Шариков испытующе глянул на Матиаса: Волк убил Малышку Зи? Это волка работа? Матиас думал долго: Нет. Не волка. Шариков выдохнул и залпом осушил стакан: Почему ты не сказал это Когтину? Почему не поддержал меня? Сегодня в лаборатории он смотрел на меня, как на идиота. Матиас: Лейтенант, я просто изучаю трупы. Я могу предполагать, но годы работы судебно-медицинским экспертом научили меня тому, что менты не хотят слышать моих мыслей. Мне платят за факты. Я составлю отчет, этот отчет вы сможете прочесть годы спустя — вот мой труд. Я укажу в отчёте количество ран на теле, уровень веществ в организме перед смертью — сделаю то, что должен и не более. А вы, менты, будьте добры, разбирайтесь между собой сами. От услышанного Шариков приуныл, хвост и уши его повисли. Матиас опустил голову, пытаясь заглянуть в умные собачьи глаза: Я обидел вас, лейтенант? Шариков не мог осуждать барсука за его равнодушие. Будучи одиноким зверем он догадывался, что похожее равнодушие в какой-то момент может охватить и его. В какой-то момент, когда его сверстники будут воспитывать выводок малышей — он поймёт, что совершенно одинок, и это уже нельзя будет оправдать бурной молодостью. Это будет самое настоящее одиночество, как у Матиаса. А следом за одинокой жизнью — ещё более одинокая смерть. Матиас лишний раз огляделся по сторонам: В этом городе нежелательно проявлять излишнюю инициативу. Здесь много тайн, и когда вы начинаете играть свою игру, некоторые звери в городе могут воспринять это так, будто вы лезете в их огород. Шариков бессильно опустил голову: Мне казалось, мы просто должны прекратить убийства. Любыми средствами. Матиас снисходительно улыбнулся, пригубив стакан: Надеюсь, у вас получится сделать это. Я лишь хочу, чтобы вы делали то, что должны, но делали это осторожно. Ведь вы должны понять две вещи, чтобы оградить себя от большего числа проблем, которые могут вас ожидать. Две вещи. Зверск — опасное недружелюбное место с очень болезненными секретами. И вы здесь один. Никто не вступится за вас, пусть бы вы и считали какого-то зверя своим самым близким другом. Шариков медленно поднял голову на Матиаса: Да что это за секреты такие, раз они стоят жизней молодых девушек? Матиас подумал немного и встал со стула: Если бы я только знал. Давайте продолжим наш разговор в другой раз. Я хотел навестить здесь одну особу. Поняв, что за игральным столом друзей ему искать нет смысла, молодой лейтенант проследовал к “спальням”, чтобы увидеть свою любимую Мурку. На часах было как раз… Шариков удивлённо наклонил голову, услышав ответ соболя за стойкой администратора: В каком это… Соболь смущённо опустил глаза: Дело в том, что… на это время к Мурке есть две записи. И… Из-за спины молодого лейтенанта раздался голос оленя Бамби, который обращался к администратору: Привет, пушистик. Мне в тринадцатую. Соболь оживился и растянул морду в приветливой улыбке (молодому лейтенанту, как и большинству хищников, никогда так не улыбались): А-а-а-а, господин Бамби. (он вновь глянул на Шарикова и улыбка мигом сползла с его лица) Вы можете воспользоваться другой девушкой или… подождать полчаса и навестить тринадцатую комнату после господина Бамби. Бамби надменно хохотнул: Бери больше. Полтора часа — минимум. Молодой лейтенант окинул взглядом клыкастого оленя. Чёртов пижон; золотистый костюм и лакированные туфли, золотая цепь — сукин сын походил на музейный экспонат. Шариков старался сохранять спокойствие: Когда я записывался, это время было свободно. Соболь развёл лапами: Сожалею, дружище. Записи фито-зверей в приоритете. Проходите, господин Бамби, вас уже ждут. ЖДУТ?! НУ УЖ НЕТ! Молодой лейтенант потянулся к уходящему Бамби, схватил его за рукав пиджака и развернул на себя. Бамби вытаращил глаза и попытался оттолкнуть его: Ах ты, мудак, да я тебе хвост в узел скручу! Однако словесные угрозы пусть и клыкастого, но оленя не шли ни в какое сравнение с простым рыком разозлённого пса. Шариков гаркнул на оленя, и тот едва не свалился в обморочном припадке. Однако заднюю не дал и продолжил толкаться, пока между ними не встал крокодил Ганза. Он оборвал лапу Шарикова, держащую рукав оленьего пиджака и тихо обратился к молодому лейтенанту: Позвольте, но это лишнее. Уверен, мы сможем договориться. Шариков не сводил стеклянных глаз с оленя, который выглядывал теперь из-за внушительной крокодильей спины: Мы договоримся. Моя запись была первой, так что сейчас моё время! Бамби нацелил на него копыто: Сучёныш, ты, похоже, не в курсе, с кем говоришь. Шариков: С у*бком, который думает, что может безнаказанно вытирать об других зверей ноги — вот, с кем. Ганза: Лейтенант, это совсем необязательно. У меня здесь много девочек. Бамби: Ты в любом случае огребёшь, но у тебя ещё есть шанс сохранить достоинство! Ганза продолжал стоять стеной между оленем и псом, приговаривая: Господа, господа, капельку спокойствия, вам не следует… Затем в перепалку