Соня. То имя, что ни с того ни с сего всплыло вдруг в его голове и, черт бы его подрал, на языке в самый неподходящий момент. Имя, которого он не знал. Он не был знаком ни с одной женщиной по имени Софья. Он так думал. До сегодняшнего утра, которое только собиралось наступить. Он вытащил это имя из цепких когтей зверя, который приходил к нему по ночам. Он вынырнул с ним, будто тонул и, опустившись на дно, оттолкнулся от него, чтобы всплыть из мглы пучины на поверхность. И только вынырнув, обнаружил в своей сведенной судорогой руке что-то, что он случайно зацепил на дне. Раковину, жемчужину, ржавый гвоздь или просто горсть ила. Макаров вынырнул с именем «Софья». Он вспомнил ее. Вспомнил единственное, что смог вспомнить о юности. Вспомнил девочку с серыми глазами, решительным подбородком и старомодной светло-русой косой. Ее чуть обветренные и соленые губы. Ее сильные руки. Ее еще небольшую, но упругую грудь, что трепетала под его неловкой мальчишеской ладонью. Его первую в жизни женщину, которую он любил пылко, страстно и беззаветно, как могут любить только пятнадцатилетние. Почерневший в схватке с монстром ночного кошмара, Макаров застонал, вцепившись в свои волосы. Он вытащил это воспоминание из глубин своей памяти. И теперь не знал, что с этим делать. Потому что он понял, почему память столько лет не пускала его туда. Потому что он вспомнил и еще кое-что. Он вспомнил, что соленый вкус ее девичьим губам придал не морской бриз. А кровь. И грудь, которую он сжимал своей ладонью, была мокрой и липкой от крови. Он вспомнил, как ее серые глаза, распахнутые широко-широко от боли, смотрели прямо ему в мозг, в сердце, в душу. А губы шептали – «Беги!» А он не мог бежать. Куда он мог бежать от нее? Она уже понимала, что не ранена, а убита, просто по какой-то причине выключатель еще не щелкнул. Но он этого не понимал. И не хотел понимать. И даже если бы понял – никуда бы не ушел. Как преданный пес, он охранял бы ее тело до последнего вздоха и скалил бы зубы, даже сам будучи фактически мертвым. Но – вот он здесь, сидит на своей измятой и поруганной постели, тридцатитрехлетний мужик. Живой и здоровый, если не считать пары не опасных для жизни шрамов. А ее нет. Значит, он ее оставил. Виктор не помнил, что случилось и почему. Он знал одно – непонятно как, но он бросил ее умирать в одиночестве. Или дождался, когда она умрет, и уже тогда бросил. Что, впрочем, одно и то же для того, кто любит и кому пятнадцать лет. Как он мог? Затылок пронзила острая боль, словно в череп ткнули раскаленным шилом. Виктор заскрипел зубами, пытаясь с ней справиться. Ему нельзя любить. Он ничего не помнил из прошлого, но подсознание поставило совершенно верный блок. Тот, кто его любит, – умрет. Поэтому и Светлана должна была уйти. Неспроста всплыло имя Сони. Она таким образом уберегала его – и Светлану – от беды. От той беды, в которую попала она сама. Виктор ни на миг не сомневался, что виной гибели Софьи был именно он. Он не мог сказать, почему он так решил, но этого ему и не было нужно. Кого ему убеждать? Себя? Зачем, если он ЗНАЛ это? И еще он знал, что у него, следователя по особо важным делам Следственного комитета России, специалиста по серийным убийцам и другой особо опасной «мокрухе», появилось новое дело. Софья, девочка, которую он любил, умерла. Нет, не так! Ее убили! И убийца на свободе. Это Макаров тоже просто ЗНАЛ. Но судьба сыграла с убийцей злую шутку. Зачем-то он оставил в живых глупого пятнадцатилетнего мальчишку. А он взял и стал мастером по розыску убийц. И пусть это все случилось почти двадцать лет назад, а сам мальчишка не помнит решительно ничего из того, что происходило с ним тогда, это ничего не меняет. Дурак. Надо было убивать и пацана. И начинать надо с интерната, в котором учились и Виктор, и Софья. Соня. Она не любила, когда ее так звали, а он дурачился, дразня ее именно так. Виктор грустно улыбнулся воспоминанию. Беда только в том, что это воспоминание было единственным. Словно рыбка, поднявшаяся к поверхности мутного пруда. Виктор нагнулся и поднял с пола выключенный телефон. Загрузил и набрал номер Даурского, не задумываясь, что на часах начало пятого. Даурский ответил после третьего гудка. – Дядя Семен, мне нужна твоя помощь, – без предисловий заявил Макаров. В трубке послышался сдавленный зевок. – Да, сынок, чем я могу помочь? – голос был спокоен и сосредоточен. Не скажешь, что человека