— Мой похититель не был Гением Преступлений, Эмерсон. Я едва ли могла ошибиться — в конце концов, в течение некоторого времени я находилась весьма близко к нему, хоть и не желала этого. Должна признаться, что моя фраза не относилась к самым тактичным из всех возможных. Ответ Эмерсона состоял из потока ругательств, в том числе нескольких, неизвестных мне доселе. Потребовалось немало времени и сил, чтобы успокоить его. Мои усилия привели к такому чудесному результату, что после перерыва мне пришлось напомнить мужу: окна не занавешены, а слуги ещё не спят. — Тогда подадим им пример, — ответил Эмерсон, помогая мне подняться. Когда мы шли по лестнице, он задумчиво сказал: — Возможно, ты права, Пибоди. Я по-прежнему склонен видеть ужасающую руку — ещё одна из твоих литературных фраз, помнишь? — ужасающую руку Сети[119] везде и всюду. Я могу ошибаться в том, что касается личности нашего противника, но моя теория о мотивах, стоящих за этими явлениями, непоколебима. Археолог или даже проницательный студент сможет сложить все кусочки головоломки в единое целое. — Я уверена, что меня пытался похитить не мистер Бадж, Эмерсон. Эта маленькая шутка возымела желаемый эффект. Эмерсон с улыбкой провёл меня в комнату и захлопнул дверь. * * * В течение следующих трёх дней мы работали в Западной долине. Дни эти протекали безмятежно, ничто не нарушало наш мирный труд — за исключением случайного гостя-археолога, прослышавшего о нашем появлении и, как выразился Эмерсон, заявившегося узнать о наших успехах, и кота Анубиса, который, казалось, всеми силами подталкивал Абдуллу к фелиноциду[120]. Я старалась утешить страдающего мастера. — Ты ему нравишься, Абдулла, это своего рода любезность. Вспомни — Бастет никогда не уделяла тебе такого внимания. Потирая голову (вступившую в болезненный контакт со скалой, когда кот внезапно вскочил ему на плечо), Абдулла остался при своих убеждениях: — Мы все знаем, что она — не обычная кошка. Разве она не разговаривает с молодым хозяином и не внемлет его приказам? Этот кот — слуга зла, так же, как кошка Бастет — слуга добра. Само его имя — дурное предзнаменование. Разве Анубис не был богом кладбищ[121]? Бдительность Эмерсона постепенно ослабевала по мере того, как день миновал за днём без какого-либо тревожного инцидента. При всей своей изоляции Западная Долина была безопаснее любого города. Никто не мог приблизиться к нам, не будучи замеченным задолго до того. В конце третьего дня Эмерсон объявил, что мы почти выполнили задачу, ради которой приехали сюда. Мы исправили многочисленные ошибки в существующем плане Долины и обнаружили несколько многообещающих участков, где определённо стоило вести дальнейшие исследования, а среди них — полностью пригодный для того, чтобы спрятать скипетры. Абдулла был рад узнать, что мы почти закончили. Составление карт не относилось к любимым занятиям Абдуллы. Подобно хозяину, он предпочитал раскопки. — Сколько ещё? — спросил он, когда мы вернулись. — Неделя, самое большее, — ответил Эмерсон. Взглянув на меня, он вызывающе добавил: — Скоро здесь появится Вандергельт-эффенди. Я хочу оставить этот дом до его появления. Накануне мы получили от Сайруса телеграмму, объявлявшую о его скором прибытии в Каир, и уверявшую, что он с нетерпением ожидает встречи с нами в ближайшее время. — Возможно, — понадеялся Абдулла, — кот останется здесь с эффенди. — Вот в чём загвоздка, — согласился Эмерсон. — Когда мы разобьём палатки в Амарне, то не сможем кормить его и заботиться о нём. Грохот камней и патетически оборванный писк предшествовал появлению Анубиса, несущего в зубах что-то обмякшее и коричневое. — Тебе не придётся беспокоиться о его пропитании, — заметила я. Абдулла что-то буркнул себе под