Створка скрипнула и подалась. Петр Павлович обернулся, глаза горели огоньком охотника: — Заглянем? Оглядевшись, Илья Алексеевич кивнул, и приятели скрылись за синими дверями. Глава 2. «Пять шаровъ» Ни швейцара, ни гардеробщика в столь ранний час при входе не оказалось. Ардов скользнул взглядом по доске с портретами почетных членов клуба за разросшимся фикусом, а в пустом гардеробе приметил на крючке одинокий котелок, видимо оставленный кем-то из вчерашних посетителей. Миновав тёмный вестибюль, чины полиции вошли в полутемную залу с бильярдными столами, над которыми на цепочках покачивались керосинки в виде корабельных фонарей. Морская тематика вообще превалировала в оформлении: в нишах, затянутых холстами с морскими пейзажами, на тумбах покоились макеты бригантин, маркерные доски были вставлены в обода штурвалов, а над небольшой сценой у дальней стены нависала стилизованная под ростр[3] деревянная фигура дующей в трубу обнаженной нимфы. Утренний свет едва пробивался в просветы меж тяжелых портьер, в кресле под клеткой с попугаем дремал старик-маркер. На столе перед сценой в одиночестве катала шары стройная девушка, напомнившая Ардову иллюстрации американского художника Чарлза Гибсона[4] в «Кольеровском еженедельнике»: ее гибкий стан мягко облегала полосатая блузка, юбка была расклешена книзу, стеснявший движения жакет отброшен на стул. На столе имелось всего три шара, которые девушка катала туда-сюда, не стремясь положить в лузу. — Пришли записаться на турнир? — не отвлекаясь от игры, спросила она Ардова, когда тот подошел к столу. — Турнир? — переспросил Илья Алексеевич, хотя прекрасно помнил содержание афишки на входной двери. — «Золотой шаръ». В это воскресенье. — Боюсь, моего мастерства недостаточно. — Еще есть время отработать удары. Держите! Совершенно неожиданно девушка бросила Ардову свой кий, который тот едва не уронил. — Ну-с, давайте посмотрим, на что вы способны. Илья Алексеевич несколько мгновений оставался в замешательстве — уж больно раскованно вела себя красотка. Наконец он опустил кий над столом и сделал попытку прицелиться к ближайшему шару. — Вам же неудобно! — улыбнулась девушка. — Снимите! Все это выглядело на грани дозволительного, но Ардов решил не останавливаться. Он положил кий на стол и медленно снял сюртук. Красотка подошла к нему вплотную, насмешливо глядя прямо в глаза. Кажется, ей доставляло удовольствие сохранять молодого человека в неловком положении. Илью Алексеевича накрыла фиолетовая волна, в которой он различил ноты жасмина, флердоранжа, ириса, сандала и пачули. Девушка взяла сюртук и не глядя отбросила на стул. — Вы были здесь вчера вечером? — пытаясь сохранить невозмутимый вид, поинтересовался сыскной агент. — Обычно я даю уроки по утрам, но вчера вечером была свободна, так что заглянула от скуки. Девушка положила правую руку Ардова себе на ладонь и принялась натирать мелом между большим и указательным пальцами, куда обычно кладут кий при ударе. При этом она не отводила взгляда от глаз Ильи Алексеевича, наслаждаясь почти гипнотическим эффектом, который, вероятно, уже давно отработала на других. — Это позволит вашему кию свободно скользить, — пояснила она проникновенным голосом. — А почему вы спрашиваете? — Не было ли здесь вчера потасовки? Может, какая-то ссора, угрозы? Ардову показалось, что вопрос вызвал у девушки секундное замешательство, но она быстро взяла себя в руки и, отстранившись, протянула кий. — Бильярд не располагает к агрессии… Скорее наоборот — делает людей чуточку ближе. С этими словами девушка развернула Илью Алексеевича к столу, а сама расположилась у него за спиной. Молодой человек незаметно одернул рукав сорочки на левой руке, чтобы скрыть закрепленную на запястье кожаную манжету с малюсенькими стеклянными колбочками, набитыми белыми пилюльками. — Ноги следует поставить шире. Опорную — ближе к шару… Бильярдистка бесцеремонно постучала ботиночком из белой лайки по внутренним сторонам ардовских штиблет. — Она должна быть строго на линии удара… Илья Алексеевич послушно раздвинул ноги, отставив правую чуть назад. — Корпус наклонить вперед… Наставница мягко надавила молодому человеку на плечи, и он подался вперед, склонившись над столом. — Необходимо лечь как можно ниже, чтобы угол между кием и линией удара был минимальным, — продолжила она бархатистым шепотом. Ее губы оказались у самого уха Ардова, правая рука сжала кий за его рукой, а другая легла ему на левое предплечье ближе к кисти. — Не заметили вчера мужчины лет пятидесяти? — Ардов хотел задать этот вопрос возможно более заурядным тоном, но пересохшее горло предательски засипело, выдав волнение. — В твидовом костюме с узором «гусиная лапка», с сединой… Усы в стиле Франца Иосифа[5]. — Здесь все такие — в твиде и с бакенбардами. Исключений почти не бывает. Отвечая, наставница помогала Илье Алексеевичу выбрать правильный ритм для возвратно-поступательных движений руки с кием, чтобы