- Сократили! - Выгнали, выгнали! - быстрый говорок полетел во все стороны. - Выходной сегодня, - разочаровал я коллектив доброжелателей. - Вот... - Явился! - резко перехватила инициативу Александра. - Повадился к партийным на митинги, все слушаешь да слушаешь! Откуда только взял такую моду? - Может и перед нами вступит? - хохотнула местная комсомолка, племянница вагоновожатой. - Тьфу, пропастина рыжая! - взвилась супруга бухгалтера, вычищенного из Наркомзема за "правый уклон". - Чтоб ты сволочь своими карточками подавилась! - Ага, не нравится! - Да я тя счас! Скорее, пока не замотало в глупую свару, отбарабанил выверенное: - На моем участке уже есть коммунист и двое кандидатов! Вот так! - Ох, горюшко мое! - притворно всплеснула руками Александра. - Теперь и по выходным помощи не дождаться. - Вот придет к нам светлое будущее, - припомнил я один из главных тезисов градостроительной дискуссии, - будут машины женскую работу делать... гхм, всю, даже эту самую! - Пошли уж, заодно чайник поставлю. - Чистюля пошел голову в корыте полоскать! - прыснул в спину обидный смех, но тут же стих, хватило одного взгляда. Уважают покуда мужика-кормильца... даже того, что "со странностями". И хорошо. Качественный, но не опасный для советской власти бзик дорогого стоит. Ну кипятит сосед постоянно воду, ну гремит по столу или полу тазиком, так то дело насквозь понятное и житейское - заразы боится, а потому мыться любит. Не то что следить да подсматривать, такого даже обсуждать неинтересно. Разве что подшутить лишний раз. В результате никто не мешает товарищу Блюмкину под свист примуса пилить толстые гвозди ножовкой на сотни роликов - поражающих элементов. Резать, гнуть и паять жесть под корпус мины тоже вполне комфортно. Все согласно конструкции МОН-50* с плаката военной кафедры УрФУ, попавшей в смартфон благодаря полезной привычке "на всякий случай" фотографировать учебные материалы под параноидальным грифом "ДСП". Только заряд слабее и зона поражения значительно уже. Случайные жертвы нам без надобности. - Вода у нас есть? - поинтересовался я, едва переступив порог. Конспирация штука хорошая, но после работы на самом деле помыться не мешает! Не понимаю, как советские граждане умудряются ходить в баню раз в две недели. Зачем терпеть такое издевательство над организмом, если вода - чуть не единственный ресурс, доступный в Москве свободно и практически в любых количествах? - Ты неисправим, - Александра со смехом сняла с примуса не спевший остыть чайник. - Всего пять минут и как новый, - отшутился я, скидывая пропотевшую за день рубаху. Какое уж тут смущение, если приходится жить теснее, чем в иной семье? Скорее странно - вроде и симпатичная девушка рядом, на расстоянии неловкого движения, и желание зримое, но при этом - ни-ни! Боевой товарищ и ни дюймом ближе. - Держи! - вслед за чайником Саша передала мне пачку мыла. Со значением выделила голосом: - Последняя осталась. Не просто так старается. Когда я в номере турецкого отеля покрывал брусочки тротила толстым слоем Ivory soap от Procter & Gamble, никак не думал, что нам придется на самом деле им мыться. Но ничего сравнимого тут не нашлось даже в новоявленных коммерческих магазинах.** Поэтому мы решили не только использовать ценный ресурс по прямому назначению, но подгадывать его расход под дату финального бадабума. Кстати сказать, тогда, на Принкипо, лентяй Блюмкин уговаривал не заниматься чепухой - взрывчатку несложно найти в СССР. А тут риск, тащить аж шесть пачек на двоих через пароходы, поезда и таможню, по целых четыреста грамм на брата. Мне удалось настоять на своем, упирая прежде всего на неочевидное качество советского, а то и старого царского тринитротолуола - у нас всего одна попытка, в которой нет места экспериментам даже с фабричными составами. Говорить про самостоятельное изготовление чего-то годного "в кастрюльке", - вообще смешно. Экзерсисы с гремучей ртутью времен "Народной воли" ничего кроме брезгливого недоумения у меня не вызывают. Как и кружок районной самодеятельности имени господина Ларионова с чудовищно тяжелыми, но абсолютно бестолковыми гранатами Новицкого. Впрочем, к чему вспоминать былые споры? Здесь и сейчас все готово. Корпус собран и тщательно отмыт от отпечатков пальцев в уксусе и, на всякий случай, спирте. Склеены в единую многослойную пластину поражающие элементы. Установлены привезенные из Турции взрыватели. Осталось надеть специальные перчатки и доложить в конструкцию последний брусок превосходного английского тола. Есть место. Есть план. Время придет. Вымывая из волос дорожную пыль, я не удержался от декламации подцепленного еще в Риге четверостишия: Мир - рвался в опытах Кюри Атомной, лопнувшею бомбой На электронные струи Невоплощенной гекатомбой...