нос. Дауд, большой молчаливый человек, крайне редко позволявший себе волноваться, беспокойно смотрел на кота; его пальцы складывались в ритуальный жест, направленный на изгнание зла. Кот исчез вместе с добычей. В течение некоторого времени царило молчание. Затем Абдулла сказал: — Сегодня вечером в доме брата моего отца будет фантазия[122]. Она произойдёт в ознаменование того, что я посетил дом своих предков. Но было бы величайшей честью, если бы вместе со мной пришли Отец Проклятий и вы, Ситт Хаким. — Это — высокая честь для нас, — ответил Эмерсон, как того требовали правила учтивости. — Что скажешь, Пибоди? Идея понравилась мне. Я очень хотела встретиться с дядей Абдуллы, имевшего определённую репутацию в районе Луксора. Он родился и вырос в Гурнахе, пресловутой деревне потомственных расхитителей гробниц на западном берегу. С помощью средств, источник которых никто не стремился выяснить, он смог достаточно разбогатеть, чтобы купить прекрасный дом на восточном берегу за пределами Луксора. Семейная гордость заставила его нанять лучших артистов для исполнения фантазии. Развлечения на таких торжествах состоят в основном из музыки и танцев. Вначале мой слух болезненно воспринимал египетскую музыку, голоса певцов скользят вверх и вниз в довольно ограниченном диапазоне, а музыкальные инструменты примитивны по западным стандартам. Однако, как и в большинстве форм искусства, длительное воздействие повысило восприимчивость. И нынче я могла слушать с относительным удовольствием пение в нос под аккомпанемент флейты, цитра, тамбурина и земра (один из видов гобоя). Назойливый ритм барабанов (всех разновидностей) вызывал особенно интересный эффект. Я приняла приглашение с надлежащими изъявлениями благодарности. Взяв Эмерсона за руку, я пропустила остальных вперёд, и только после этого тихо произнесла: — Итак, ты отменил запрет на вечерние мероприятия? С тех пор, как мы прибыли в Луксор, ничего не произошло… — Я убеждён, что это не так, — высокомерно ответил Эмерсон. — Однако сейчас не тот случай, когда следует беспокоиться. Я брошу вызов самым большим смельчакам, пытающимся похитить тебя при наличии таких трёх защитников. — Увидев выражение моего лица (и зная, как мне не нравится быть беспомощной женщиной), он добавил: — Мы могли бы поужинать в отеле, а на представление пойти попозже. Картер в Луксоре, я хотел бы пообщаться с ним и подготовить его к великому открытию, которое мы намерены совершить. Так и вышло. Мы послали Говарду приглашение поужинать с нами в отеле «Луксор», и с закатом солнца вошли на борт фелуки[123], которая должна была перевезти нас через реку. Абдулла и Дауд выглядели как эмиры в своих лучших одеждах и огромнейших тюрбанах, длинная борода Абдуллы была отмыта до снежной белизны. Нам, естественно, полагалось произвести не меньшее впечатление. Эмерсон согласился с необходимостью этого, хотя сердито заметил, когда я завязывала ему галстук, что чувствует себя малышом, который отправился навещать богатых крёстных родителей. Сходни, служившие одновременно и вёслами при слабом ветре, были подняты, и мы уже отплывали от набережной, когда в лодку вскочило нечто длинное и извилистое. В сумраке сразу нельзя было понять, что именно. Эмерсон с проклятием попытался толкнуть меня на грязное дно лодки, а Абдулла свалился бы со скамьи, если бы Дауд его не удержал. Я сопротивлялась усилиям Эмерсона, потому что, конечно же, сразу определила личность последнего пассажира. — Это только кот, — громко сказала я. — Абдулла, ради всего святого, перестань елозить, ты испачкаешь свой красивый халат. Абдулла никогда не ругался в моём присутствии. И сейчас — тоже, но шипел так, будто душил непозволительные эпитеты. — К чертям собачьим, — процедил