он имел возможность приноровиться к цели. Она как бы прицеливалась вместе ним. — Бейте, — наконец шепнула девушка и всем корпусом слегка подтолкнула молодого человека сзади. Ардов ткнул кием. Удар вышел смазанным, шар нелепо откатился в сторону и замер, так и не достигнув борта. Илье Алексеевичу сделалось стыдно, как будто он не смог доставить девушке той радости, к предвкушению которой невольно дал повод. Вместе с тем он почувствовал явное облегчение — ему почудилось, что с этой милой барышней они знакомы сто лет и могут всецело доверять друг другу, как бывает между людьми, связанными общей тайной. Бильярдистка отстранилась и перешла на другую сторону, попутно сняв для себя кий со стойки. На ее губах продолжала мерцать едва заметная улыбка. Вообще-то Илья Алексеевич уже месяц как регулярно практиковался на бильярде, который не так давно по требованию сына выписала из Англии княгиня Баратова. Стол разместили в библиотеке, и всякий раз, когда Ардов оставался у них на ужин, Шура Баратов, его бывший сокурсник по университету и почти брат, утаскивал его после трапезы в зал с книгами и рыцарскими доспехами, где заваливал новостями о положении своих дел на многочисленных любовных фронтах. — По какой игре будет турнир? — непринужденно спросил Ардов. — «Трехбортовый карамболь». Слыхали? Сыщик не успел ответить, потому что у стола возник студент в зеленоватой тужурке. В руках он теребил фуражку с бархатным околышем. — Могу я видеть Варвару Найденову? Оглядевшись, Илья Алексеевич заметил, что в зале стало светлей и прибавилось народу: распахнув гардины, уборщики собирали бокалы с кофейных столов и выметали окурки. Маркер в белых перчатках ходил от доски к доске и стирал результаты вчерашних финальных партий. Жарков вертелся у соседнего стола и подавал глазами неясные знаки. — Это я, — ответила студенту бильярдистка. — Я пришел на занятия, — смущаясь, пролепетал юноша, и румянец залил его щеки. Голос студента походил на пудру, а во вкусе Ардов ощутил ванильную карамель. Найденова обернулась к Илье Алексеевичу и приподняла бровь: — Так вы не на урок? Он кашлянул и взялся за сюртук. — Виноват. Чиновник сыскной полиции Ардов, — представился он. — Неподалеку найден труп мужчины, я веду расследование. Прежняя игривая приветливость барышни улетучилась. Она отложила кий и устремила на молодого человека напряженный взгляд, словно хотела вспомнить нечто важное. — Тот самый мужчина с бакенбардами? Ардов кивнул. — Здесь кого-то убили? — осторожно поинтересовался карамельный студент. Неотрывно глядя в глаза сыщику, Найденова произнесла низким бархатистым голосом: — Здесь убивают только скуку, да и то — не насмерть. Ардов не стал отводить взгляд, решив дождаться, чем кончится эта весьма увлекательно разыгрываемая сценка. По языку растекся горьковатый вкус миндаля и чернослива — так обычно бывало, когда Илья Алексеевич сталкивался с неискренностью или откровенной ложью. Сейчас он никак не мог отделаться от ощущения, что участвует в театральной постановке, хотя и без зрителей, если не считать розовощекого юношу в тужурке. О том, что перед ним артистка, Ардов подумал сразу, как только увидел девушку в бильярдном клубе — для обычной демимонденки[6] она была слишком уверена в себе. Оказаться в компании заводчиков и предпринимателей, стекавшихся по вечерам в подобные клубы подальше от семьи в поисках развлечений, приличной барышне было решительно невозможно, но к артисткам это правило не прикладывалось — они были желанными гостьями даже в великосветских кругах; знакомства с ними, не стесняясь, искали весьма знатные господа, а богатые подношения ради хотя бы единственного взгляда считались делом самым обычным — так публика поощряла талант, исключая его носителя из обычной системы норм и приличий. И хотя женитьба на артистке для мужчины с родословной не приветствовалась, исключения все же случались, а уж на романтические отношения вне официальных уз общество смотрело вполне благосклонно — чего стоил один только роман цесаревича с артисткой императорского балета, о котором некоторое время назад судачил весь Петербург. — Снимите вашу тужурку, — наконец обратилась Найденова к новому ученику, отвернувшись от Ардова. Поклонившись, Илья Алексеевич устремился к выходу, на ходу надевая сюртук. Увидав, что приятель наконец бросил несвоевременный и явно затянувшийся флирт, Жарков, изнывавший у дверей в нетерпении, поторопился через вестибюль на улицу. — Что маркер? — спросил сыщик, найдя криминалиста на крыльце перед синей дверью. Во время урока бильярдного мастерства он приметил, что Петр Павлович учинил допрос седовласому старику в перчатках. — Тетеря сонная! — досадливо отозвался криминалист. — «Ничего не видел, ничего не слышал», — перекривил он губы, изображая бесполезного старика. Петр Павлович развернул носовой платок и показал бильярдный шар. — Вот, захватил на всякий случай. Кажется, есть подозрительные следы.