– Спасибо, мой хороший, – кивнула мама. Передала ему мешалку, вытерла руки о передник и вышла из кухни, оставив нас наедине. Повисла тишина. – Элизабет… – нерешительно начал Ганс. Начинить, закрутить, отрезать. Начинить, закрутить, отрезать. – Лизель. На долю секунды мои руки замерли, потом возобновили работу. – Да, Ганс? – Я… – Он кашлянул. – Я надеялся застать тебя одну. Вот как? Наши взгляды встретились, и я посмотрела на Ганса без всякого стеснения, открыто и смело. Раньше он казался мне куда более красивым, поняла я. Подбородок не такой уж и решительный, глаза посажены чересчур близко, рот – маленький, губы тонковаты. И все же Гансу не откажешь в привлекательности, и я первая готова это подтвердить. – Меня? – Я произнесла это чуть хрипло, но твердо. – Зачем? Его темные глаза скользнули по моему лицу, брови неуверенно нахмурились. – Лизель… Элизабет. Я хочу прояснить наши отношения. – Между нами что-то неясно? – Нет. – Ганс уставился на бурлящую воду в чане, затем отложил в сторону мешалку и шагнул ко мне. – Нет. Я… Я по тебе соскучился. Внезапно мне стало трудно дышать. Слишком уж близко стоял Ганс, слишком уж его было много. – Когда-то мы были хорошими друзьями, верно? – спросил он. – Верно. Из-за этой невыносимой близости я ничего не соображала. Губы Ганса шевелились, складывая слова, но я их не слышала, только чувствовала щекочущее тепло его дыхания. Я стояла недвижно, усилием воли сдерживая желание броситься ему на грудь; зная, что должна отстраниться. – Лизель… – Ганс схватил меня за руку. Я вздрогнула. Вид его пальцев, сомкнутых вокруг моего запястья, привел меня в изумление. Как долго я мечтала прикоснуться к нему, ощутить, как эти самые пальцы переплетутся с моими! И вот Ганс сам дотронулся до меня, а я чувствовала себя, как во сне, точно смотрела на чужие пальцы и чужое запястье. Он – не мой. Он не может быть моим. Или… может? – Катарина ушла. На кухню приковыляла Констанца. Мы с Гансом отскочили в стороны, однако моих пылающих щек бабушка не заметила. – Катарина ушла, – повторила она. – Ушла? – Я предприняла отчаянную попытку собраться с мыслями и спрятать неприкрытое желание. – Что значит – ушла? Куда? – Просто ушла. – Констанца причмокнула, трогая языком шатающийся зуб. – Я послала за ней Йозефа. Констанца пожала плечами. – В гостинице ее нет, да и твоя красная накидка исчезла. – Хотите, я ее найду? – предложил Ганс. – Нет, лучше я сама, – перебила я. Мне требовалось привести в порядок разум и тело, убраться подальше от Ганса и обрести душевный покой где-нибудь в лесу. Констанца вонзила в меня взгляд темных глаз и тихо спросила: – Так кого же ты выбрала, девонька? Обеими руками она опиралась на трость и сгорбленной спиной напоминала хищную птицу. Концы черной шали свисали с плеч, будто вороньи крылья. Перед моими глазами вновь встали губы и подбородок сестры, по которым алыми ручейками стекал сок колдовского плода. Имей в виду, присмотр нужен не только Йозефу. В глазах у меня потемнело. – Поспеши, – проскрипела Констанца. – Чует мое сердце, она ушла за Королем гоблинов. Я выбежала из кухни в главный зал, на ходу вытирая руки о передник. Схватила с вешалки шаль, накинула на плечи и отправилась искать сестру. * * * Углубляться в лес я не стала, решив, что Кете находится где-нибудь рядом с домом. В отличие от меня и Йозефа, ее никогда особо не тянуло к деревьям, камням и говорливым лесным ручьям. Кете не любила грязи и сырости, предпочитала сидеть дома, в тепле и уюте, где можно сладко бездельничать и без конца вертеться перед зеркалом. На этот раз я не нашла сестру ни в одном из мест, где она обычно пряталась. Как правило, Кете не уходила дальше конюшни (лошадей мы не держали, однако некоторые постояльцы приезжали верхом) или