- А ты в поезде правду рассказывал про мои книги в будущем? - Конечно, - обрадовал я писателя. - Изучают. Не как Толстого, конечно, или там Пушкина, но "Конармию" мы урока четыре тянули в одиннадцатом классе... - И все? - тихим севшим голосом уточнил Бабель. Я пожал плечами. - Выходит, я больше ничего великого не напишу? Он поднял на меня глаза. В них стояли слезы. - Исаак Эммануилович, - поспешила на помощь Александра. - При Сталине всем тяжело было. Вот взять хоть Булгакова, его вообще не публиковали до самой смерти в сороковом. Зато теперь... Кто меня заставлял так старательно пересказывать ей "Собачье Сердце" на прошлой неделе?*** Неужели она не знает, что между Бабелем и Булгаковым никакой дружбы отродясь не водилось? Точнее, они враги не только литературные, а еще и воевали в гражданскую по разные стороны фронта? В попытке снять напряжение момента я метнулся к телефону. Открыл "Историю России, 1894 - 1939" в редакции Зубова,***** когда-то в будущем институтский учитель рекомендовал эту книгу как неплохой учебник. Забил в поиск фамилию: - Айзек, вы в тексте аж девять раз упоминаетесь! - Точно? Где? - сразу отмяк писатель. - Вот, читайте, - я передал смарт. Мда. Еще неизвестно, кто из нас умнее - я или Александра. Картина, складывающаяся из выхватываемых фраз, выходила не особенно радужной. "В апреле 1932 года решением ЦК прекращается деятельность всех литературных объединений. Создается единый Союз советских писателей, который на съезде в 1934 году славословит Сталина, клянется в верности партии и провозглашает единый литературный стиль - социалистический реализм. Среди небольшого числа беспартийных - поэты Н. Асеев и И. Бабель". "На первом Съезде писателей иностранным гостям подпольно раздавалась листовка с текстом... "мы, русские писатели, напоминаем собой проституток публичного дома с той лишь разницей, что они торгуют своим телом, а мы душой; как для них нет выхода из публичного дома, кроме голодной смерти, так и для нас. Больше того, за наше поведение отвечают наши семьи и близкие нам люди..." В спецсообщении НКВД о высказываниях писателей много фраз Пришвина, Новикова-Прибоя, Пантелеймона Романова и Бабеля, которых всех тошнило от того, что происходило на съезде". "В конце тридцатых были расстреляны или погибли в лагерях выдающиеся писатели Сергей Клычков, Осип Мандельштам, Исаак Бабель, Борис Пильняк, Артем Веселый, Владимир Зазубрин, Всеволод Мейерхольд..." При виде своей фамилии в списке убитых Бабель с несвязным бормотанием завалился набок: - В-в-в-вод... е-е? - Водка?! - не иначе как женской интуицией разобрала Саша. И тут же кинулась на кухню шариться по шкафчиками и полочкам. Я же в это время пытался удержать писателя от членовредительства - с ним приключилось что-то похожее на эпилепсию, с судорогой, пеной и закатыванием глаз. К счастью, активная фаза припадка не вылилась во что-то серьезное. Спустя бесконечный для нас десяток минут Бабель пришел в себя, а чуть погодя даже сумел безумными маленькими глоточками выцедить стакан самогона - как раз столько осталось после вчерашних посиделок. Алкоголь помог вернуть потерянный дар речи, но не желание изучать артефакт: - Может продолжим завтра, с Кольцовым? - отговорился он, шкрябая платком обслюнявленные линзы очков. - Выйдет нечестно, если для Миши все будет в первый раз, а мне в скучный второй. - Конечно-конечно! - выдохнул я с облегчением. Пусть хозяин дачи сам возится с припадочным товарищем. Похожие мысли одолевали и Сашу: - Отдохнете, Исаак Эммануилович? Жалость в голосе девушки произвела неожиданный эффект. Писатель встрепенулся, как-то по особому посмотрел на мою пассию и с апломбом вечно юного донжуана заявил: - Старая Одесская мудрость гласит - если с тобой дама, ты обязан угощать ее гренадином... ну или хотя чаем! Но чур все по-настоящему, как положено в лучших домах! - Ой, - пискнула Саша вскакивая, - у меня же платье наверно высохло! Только ему успели сопли с морды лица оттереть, а уже заигрывает! \\\*Едва ли фамилия Ежова могла быть кем-то узнана в 1930 году - в это время Н. Ежов - один из замов наркома земледелия СССР.\\\ \\\**И.П. Каляев, 4 февраля 1905 года в Москве, на территории Кремля, бомбой убил Великого князя Сергея Александровича и был задержан полицией. В 1923 по его имени названа Захарьевская улица в Санкт-Петербурге, в 1924 - Долгоруковская улица в Москве.\\\ \\\***Первым псевдоним Троцкого - Антид-Ото. Только с побегом из ссылки 1902 году Лев Давидович берет себе псевдоним "Троцкий". Тем не менее Кольцов в 1918 году выводит образ Троцкого именно как журналиста Антид-Ото.\\\ \\\****Роман "Мастер и Маргарита" опубликован в только в 1966-1967 годах. "Собачье сердце" - в 1987 году.\\\ \\\*****Книга издана в апреле 2010 издательством АСТ. Сокращенные цитаты приведены по переизданию 2016 года.