*** - Это ты про что сейчас? - вмешалась Александра. - Так, вспомнилось к слову. - Скоро уже? Невинный вопрос, но по голосу сразу понятно - девушку интересуют вовсе не житейские мелочи. - Думаю об ошибке выживших, - ляпнул я, и в ответ на недоуменный взгляд пояснил: - Из старых зданий остаются только самые красивые и прочные - только потому, что остальные сносят, а не реставрируют. С людьми, впрочем, обычно поступают так же. Пауза затянулась. Я успел домыться, обтереться, стянуть с веревки постиранную домашнюю косоворотку и натянуть ее на себя. Только после этого Александра созрела на новый вопрос. - Ты страшный. Видишь будущее... нет, не спорь, мне все стало понятно, когда ты после самоубийства Маяковского страшно накричал на Якова, как будто предупреждал, предупреждал его сотню раз, а он, гад такой, и пальцем не пошевелил ради старого друга. - Уже объяснял, ну сколько можно?! - Да разве одно это! - Никак в толк ни возьму, как все это связано с рассказом про ошибку, - я неловко, по детски приобнял девушку за плечи. - Всего-то по дороге смотрел на землянки, да вспоминал новостройку по Всехсвятской... - Знаю, знаю. Там здоровенную домину для совбуров возводят, аж в дюжину этажей, - быстро перебила меня Саша. - Не то, все не то! Прошу, нет, умоляю, скажи, про всех нас будут помнить потомки?! - она заглянула мне в глаза. - Как я боюсь ошибиться! - Хочешь сказать... историю пишут победители! - удивленно протянул я. - Занятное же следствие ты вывела из "ошибки выживших"! - Так прославят или проклянут?! - Надеюсь, они про нас вообще не узнают. Герои, знаешь ли, редко живут долго. И вообще, определись уже, чего хочешь? Возмездия или славы? А может покоя? - Возмездие - жизнь. Слава - смерть. Ты на это намекаешь? Но как быть с нашим убийцей Мирбаха? Или взять хотя бы Савинкова? - Савинков-то тут вообще при чем? - я постарался увести разговор в сторону, от скользкой натуры Блюмкина надо держаться как можно дальше. - Кровавый бомбист и вдруг военный губернатор Петербурга, правая рука Керенского, отец когда-то говорил, без малого диктатор всей России! - В итоге самоубился в большевистской тюрьме. Или убили, чтоб лишнего не болтал. - Все равно, потомки его не забудут! - Плохо ты их знаешь, - проворчал я в ответ. - Оба они убивали, бомбами, для революции, а потом и для себя; я вчера перечитала "Бледного коня". Все правда, на самом деле правда, жизнь после встречи в поезде мне чудится сном. Будто пришла в этот мир чтобы умереть или убить. Нет, не так. Прервать чью-то жизнь, а затем умереть. Меня отравляет ненависть, понимаешь, я ведь любить... уже не смогу никогда. А раз так... ты прав, верно сам не понимаешь, насколько ты прав: зачем мне слава без смерти? Возмездие? Но ты скажи, можно ли вообще так жить, без прощения и покаяния? Неужели для жизни надо научиться убивать... для себя? Стать как они? - Постой, постой! Зачем такие крайности?! Достаточно вовремя остановиться! - Остановиться? Ты серьезно? Нет же, опять лукавишь! Дай подумать... Но не жди, присаживайся, поешь пока. Картошку бери и икру. Она задумываться начала, так я ее перемыла всю, но сегодня обязательно доесть надо! Как тут спорить? Гибкий ум, неженская логика и тяжелый сумрак достоевщины с его "тварью", наложенный на метания "революсьонных" бомбистов. От Мессии к Дьяволу и обратно, со всеми остановками. Поход не за результатом, не убивать, и даже не умирать. Это путешествие внутрь себя, по прочитанному, услышанному, пережитому, во второй, третий, десятый и сотый раз. Маршрут, на котором потерять разум так же легко, как выпить стакан водки. Каков все же подлец Блюмкин! Походя залил адский коктейль в механизм поворота истории. Зачем?! Мы прекрасно можем обойтись вдвоем. Но бывшему чекисту наплевать. Он во что бы то ни стало хочет замазать девушку в бадабум, требует хоть малую, но личную лепту. Смешно... как будто следователям, если вдруг до них дойдет, будет какое-то дело до тонкостей. Мне проще. Страсти давно выгорели. Нет личной ненависти, скорее мной движет то самое нудное злое чувство, с которым приходится чинить сломавшийся в ночи унитаз. Отсутствие эмоций, минимум рисков, максимум - вероятность поражения цели. Просто сделать и забыть. Когда-то я уцепился за эти слова и продолжаю держаться за них как за маяк. Работа попаданца в прошлое - жизнь или смерть. Он врач у постели больной истории. Долго и старательно я искал вариант с "жизнью" - не вышло. Блюмкин обещал, клялся, но, по-моему, даже не попробовал. Ему нравится убивать. Он тоже читал проклятых "коней" Савинкова. Поэтому будет "смерть". Даже чужая - страшный выбор, но иного у меня нет. Александра тяжело вздыхает. Под тонкой тканью сорочки ее грудь ходит порывисто и глубоко: - Ты купишь мне пистолет? Маленький такой, но надежный? О время! Что ты с нами делаешь?! - Бомбой бы вас всех, безусловно! Атомной!***** \\\*Масса мины МОН-50 2 кг, масса заряда (ПВВ-5А) 0,7 кг. Количество поражающих элементов 485/540 шт. Дальность сплошного поражения около 50 метров.\\\ \\\**Коммерческие магазины появились в конце 1929 года, но поначалу торговали в них только одеждой и обувью. Постепенно ассортимент расширяли - сначала до бытовых мелочей, потом, ближе к середине 30-х годов, до продуктовых товаров.\\\ \\\***Из поэмы Андрея Белого "Первое свидание", 1921 год.\\\ \\\****Маяковский покончил самоубийством 14 апреля 1930 года.\\\ \\\*****Дополненная цитата из "Коня бледного" Б. Савинкова.\\\