дровяного сарая, за которым посевная трава, окружавшая гостиницу, заканчивалась и подступал лес. В воздухе мне чудился слабый, неуловимый аромат спелых персиков. В ушах звенели слова Констанцы: Она ушла за Королем гоблинов. Плотнее запахнув шаль, я торопливо двинулась по тропинке, ведущей в лес. Далеко за дровяным сараем и ручьем, что бежал позади гостиницы, в самом сердце леса кружком стояла купа ольх – их мы и называли Рощей гоблинов. Деревья росли близко друг к другу, и их ветви напоминали чудовищные конечности – частью переплетенные, частью навек застывшие в танце. Констанца любила рассказывать, что эти ольхи некогда были людьми – молодыми озорницами, которые прогневали Лесного царя. В детстве мы часто проводили здесь время, я и Йозеф, – играли, пели и танцевали, развлекая Владыку Зла. Король гоблинов был призрачным силуэтом, вокруг которого я создавала свою музыку, а роща служила местом, где оживали тени. Впереди мелькнула красная ткань. Кете. В моей накидке, да еще и направляется в Рощу гоблинов! К страху и тревоге внезапно примешалась мелкая, бессмысленная злоба. Роща гоблинов – мой укромный уголок, мое убежище и святилище. Почему сестра постоянно у меня все отбирает? У Кете есть такая способность – превращать необычное в заурядное. В отличие от меня и брата, паривших в эфире магии и музыки, Кете жила в обыденном и прозаичном земном мире. В отличие от нас, не обладала верой. Туманная дымка, вихрившаяся по краю моего зрения, искажала расстояние до предметов, делала далекое близким, а близкое – далеким. Роща гоблинов находилась всего в нескольких минутах ходьбы от гостиницы, однако время подшучивало надо мной, отчего казалось, что я шагаю уже целую вечность и в то же время нахожусь в одной точке. Я вдруг вспомнила, что время, как и память, – просто еще одна забава Короля гоблинов, игрушка, которую он гнет и растягивает, как ему вздумается. «Кете!» – позвала я, но сестра меня не слышала. Ребенком я притворялась, будто вижу его, Эрлькёнига, загадочного подземного правителя. Никто не знал, как он выглядит, какова его истинная сущность, а я вот знала. Он представал мальчиком, юношей, мужчиной – тем, кем я хотела. Веселый, серьезный, занятный, дерзкий – он был разным, но при этом неизменно оставался моим другом. Разумеется, это была лишь греза, фантазия, но ведь фантазия – тоже разновидность веры. Впрочем, все это – выдумки маленькой девочки, заявляла Констанца. Король гоблинов – совсем не такой, каким я его рисовала. Он – Владыка Зла, сумасбродный, меланхоличный, обольстительный, прекрасный, а главное – опасный. Опасный? – переспрашивала маленькая Лизель. – Как что? Как студеный зимний ветер, промораживающий изнутри, а не как острый клинок, что перерезает глотку снаружи. Однако мне не стоило бояться, ибо перед чарами Короля гоблинов уязвимы были только красавицы. Они – его слабость, и это взаимно. Их влечет к нему – чувственному, взбалмошному, дикому, но желать его – все равно что льнуть к огню свечи или туману. Не будучи красавицей, я никогда особенно не прислушивалась к предостережениям Констанцы насчет Короля гоблинов. И Кете – тоже, для этого ей просто не хватало воображения. А теперь я боялась за нас обеих. «Кете!» – крикнула я еще раз. Подхватив юбки, припустила бегом, но, как быстро ни бежала, расстояние между нами не сокращалось. Кете продолжала идти ровным шагом, а я все не могла ее догнать. Она оставалась так же далеко, как в самом начале. Войдя в Рощу гоблинов, сестра остановилась. Оглянулась – через плечо посмотрела прямо на меня, но меня так и не увидела. Ее взгляд скользил по лесу, она высматривала что-то конкретное. Что-то или кого-то. А уже через миг Кете оказалась не одна. В роще, подле моей сестры, так, словно всегда был