Эмерсон. — Вот досада! Я отказываюсь брать кота на обед в «Луксоре», Амелия. — Бросьте его за борт, — предложил Абдулла. Я проигнорировала это предложение, в чём Абдулла, по-видимому, и не сомневался. — У нас нет времени возвращать его домой. Возможно, у лодочника найдётся верёвка, чтобы привязать его. — Я не одобряю идею сажать кошек на привязь, как собак, — твёрдо заявил Эмерсон. — Эти независимые существа не заслуживают подобного обращения. — Кот прошёлся по скамейке, балансируя, как акробат, и уселся рядом с ним. — Такая суета из-за одного кота, — проворчал Эмерсон, почёсывая Анубиса под подбородком. — Раз ему по душе бродяжничать, пусть сам и заботится о себе. Мы с Эмерсоном зачастую привлекаем значительное внимание, когда оказываемся на публике. Надеюсь, меня не обвинят в тщеславии, если я скажу: не удивительно, что все взгляды были прикованы к нам, когда мы рука об руку появились в обеденном салоне отеля. Высокий рост и грубая красота Эмерсона оттенялись строгим чёрно-белым вечерним костюмом, он шествовал по залу с достоинством короля. Мне казалось, что и я выгляжу достаточно неплохо. Однако я подозревала, что часть широко раскрытых глаз, сосредоточившихся на нас (и приглушённый смех, плывший по комнате), вызваны чем-то ещё, кроме восхищения. Анубис отказался оставаться в гардеробе. Он шёл позади нас с достоинством, равным Эмерсоновскому — хвост поднят трубой, взгляд устремлён вперёд. Выражение на его морде также имело поразительное сходство с выражением лица Эмерсона. В голову приходила фраза «благовоспитанно-презрительная усмешка». Кот вёл себя лучше, чем некоторые гости. Молодые мужчины (не заслуживающие названия «джентльмены») за соседним столом налегали на выпивку явно больше, чем следовало бы. Один из них, желая посмотреть на кота, так сильно подался вперёд на стуле, что грохнулся на пол. Его спутников эта выходка больше позабавила, чем смутила; с аплодисментами и комментариями, свойственными нахальной американской молодёжи, они подняли его и вернули на место. — Молодец, Фред, — послышался чей-то голос. — Покажи этим типам, как спорт может сбить с ног. Говард прибыл как раз вовремя, чтобы увидеть конец этого спектакля. — Возможно, миссис Эмерсон хотела бы перебраться на другой стол, — предположил он, искоса поглядывая на буйную компанию. — Миссис Эмерсон нет нужды беспокоиться из-за грубиянов, — поманил официанта Эмерсон. Затем обратился к нему достаточно громко, чтобы его услышали во всех уголках обеденного салона: — Пожалуйста, сообщите хозяину: если он немедленно не удалит этих людей, я займусь ими лично. Молодые люди были надлежащим образом удалены. — Вот видите, — любезно улыбнулся Говарду Эмерсон. — Именно так следует справляться с подобными ситуациями. Пришлось объяснить, кто такой Анубис, чьё присутствие стало известным Картеру из-за громкого обнюхивания его брюк. Согласитесь: звук и сопутствующее ощущение могут немного поразить того, кто не знает, что под столом сидит кот. Как только ситуация стала понятной, Говард рассмеялся и покачал головой. — Пора приучить себя не удивляться тому, что делаете вы с профессором, миссис Эмерсон. Как характерно для вас — взять на себя ответственность за любимца бедняги Винси! Кот фанатически привязан к нему и не уживается с большинством людей. — Поскольку вы называете его «беднягой Винси», то, очевидно, считаете, что к нему отнеслись несправедливо? — спросил я. Говард выглядел несколько смущённым: — Я не знаю правды. Но сомневаюсь, что всё было именно так, как говорят. Он чудесный парень, очень симпатичный. Я не знаю, что могло бы его дискредитировать, за исключением… Впрочем, это просто сплетни, причём не такого рода, которые я могу упоминать в вашем присутствии, миссис Эмерсон. — Ясно, — кивнула я, указывая официанту вновь наполнить стакан Картера. — Cherchez la femme![124] Или les femmes?