вмешался некий бобёр. И, похоже, они с Бамби были хорошими приятелями, потому как тот сразу успокоился. Ганза: Господин Зубов, прошу прощения, что вы стали свидетелем… Хмурый бобёр Зубов нехотя улыбнулся: Вы были правы. Ни к чему ссориться из-за шлюхи. К тому же я бы хотел оплатить господину Бамби трёх любых девушек в этом Борделе. Взамен на то, чтобы детектив успокоился и первым получил своё. Господин Бамби, травоядные должны быть мудрее хищников. Бамби окинул взглядом присутствующих, затем нехотя процедил: Детектив может идти. Я любезно пропускаю этого х*есоса. Шариков хотел было ответить что-то не менее грубое; он бы обязательно нашёл, что сказать, если бы не увидел в коридоре Мурку. Наконец, Бамби надменно усмехнулся, увидев его влюблённый взгляд, пожелал псу удачи и ретировался. Мурка повела его в свою (тринадцатую) комнату; по пути она сказала: Ты можешь не приходить сюда. (молодой лейтенант опешил от услышанного, но затем она добавила) Будет проще, если ты станешь приходить ко мне домой. Если хочешь. Конечно, молодой лейтенант хотел. Шариков имел единственную (помимо карт, конечно) любовь в этом мрачном дождливом городе — белую кошку Мурку, которая работала проституткой на втором этаже Борделя. Он пробовал других девушек, но перед глазами каждый раз вставала она. Чтобы кончить в постели с другой проституткой ему приходилось представлять Мурку Наконец, он решил, что это не имеет никакого смысла и стал отдавать предпочтение лишь одной — своей любимой — шлюхе. Мурка: Хочешь взбодриться, псина?) Она отделила дорожку от общей горки грязно-белого порошка. Многие посетители борделя использовали порох для временного повышения настроения, либидо и устойчивости перед алкоголем. Листья коки были слишком дорогими для хищников, а вот химический реагент — дешевле и давал не просто схожие, но даже более яркие ощущения подобного рода. Не то, чтобы Шариков не мог веселиться и заниматься сексом без вещества… Не то чтобы… Просто он уже три месяца не пробовал делать этого на трезвую голову. Пустив дорогу по влажной ноздре, Шариков закашлялся и упал на кровать. Мурка запрыгнула сверху и принялась стягивать с него брюки и кеды. Шмыгая носом, молодой лейтенант постепенно забывал одно дерьмо за другим. Идиота-начальника Когтина и подозрительного комиссара Лосева, убитую лисицу в зарослях лесополосы (и всех прочих несчастных девиц — тоже). Забыл он теперь и едва не потерянный табельный ствол. И лисов-шулеров, один из которых разметался по железнодорожным путям, подобно пакетику с томатным соусом. Теперь был только порох, гуляющий по его кровотоку и любимая белая кошка, которая мигом привела другой его ствол в состояние боевой готовности. Она насадилась на его член и, упершись мягкими лапами в лохматую грудь Шарикова, стала медленно двигаться вверх-вниз. Мурка никогда не стонала сразу, поэтому у молодого лейтенанта не возникало сомнений в искренности её оргазмов. Взяв хороший разгон, она, осторожно впиваясь когтями в его грудь, принялась мурчать. Пышный, как у белки, хвост ходил из стороны в сторону, выглядывая из-за ее спины. Хвост гулял по уставшим ногам молодого лейтенанта и его мошонке, усиливая сексуальное возбуждение. Шариков взял ее за плечи и скинул с себя. Затем накрыл собой, и вновь вошел. Ему всё же больше нравилось контролировать процесс, чем быть пассивным участником. Сквозь стоны Мурки он расслышал: Придуши меня, псина. (Шариков растерялся; такое он слышал от неё впервые; но она раздражённо цокнула, схватила его правую лапу и положила себе на горло) Давай, сделай это. Он слегка сдавил лапу, продолжая двигать тазом. Затем усилил хватку. Мурка принялась изгибаться, глаза её закатились ко лбу. Увидев это, молодой лейтенант испуганно убрал лапу, остановился. И кошачьи ноги судорожно затрепетали по грязной простыне. Кошачьи глаза заблестели и она, жадно дыша, впилась когтями в его задницу. Шариков продолжил. Через несколько минут бесперебойной долбёжки в миссионерской позе он сначала зарычал, потом заскулил и, наконец, обессиленно упал на мягкую грудь своей любимой проститутки. Мурка никогда не прогоняла Шарикова и терпеливо ждала, когда он соберется с силами, чтобы подняться. Ей нравилось, когда молодой лейтенант своим весом вдавливал её в этот мягкий протраханный матрац. Такое с ней делали многие посетители, но именно тяжесть тела молодого лейтенанта ощущалась для неё приятнее всех остальных тел. Поднявшись, наконец, Шариков пустил ещё одну дорогу стимулятора. Хотя вряд ли сегодня его хватило бы для второго акта. Мурка присоединилась к нему и откинулась на спинку стула, блестящими глазами глядя на пса: Ну, Шариков, как дела на работе? Шариков: Пойдёт. (он подумал о том, чтобы из вежливости задать ей тот же вопрос, но решил, что не хочет слышать о том, как его милая девочка торгует собой сутками напролёт) Кажется, меня уволят или разжалуют. Хоть и ниже лейтенанта офицеру падать некуда.