«Родители отправили манцинеллу в знак того, что они примут любое моё решение. Даже если я захочу уйти из жизни, они поддержат меня» — поняла Майя. В этот момент тоска по родному дому, закупоренная чередой минувших событий, словно огромный назревший чирей, нарвала, запульсировала и вырвалась наружу. — Госпожа, паланкин готов, — отрапортовала служанка, тем самым возвращая хозяйку из меланхолии. — Спасибо, Ксоко. «Ксоко! Ты всегда была рядом, преданно и безропотно выполняя свои обязанности. Вместе со мной ты прибыла в Теночтитлан, вместе со мной отправилась в поместье Текуантокатля. Я не слышала от тебя ни единой жалобы, не видела твоих слёз, не понимала твоей тоски. Ты безмолвной тенью следовала за мной, выполняя поручения и деля со мной тяготы. Могу ли я позволить себе пасть духом, когда рядом со мной живой пример силы и бесстрашия?» — Ксоко? — дочь вождя неожиданно обратилась к служанке. — Да, госпожа. — Спасибо тебе. — За что, госпожа? — За то, что рядом. — вымученно улыбнувшись, Майя устроилась в паланкине и отправилась во дворец императора. Простые жители Теночтитлана, желающие обучаться поэзии, посещали Дом Песен, что находился в главном церемониальном центре столицы. Поэт Айокан обучал только благородных господ и его занятия проходили в закрытом саду императорского дворца. Тлатоани Монтесума велел построить в саду специальный павильон, окружённый зарослями жёлтой акации, что защищал учеников от зноя и дождя. На занятия приходили ученики разных возрастов, мужчины и женщины, девушки и юноши и даже пожилые вельможи — все, кого увлекало это искусство. Среди учеников Майя заметила супругу принца Куаутемока гордую Течуишпо и юного принца Ашаякатля, младшего из отпрысков императора. На занятиях у Айокана не имели значения пол, возраст или статус ученика, а так же не принималось в расчёт, о чём повествует автор. Самое главное, чтобы стихотворение слагалось правильно, красиво, благозвучно и оставляло отпечаток в сердцах слушателей. Любимые стихотворения запоминались, заучивались и передавались из уст в уста. На своих занятиях Айокан любил декламировать великого поэта Несуалькойотля, короткие обрывистые стихотворения Тотокиуацина и, конечно, поэмы собственного сочинения. На первом занятии Майя выступала исключительно в роли слушателя. Слагать собственные стихи она ещё не умела, но с наслаждением впитывала красоту виртуозного переплетения слов. Стихотворения опытных учеников или самого Айокана сопровождались ритуальными барабанами, усиливая эмоциональную окраску, а работы новичков зачитывались без музыкального сопровождения и выносились на всеобщее обсуждение. В конце занятия в качестве заключения Айокан продекламировал короткое стихотворение известного поэта Тотокиуацина*: Безбрежно счастлив тот, кто бирюзу шлифует - шлифует песнь свою, она сверкает, подобно перьям радужным кетцаля, когда легко колышется плюмаж. Майя старалась заучить его и после занятия, не желая возвращаться к паланкину, решила прогуляться по саду, снова и снова повторяя слова поэмы. Возле небольшого строения до слуха Майи донеслись звуки тлапитцалони, ацтекской флейты. Красивая мелодия, непохожая ни на одну из известных девушке, звучала переливисто, нежно и несколько печально, повторяя с определённой периодичностью звуковой рисунок. Впечатлённая уроком стихосложения дочь вождя поспешила на звуки чарующей музыки, огибая заросли и высматривая таинственного музыканта. Наконец, она вплотную подошла к строению, где у самого входа на ступенях сидел теуль и, опустив голову, погружённый в свои мысли, играл на флейте. Услышав шаги, он остановился и с удивлением посмотрел на неожиданную гостью. — Señora? — обратился чужестранец. Едва не вскрикнув от неожиданности, Майя почувствовала себя крайне неловко, но отступать было уже поздно. Гордо вскинув голову, она спросила: — Это музыка твоего племени, Маленький Змей? Тебя ведь так называют? — Это имя дал мне ваш император, — испанец тряхнул головой, убирая непослушную прядь со лба, — Он полагает, что я сын какого-то там Змея. — Пернатого, — уточнила девушка. — Именно. — Какое твоё настоящее имя? Усмехнувшись, незнакомец вальяжно откинулся назад и несколько иронизируя ответил: — Какой замечательный сегодня день! Со мной знакомится прекрасная сеньора. Чем-то я определённо обрадовал ваших Богов. — Ты не ответил на мой вопрос, теуль, — сказала Майя, стараясь побороть смущение и придать голосу власти, согласно своему положению. — Если уж на то пошло, я не ответил на два твоих вопроса, — словно издеваясь продолжил чужеземец, — но не смею более томить тебя. Моё имя Алехандро, а эта мелодия называется «Чёрная алеманда*» и да, она из «моего племени». — Мне понравилась эта мелодия. Благодарю тебя, Алехандро, за прекрасное исполнение. — завершила Майя, намереваясь уйти. — Постой, - испанец поспешно поднялся со ступеней. Обернувшись, Майя вопросительно вскинула бровь. — Моё имя теперь тебе известно. Дозволительно ли мне узнать твоё? — Майоаксочитль. — Что ж, хорошего дня тебе, Майоаксочитль. — И тебе, Алехандро. Беспокоясь, что их мог кто-то увидеть, Майя поспешила скорее вернуться обратно к паланкину. ---------------- * использованы материалы книги: «Кецаль и голубь. Поэзия науа, майя, кечуа.» М., Худож. лит., 1983. * Чёрная алеманда — придворный танец XVI века. Первое упоминание датируется 