рядом, стоял высокий элегантный незнакомец с рынка. На нем был плащ, капюшон скрывал его лицо, но Кете смотрела на этого человека с обожанием. Я оцепенела. На устах сестры играла странная улыбка, которой я никогда раньше не видела – жалкая, слабая улыбка калеки, встречающего новый день. Губы Кете выглядели искусанными, кожа – бледной и тусклой. Я испытала дикое чувство, будто меня предали – Кете или высокий незнакомец, я и сама не понимала. Пускай я его не знала, но он-то меня знал! Незнакомец стал очередной вещью, которую Кете у меня отобрала. Украла. Разве не так? Я уже собралась вломиться в Рощу гоблинов, схватить сестру за руку и силой отвести домой, как вдруг незнакомец откинул капюшон. Я ахнула. Сказать, что он был красив, было бы все равно что назвать Моцарта «просто музыкантом». Красота незнакомца одновременно завораживала и несла в себе смерть, подобно ледяному шторму. Он не был пригож собой, как, например, Ганс; его черты были чересчур вытянутыми, заостренными, нездешними. Удивительная, почти девичья привлекательность сочеталась в нем с не менее, если не более, притягательной уродливостью. Теперь я поняла, что имела в виду Констанца, когда сравнивала желание бедных, обреченных дев завладеть им с попыткой удержать в руках пламя свечи или туман. И все же сильнее всего меня поразила не причудливая и жестокая красота незнакомца, а то, что мне знакомо это лицо, эти волосы, этот взор. Знакомо так же хорошо, как моя собственная музыка. Это был Король гоблинов. Осознание сего факта удивило меня не больше, чем, скажем, встреча с деревенским пекарем. Король гоблинов всегда был моим соседом, фигурой, прочно обосновавшейся в моей жизни, столь же постоянной, как церковная колокольня, торговец тканями и бедность, упорно преследовавшая нашу семью. Пока я росла, он всегда находился там, за окошком, как Ганс, молочница или женщины с деревенской площади, что глядят на всех, недовольно поджав губы. Разумеется, я его узнала. Разве не приходил он ко мне каждую ночь в детских грезах? Однако не было ли все это лишь… фантазией? Да, это был Король гоблинов, и в объятьях он держал мою сестру. Это моя сестра приподняла голову, ища его губы, а он склонился к ней, дабы принять поцелуи, точно священные дары на жертвенном алтаре. Это Король гоблинов провел длинными изящными пальцами по шее сестры, ее плечам и спине. Это она сейчас смеялась звонким, мелодичным смехом, и это Король гоблинов улыбался ей в ответ и в то же время смотрел на меня, смотрел неотступно. Я с упоением взирала на обоих; она зачарованно глядела на него. Зачарованно. Слово подействовало на меня, как ведро холодной воды. Вздрогнув, я вышла из оцепенения. Это же Король гоблинов, похититель юных дев, карающий меч, Владыка Зла и повелитель Подземного мира. Но не он ли – друг моего детства, наперсник юности? Я заколебалась, раздираемая желаниями. Тряхнула головой; поняла: нужно спасти сестру, разрушить колдовские чары. «Кете!» – закричала я. Звук эхом прокатился над деревьями, и к нему присоединилась целая какофония воплей всполошившихся ворон. Кар-р! Кар-р! Ке-те! Шум привлек внимание Короля гоблинов. Он поднял глаза, и наши взгляды скрестились над неподвижной фигурой сестры. Светлые волосы обрамляли его узкое лицо, словно нимб, пух цветущего чертополоха или лохматая волчья грива, – золотистые, серебристые и бесцветные одновременно. Определить цвет глаз на расстоянии я не могла, однако они были такими же светлыми и излучали ледяной холод. Король гоблинов коротко кивнул, точно дуэлянт перед поединком, и слегка улыбнулся, обнажив острые кончики зубов. Я стиснула кулаки. Эта улыбка! Я поняла ее смысл. Король гоблинов бросал мне вызов. Приди и спаси ее, говорила улыбка. Приди и спаси… если сумеешь. Виртуоз