\\\ Ужинать расположились с удобством на кухне; как стол ни колченог, посуда с него покуда не падает. Александра где-то отыскала целую дюжину яйц и молоко, сбила мегаомлет. Айзек вытащил с верхней полки горки посеребренную сахарницу, отдельно нашарил к ней изящный ключик, отпер замочек - с изящным разворотом предложил девушке выбирать из коробки осколки головы посимпатичнее. Себе в кружку навалил на треть черных скрученных листиков, залил крутым кипятком: - Только так есть смысл пить чай! Не желаете ли повторить? - Еще не соловецкий чифирь, но близко, - скептически оценил я напиток - Лучше побалуюсь сладким. - Неужели не тянет?! - Откуда у простого зэка в концлагере деньги на эдакую роскошь? - фыркнул я в ответ. - С хвои и водорослей прихода не поймать! - Кому омлет? - поспешила с риторическим вопросом Саша. - Подставляйте тарелки! - Ого! - настоящий экспортный продукт! - хохотнул Бабель при виде широкого ломтя рукотворного солнца. - Разве молоко продается заграницу? - удивился я. - Нет же, куриные яйца! - писатель придержал уже занесенный над омлетом нож с вилкой. - Они дают целых семь процентов внешнего оборота СССР. Больше чем пшеница!* - Да как такое может быть?! - Это не яиц много, это крестьяне зерна собирают мало, - признался Бабель с очевидной досадой на некстати вылетевшее соответствие. - Вот как пройдет коллективизация... Заканчивать фразу он не стал. - После пика реквизиций оставшегося с НЭПа жирка будет только меньше, где-то в учебнике попадалась колоночка с цифрами вывоза по годам, - подтвердил я худшие подозрения автора "Конармии". - Однако нам в школе препод ничего про яйца не рассказывал! - Чего же мы продаем буржуям больше всего? - полюбопытствовала Саша. - Пушнину, - не стал лукавить Айзек. Роскошная соболиная шуба, купленная Марте в прошлом году за три с лишним тысячи марок, представилась мне запряженным в плуг трактором: - Так вот он каков, секрет индустриализации! - Лес еще, нефть, - смутился Бабель. Веселый энтузиазм пропал из его голоса начисто. Но я не оставил троллинг: - Мед и пенька тоже в топ входит? - Пенька железному флоту Британии без надобности, - недовольно дернул плечами писатель. - Ага, вот как раз вместо конопли яйца в ход и пошли! - Черт побери! Чего же ты хочешь? - взорвался Бабель. - Страна только-только от разрухи оправилась! - Принципа Парето** на вас нет! - проворчал я. - Неужели не очевидно, что нужно в первую очередь нажимать на максимально объемные направления, ну там на пушнину, лес, нефть, а крестьян с их жалкими семью процентами проще вообще оставить в покое? И вообще, какого черта тугодумы из Политбюро еще не послали тысячу-другую коммунистов с маузерами в тайгу, хунхузов ловить? Или в Москве не знают, что вся Европа завалена контрабандными сибирскими мехами из Штатов и Китая? - Собственный поместья комиссарам нужны, а никакое не зерно, - негромко обронила Саша. - А еще крепостные девки. Над столом повисла тишина. Я ожидал от Исаака Эммануиловича взрыва негодования, или еще чего похуже, но писатель, судя по всему, знавал словесные баталии пожестче. Он как-бы ненадолго отвлекся на свой чифирь, а затем... просто сменил тему: - У нас хоть что-то хорошее в истории вообще происходило? - Само собой! - поспешил я ответить на давно проработанный вопрос. - Осенью тридцать четвертого голод отступит; начнут отменять карточки. Инфляцию остановят, но никакой конвертации в серебро и золото уже никогда не будет. Использование валюты приравняют к контрреволюции.*** Тем не менее средний уровень жизни людей достигнет довоенного уровня, и вообще, можно сказать, жизнь наладится, будет не сильно хуже чем во всяких Сиамах или Парагваях. Заговорят о широкой амнистии, многих выпустят на поселение. На границах будет спокойно, СССР примут в Лигу Наций. - Это что же, пять лет на карточках!? - подорвался Бабель. - Дольше чем в гражданскую! - Каждый новый диктатор просто-напросто обязан осуществить свою собственную революцию и террор, - развел я руками. - Без этого он не может стать настоящим диктатором. - Но постой, постой! - опасно застучал по тарелке ножом Айзек. - Там, - он кивнул на смартфон, - пишут что пик репрессий пришелся на тридцать седьмой и восьмой. - Миллион на расстрел, два в лагеря, большинство с концом. Вывернулись единицы, - подтвердил я. - Почему? Смеяться над таким грешно, но... никто точно не знает! И не удивительно, над оправданием преступления билось три поколения коммунистов-пропагандистов, большая часть документов тупо уничтожена. Так что придумывают всякое. Одни историки тянут за хвост социальный заказ народных масс, другие - абсурдные заговоры генералов и особистов, чемоданы компромата от национал-социалистов, перспективу мировой войны, обострение классовой борьбы... кто во что горазд, да все равно неубедительно. Тяжело им. Разумную причину изобрести не выходит, а сам факт никак не замажешь - несколько процентов дееспособных граждан собственной страны зарыты в землю в самое благополучное для экономики время. Без революции, стихийного бедствия или хоть внятной внешней угрозы... мировая история последней пары сотен лет не знает трагедий сравнимого масштаба. - Мужчины горазды придумывать сложности, - вмешалась Александра. - Всего-то глупый капитан сгноил припасы команды в трюме, зато ловко замел следы: повернул корабль на скалы. - Шлюпок хватило не всем... - закончил метафору девушки Бабель. - Какая вампука! За столом установилась тишина. Благодаря Саше - ненадолго: