он засмеялся. — Мне нравятся проститутки, но я уже забыл, как разговаривать с приличными девушками. — Толхерст покосился на Гарри и спросил: — Значит, сеньорита Маэстре не в твоем вкусе? — Нет. — Да уж, не Вера Линн. — Она молода. Бедная девочка, ее страшит будущее. — Как и всех нас. Слушай, есть один парень в отделе прессы, он знает маленький бордель рядом с оперой… Гарри ткнул его локтем, чтобы замолчал. К ним снова с широкой улыбкой подходил Маэстре. — Сеньор Бретт, надеюсь, Милагрос вас не бросила. — Нет-нет. Вы можете гордиться ею, генерал. Маэстре взглянул туда, где стояли увлеченные беседой с кадетами девушки, и снисходительно покачал головой: — Боюсь, им не устоять перед юными офицерами. Молодые живут одним днем. Простите их. «Вероятно, он решил, что Милагрос предпочла мне другого», — подумал Гарри. Маэстре взял бокал, провел пальцем по своим усикам и посмотрел на собеседников: — Джентльмены, вы оба знаете капитана Хиллгарта. Мы с ним добрые друзья. — Да, сэр. — Толхерст мигом насторожился. — Передайте ему, что в правительстве растет раздражение по поводу Негрина[46]. Со стороны Англии была не лучшей идея предоставить убежище премьер-министру республиканцев. Шумиха в британском парламенте вызывает досаду у наших друзей. — Он покачал головой. — Вы, англичане, склонны пригревать змей у себя на груди. — Это сложная ситуация, сэр, — серьезно ответил Толхерст. — Я не знаю, как палата общин узнала, что сэр Сэмюэль рекомендовал попросить Негрина с должности, но это страшно разозлило лейбористов. — Неужели вы не контролируете свой парламент? — Вообще-то, нет, — сказал Толхерст, немного помолчал и добавил извиняющимся тоном: — Так работает демократия. Маэстре развел руками и улыбнулся, удивленно округлив глаза. — Но Англия не загнивающая республика, какой была Франция, — заметил он. — У вас есть монархия и аристократия, вы понимаете принципы власти. — Я передам капитану Хиллгарту. Кстати, сэр, — тихо проговорил Толхерст, — капитан интересовался, как идут дела у нового министра. — Скажите ему, тут не о чем беспокоиться, — кивнув, едва слышно ответил Маэстре. Появилась сеньора Маэстре, похлопала мужа веером по руке: — Сантьяго, ты опять говоришь о политике? Это бал в честь нашей дочери. — Она покачала головой. — Вы должны извинить его. — Ты права, моя дорогая, конечно, — улыбнулся Маэстре. Элена широко улыбнулась Гарри и Толхерсту: — Говорят, Хуан Марч в Мадриде. Если он вернулся насовсем, то обязан устроить какое-нибудь развлечение. — Я слышал, планируется лишь краткий визит, — отозвался Маэстре. Гарри взглянул на него. Опять Хуан Марч. Имя, которое Хиллгарт велел ему забыть вместе с рыцарями Святого Георгия. Сеньора Маэстре лучилась гостеприимством: — Он самый успешный бизнесмен в Испании. Разумеется, ему пришлось уехать во времена Республики. Будет хорошо, если теперь останется. Вы не можете себе представить, какой серой была жизнь в зоне националистов во время войны. Конечно, иначе и быть не могло. А потом, когда мы вернулись… — Тень промелькнула на ее лице. — Этот дом был полуразрушен, — подхватил Маэстре. — Хорошую мебель пустили на дрова. Все сломали или повредили. Семьи, которых Республика здесь поселила, не умели даже пользоваться туалетом, но хуже всего обошлись с нашими фамильными вещами — фотографии продали на рынке Растро вместе с серебряными рамками. Вы должны понимать, отчего людей возмущает, что Негрину дали убежище в Лондоне. — Маэстре снова посмотрел на дочь, и на мгновение его лицо исполнилось нежности. — Милагрос — чувствительное дитя, ей тяжело это далось. Она несчастна. Боюсь, она слишком нежный цветок для нынешней Испании. Иногда я даже думаю, что ей будет лучше где-нибудь за границей. — Он положил руку на плечо жены. — Не пора ли объявить танцы, дорогая? Я приглашу оркестрантов. — Генерал улыбнулся Гарри. — Для Милагрос только самое лучшее, — пояснил он. — Я скажу ей, что один танец за вами. Извините меня. Он увел свою жену. — Черт! — ругнулся Толхерст. — Танцор из меня никудышный. — Этот Хуан Марч, — произнес Гарри нейтральным тоном. — Он тут важный человек? — Еще бы! У него миллионы. Первостатейный мошенник, начинал с контрабанды. Сейчас живет в Швейцарии, вывел все свои деньги перед началом Гражданской войны. Ярый монархист. Вероятно, явился улаживать какие-нибудь свои делишки. Ужас, сколько потерял Маэстре! Все семьи высшего и среднего класса жутко пострадали. Одно радует в этом режиме: по крайней мере, он защищает людей… ну… вы понимаете, нашего класса. Толхерст говорил легко, но Гарри по его лицу видел, что он насторожился, а потому решил сменить тему. — Да, полагаю, так. Людей нашего класса, — согласился он. — Знаете, я тут подумал, выходит забавно: по-моему, тот факт, что мы оба учились в Руквуде, теперь больше значит для Сэнди, чем для меня. Он все еще испытывает по этому поводу какие-то чувства, пусть даже только ненависть.