[125] — Множественное число, безусловно, — ответил Говард. Он поймал взгляд Эмерсона и быстро добавил: — Я же говорил — праздные слухи. Э-э… расскажите о ваших успехах в Долине. Какие-нибудь новые гробницы? Всё оставшееся время за трапезой мы обменивались профессиональными сплетнями. Эмерсон наслаждался, дразня нашего молодого друга таинственными намёками и отказываясь разъяснять их. Говард готов был уже лопнуть от любопытства, но тут Эмерсон достал часы и попросил его извинить нас: — Друзья устраивают фантазию в нашу честь, — объяснил он, немного приукрасив правду. — Мы не можем опоздать. Мы расстались в дверях отеля. Говард отправился пешком, весело насвистывая, а мы наняли экипаж. Главная улица Луксора, где современные отели стоят в одном ряду с древними руинами, проходит вдоль реки, за которой расположена типичная деревня, с улочками из голой земли и кучкующимися хижинами. Ни малейшее предчувствие катастрофы не омрачало мой ум. Гораздо больше меня донимали тонкие вечерние туфли, стелившиеся по земле юбки и расстояние, которое нам предстояло преодолеть. Это не доказывает, как утверждают некоторые, что подобные предвестники беды являются лишь суеверием; это доказывает лишь то, что в определённых случаях они просто не возникают. Так случилось и со мной — интуиция молчала. Оставив огни гостиниц позади, мы повернули на узкую полоску между полями сахарного тростника, чьи стебли поднимались выше головы самого рослого человека. Листья тихо шептали на ночном ветру. Время от времени сквозь тростник мерцали огни деревенских домиков. Ночной воздух был прохладным и освежающим; смесь ароматов, характерных для египетского города — запахов ослов, жжёного угля и недостатка санитарии — исчезла, её заменило неизмеримо более целебное благоухание зелёных растений и свежей земли. Коляска была открыта, воздух мягко охлаждал лицо, ритмично стучали лошадиные копыта, скрип кожаных сидений примешивался к волшебной атмосфере романтики. Я прислонилась к плечу Эмерсона, его рука обнимала мои плечи. Даже пристальный взгляд кота, сидевшего напротив нас, не мог омрачить происходящего. Этот маршрут был популярен у гостей Луксора, поскольку включал в себя одну из немногих просёлочных дорог, достаточно широких для проезда экипажей. Нам пришлось пропустить пару встречных колясок. Внезапно кучер оглянулся, ругаясь по-арабски. Я не видела, что происходит позади нас, но уже услыхала звуки: грохот конского галопа и нестройный хор голосов. Кто-то нас обгонял, и, по-видимому, они рассчитывали, что мы пропустим их, потому что шум стремительно усиливался. — Великий Боже! — воскликнула я, пытаясь что-нибудь разглядеть над высокой спинкой сиденья. — Это просто вечеринка молодых идиотов-туристов, — ответил Эмерсон. — Они только и знают, что устраивать здесь гонки. — Он наклонился вперёд и постучал по плечу кучера. — Пропусти их, — сказал он по-арабски. — Впереди, за стеной, есть место. Возница повиновался, свернув в самый последний момент, и экипаж пролетел мимо. Нас приветствовали крики, здравицы и обрывки хриплой песни, а кто-то размахивал бутылкой. Затем огни кареты исчезли за поворотом дороги. — Они окажутся в канаве, если и дальше будут так мчаться, — откинулся назад Эмерсон. Мы продолжали путь и, наконец, оказались в более плотно населённом районе. Взгляду предстала странная смесь скромных хижин и обнесённых стенами домов, а между ними простирались открытые поля. — Теперь недалеко, — промолвил Эмерсон. — Господи, я был прав! Вот и коляска, обогнавшая нас. В канаве. — Разве мы не остановимся и не предложим помочь? — спросила я.