«Орёл и так близко к жилым домам?» — удивилась она, — «Невероятно!» Мгновение и благородная птица, грациозно взмахнув крылом, взмыла в небо, быстрыми плавными движениями набирая высоту. Орёл полетел в направлении бывшей великой столицы ацтеков, отныне именуемой Мешико. Майоаксочитль проводила его взглядом и в этот момент тени воспоминаний коснулись её лёгкой дымкой прошлого. *** Мужчина средних лет, сидя за своим письменным столом, обмакнул перо в чернильницу, аккуратным выверенным движением продолжая корпеть над самым главным трудом его жизни. Его происхождение не позволит добиться широкой известности, образование он получил на порядок хуже чистокровных испанских коллег, но он был уверен — ему суждено стать хорошим писателем. Истории из его хроник правдивы в отличие от трудов подхалима Гомары, который даже не побывал в Новой Испании. Эка невидаль — писать со слов Кортеса! Сам хронист, конечно, тоже события конкисты не застал, но его источники были более чем надёжны, хотя и повествовали временами о самых невероятных происшествиях. Перевернув страницу, мужчина продолжил свой рассказ: «Кортес вёл себя как правитель всей Новой Испании, издавая новые указы и стараясь грамотно регулировать управление захваченными землями. Капитан запретил труд женщин и детей, ввёл обязательный обеденный перерыв, регулировал рацион рабочих. Воскресенье объявил выходным днём и велением Кортеса посещение религиозного богослужения в этот день было обязательным для всех. В Новую Испанию прибывали монахи и священники, распределялись по разным областям, освящали старые индейские храмы и помогали владельцам энкомьенд обращать их подопечных в христианство. Поскольку труд общинников-индейцев не оплачивался, по указу Кортеса после отработки на энкомендеро устанавливался период, в который местные жители работали на себя. Увы, я не застал великий Теночтитлан в период самого его расцвета. На руинах главного церемониального центра Кортес приказал заложить первый камень его будущей резиденции и указал место для строительства главной центральной площади Мешико. А позже, не желая поддерживать сложную ирригационную систему индейских чинамп, генерал-капитан повелел осушить великое озеро Тескоко.» Размяв шею, хронист покосился на брата, беспечно храпящего в хмельном забытьи после развесёлого гуляния в компании супруга родной сестры. Младший братец тот ещё повеса! Никак за ум не возьмётся! А как чего недоброе приключится — сразу бежит к старшему на поклон. И так с самого детства! Но, не время отвлекаться. «Многие задавались вопросом — любил ли Кортес свою Марину? На этот счёт у меня есть свои домыслы. Генерал-капитану приписывали множество любовных похождений, дюжину бастардов, но лишь сына, рождённого от Марины, он признал своим отпрыском и нарёк Мартином Кортесом эль Метисо. Самой Марине капитан причинил много боли. Прежде всего, оторвал сына от рук матери и отправил в Испанию, чтобы дать ему лучших учителей, а саму Марину выдал замуж за своего товарища Хуана Харамильо. Но я уверен, что таковой и была любовь капитана. Жестокой и беспринципной. Марине он дал статус и свободу, а своему сыну — образование и лучших воспитателей. Так он показал своё глубокое почтение к этой великой индейской женщине, но оставался слеп и глух к её страданиям. В этом был весь Кортес.» «С командиром Педро де Альварадо и его возлюбленной Луисой дела обстояли несколько иначе», —писал мужчина далее,— «Альварадо хоть и не решился обвенчаться с индейской наложницей, но везде брал её с собой. Она стала свидетелем его завоевания Гватемалы и становления его как богатейшего и знатнейшего аделантадо. Луиса родила ему дочь и двоих сыновей и все они получили благородную фамилию де Альварадо. Женился конкистадор на соотечественнице, но лишь спустя два года после смерти Луисы от оспы. Брак его оказался бездетным, но молодая испанская супруга относилась к его детям с положенным почтением. Увы, насколько мне известно, сыновья его погибли в молодом возрасте и лишь дочь, Леонор де Альварадо, осталась единственным законным отпрыском великого конкистадора.» Свеча на столе безнадёжно расплавилась и, слабо вильнув напоследок, погасла. Писатель грязно выругался, пытаясь в кромешной темноте отыскать на полках другую. Зажёг наощупь сразу две и, наконец, нетерпеливо вернулся к рабочему столу, стараясь как можно скорее продолжить работу. «О невероятной жизни монаха Херонимо де Агилара мне мало что известно, так что я перескажу лишь слухи»,—продолжал он,—«Агилар изменил своему раннему пуританству и вступил в союз с индейской женщиной по имени Эльвира Тосненецин. У них было две дочери, а позже Агилару пожаловали во владение земельный участок в долине Мешико. Слышал я также, что одна из его дочерей впоследствии вышла замуж за знатного испанского идальго.» Хронист задумался на минуту, мечтательно прикрыв веки, и завершил повествование следующими строками: «Я рассказал истории этих людей лишь для полного представления читателя о судьбе каждого. Но главная история вовсе не о них, верно? Испанский конкистадор Алехандро де Ортега и его индейская супруга Мария Майоаксочитль смогли сочетать в своей жизни всё — грамотное управление выделенной им землёй, воспитание и обучение детей, верную службу Испанской Короне и, конечно, глубокую взаимную любовь. На их долю выпало немало испытаний, будь то наводнения, засухи или эпидемии оспы, но они всё сдюжили, со всем справились. И я показал тебе, дорогой читатель, то редкое, сокровенное и, несомненно, правдивое, что не покажет никто. И тогда ты поймёшь, как иногда Сеньор Господь хитро сплетает людские судьбы, являя миру невероятный союз двух совершенно разных людей.» Мужчина вернул перо в чернильницу. Его труд был почти завершён — осталось лишь придумать название. Хронист долго размышлял, прикидывал, перебирал варианты, но лучше того, что предложил его пройдоха брат, он не нашёл. Тогда он снова взял писчий инструмент и аккуратно вывел на листе размашистое название «Сoatl auh Xochitl», что в переводе с языка науатль означает «Змей и Цветок». Чуть погодя, ниже оставил скромную авторскую подпись — Мигель Эхекатль де Ортега эль Метисо — и, тряхнув непослушными кудрями, поставил последнюю точку в своём повествовании. Конец