1570 годом в балладе Бетта (Bette) «To the newe tune of the Blacke Almaine, vpon Scissillia». Несмотря на то, что события романа происходят в 1519 году, предполагается, что «Чёрная алеманда» была известна при испанском дворе. Глава 9 - Тлачтли В связи с угрозой нападения теулей к наступлению осени напряжение среди жителей столицы возрасло в разы. Горожане шептались о том, что испанцы заключили союз с соседней Тласкалой и с внушительной армией недругов движутся в Теночтитлан. Вельможи сетовали на императора Монтесуму, что намеренно не даёт боя чужакам, пытаясь откупиться щедрыми дарами. Жрецы разошлись во мнении относительно судьбы пленного теуля: одни считали, что его жертва поможет отвести угрозу, другие полагали, убийство сына Кетцалькоатля разгневает Богов и принесёт ещё большие беды. Командиры созывали тайный совет, где сам Текуантокатль вопреки приказу тлатоани выступал с предложением отправить отряд воинов за пределы озера Тескоко в целях отбросить противника как можно дальше. Его предложение было отвергнуто — никто не решался ослушаться приказа тлатоани. — Куаутемок, хоть ты послушай, — обращался командир, — Монтесума не в себе! Своим бездействием он погубит всех нас! — Что ты предлагаешь, Текуантокатль? — устало отвечал принц. — Хватит кормить чужаков золотом. Они ненасытны, это ясно и дураку. Неужели император не понимает? Чем больше даров мы им преподносим, тем огромнее становятся их аппетиты. Необходимо дать бой, пока не стало поздно. Что скажешь, тлакатеккатль? — Скажу, что если ты ослушаешься тлатоани, станешь изменником. Так ты и теулей не победишь, и сам окажешься на жертвенном камне. — Всех на теокалли не отправишь, — Текуантокатль угрожающе сверкнул глазами, — Если ты поддержишь меня, Монтесуме ничего не останется, как выйти в открытое противостояние с чужеземцами. — Я... — Послушай, — прервал принца командир, — в районе Чолулы была организована засада. Не без ведома тлатоани, разумеется. Заговор был раскрыт, их правитель казнён. Однако Монтесума объяснил произошедшее «лёгким недоразумением», без труда отрёкся от касика и в очередной раз послал чужеземцам подарки. Тем временем сами мы, располагая крупными военными силами, многократно превосходящими теулей и их союзников, прячемся как трусы в стенах Теночтитлана. И это самая могущественная империя Анауака? — Я понимаю твоё негодование, Текуантокатль, но не могу пойти против приказа императора, — печально завершил Куаутемок, — Остаётся надеяться, тлатоани знает, что делает. — Я тоже очень на это надеюсь, — скрипя зубами, процедил командир. *** В поместье, где жила Майоаксочитль, располагался большой банный комплекс и, хотя он значительно уступал императорским термам, размеры его действительно впечатляли. Оставшись в одной тунике, Майя осторожной поступью медленно вошла в чистый прохладный бассейн. Вода приятно ласкала кожу, давая облегчение и спасение от неистово палящего солнца Анауака. Тень от навеса защищала от яркого света и Майя, прикрыв веки, наслаждалась моментом уединения и спокойствия. Ранним утром её супруг отбыл во дворец императора, рабыни и слуги не посмели бы потревожить госпожу, а значит она могла всецело посвятить это время самой себе. Странно, при всех событиях, впервые её не затягивали мрачные мысли. Она вспоминала встречу в дворцовом саду и рассуждала про себя: «Почему пленный чужак содержится во дворце? Вероятно, по приказу тлатоани, иначе и быть не может, однако неясно, что именно задумал император. Не представляю, каково жить, не зная о своей участи. В любой момент Монтесума может передумать и отправить пленника на теокалли. Странно, что жрецы не настояли на принесении теуля в жертву. Хотя, признаться, мне бы не хотелось его гибели.» Майя обдала лицо прохладной водой. «Похоже, его обучают науатль. Или он сам каким-то образом выучил наш язык. На праздничном пиру теуль говорил коротко, обрывисто и едва различимо за слишком сильным акцентом. Сейчас же речь его звучала связно, полными фразами, он даже позволял себе высказываться несколько иронично. Однако, чужеземец всё равно не делает положенных пауз, смягчает твёрдые звуки и речь его звучит слишком медленно. Как любопытно!» Майя подняла руку, брызнув водой куда-то в сторону. В спасительной прохладе водоёма мысли продолжали медленно убаюкивать девушку. «Выходит, там далеко на востоке находится империя теулей, вотчина Кетцалькоатля. Интересно, большая ли она? Возводят ли там такие же прекрасные величественные пирамиды?» Следующий вопрос, возникший сам собой, неожиданно кольнул: «Возможно, у пленника за океаном есть супруга? И дети! Быть может где-то в далёкой стране его ждёт любящая семья.» Погружённая в раздумья, разморённая жарой дочь вождя не заметила, как к бассейну бесшумно приблизилась женщина. — Госпожа Майоаксочитль, могу я присоединиться? — неожиданно обратилась она, — День выдался жарким, в покоях мне невмоготу. — Госпожа Чимальма? — Майя опешила, — Что ж, конечно, присоединяйся. Я как раз ухожу. — Нет, нет, прошу останься! — на лице первой супруги отразился испуг, — Я совсем не хотела помешать тебе. — Боюсь, избежать неловкости между нами не получится, — честно констатировала дочь вождя. — Это как посмотреть, — Чимальма грациозно, подобно дикой кошке, опустилась в воду, — Скажи, часто ли тебе удаётся предаваться праздным беседам? — Не особо.