разбудили посередь ночи. – Ее убили. – Кого? Переводчицу? – Нет, дядя Семен. Софью. Соню. – Какую Соню? О чем ты? Голос Даурского дрогнул. Или показалось? Не может быть. Так и до паранойи шаг ступить. – Дядя Семен, мне очень нужно, чтобы ты мне помог с моим прошлым. С тем временем, когда я учился в интернате. Даурский молчал долго. Слишком долго, чтобы это можно было объяснить тем, что он спал и еще не включился. Тем более что Виктор прекрасно знал – включаться Даурскому не нужно, он всегда включен. Ему скорее надо научиться отключаться хоть ненадолго. – Дядя Семен? В трубке раздался тяжелый вздох, принадлежащий пожилому и усталому человеку. – Я не знаю, чем я могу тебе помочь, сынок, – сказал Даурский. – Но ты для меня как сын. Если я что-то смогу сделать – я сделаю. 13. В Управление Макаров пришел поздно, опоздав на утреннее совещание. Он фактически не спал этой ночью, но когда подошло время собираться на работу, не смог этого сделать – просто сидел на краю кровати и тупо смотрел в стенку. В каком-то дымном одурении он прошел по коридору, вяло махнув рукой дежурному на входе. В голове шумело, в воспаленных глазах слегка двоилось, затылок ломило горячей болью. Особенно там, на самой границе роста волос. Вошел в кабинет и плюхнулся на стул. Механически включил компьютер, долго разглядывая минималистически оформленный черный «рабочий стол». Давно и безнадежно женатый Носов подбивал клинья к Ирочке. Та безуспешно от него отбивалась, временами бросая на Макарова жалобные взгляды. «Влюблена, как кошка», – неожиданно цинично подумал Виктор. – «Сделает для меня все, что я попрошу. Украдет, убьет, раздвинет ноги. И будет смотреть на меня все этим же жалобным взглядом, будто наказанная собака. Будет показывать, что она приносит жертву ради меня, моля о снисходительном благоволении. Тьфу». Виктор помотал головой, избавляясь от этой мысли, сам поражаясь себе. Охнул от боли в затылке. – У вас голова болит, Виктор Иванович? – тут же вскочила Ирочка. – Я сбегаю за таблеткой. Макаров поморщился. Это внимание было неприятно, но ему удачно удалось скрыть досаду, сделав вид, что морщится он от боли. – Не надо, перебьюсь. Что нового на совещании? – Ничего хорошего, – скривился Носов. – Прислали по нашу душу какую-то ведьму из Отдела собственной безопасности. – Даже так, – Макаров хмыкнул. – С какой мотивацией? – Превышение полномочий, нарушение субординации, преднамеренное нарушение рамок ответственности, неправомерное применение табельного оружия и прочая лабуда. – Все из-за того дела с торговцами людьми? – Наверное, – пожал плечами Носов. – Я с ней еще не разговаривал. Скорее всего, будет использовать тот случай, как повод и копать во всех остальных направлениях. Ты же «этих» знаешь. Если уж выслали инквизитора на место, то будут рыть, пока не откопают скелет прабабки. Чисто чтобы впустую не ездить. Это было правдой, водился такой грешок за инквизиторами из ОСБ. – Справимся с божьей помощью. Это все неприятности на сегодня? Носов и Ирочка переглянулись. Очень неприятный признак. Похоже, ведьма из ОСБ – не самая большая проблема. – Давайте, колитесь, что там еще стряслось? – Ну-у, – замычал Носов. – Тело Кононовой забрали, – не стала рассусоливать Ирочка. – Дело? – напрягся Виктор. – И дело, и тело. – Кто? Когда?! Ирочка горестно уткнулась носом в свой компьютер, Носов пожал плечами. – Нам особо не докладывают. Вася-Вася сказал – все, ее дело больше не наше. Какие-то вновь вскрывшиеся обстоятельства и тэ-пэ. Ушло по подведомственной траектории, в военную прокуратуру. Тело увезли еще рано утром, без нас. – Твою мать! – рявкнул Макаров. – Это же эпизод по серийке! Они вконец охренели там у себя в гребаном «пентагоне»? – А я еще вчера об этом говорил, – спокойно ответил Носов. – Где армейцы – там геморрой. Виктор несколько минут сидел молча, стискивая кулаки до хруста. Его переполняло бешенство. И дело было даже не в «зеленых человечках» с Фрунзенской набережной. В конце концов, у них могут быть свои резоны. Дело было в предательстве. Без него тут не обошлось. Макаров набрал номер Менделея. Тот ответил сразу, хотя, по идее, должен бы сейчас отдыхать после трудовой ночи в морге. – Это Макаров, – спокойным голосом без интонаций представился Виктор. В трубке раздался тяжелый вздох. – Знаешь уже? – Знаю. Менделей помолчал, ожидая, что Виктор что-нибудь скажет. Но Макаров предоставил старику самому придумать вопрос.