Только хорошие манеры Сайруса — и, хотелось бы верить, его уважение ко мне, как эксперту-профессионалу — помешали ему решительно возражать против этой процедуры, занявшей невероятное количество времени. Перевалило далеко за полдень, и только тогда была доказана мудрость моих методов. Обнаруженный нами повреждённый фрагмент небрежные землекопы, несомненно, пропустили бы. Это оказался кусочек алебастра (вернее, кальцита) длиной пять сантиметров, казавшийся бесформенным. Честь признания его важности следовало отдать Фейсалу, который, конечно же, обучался по моей методике. Он принёс находку мне, улыбаясь в ожидании похвалы: — Здесь есть надпись, ситт. Посмотрите — иероглифы. Волнение, переполнившее каждую частицу моего существа, когда я прочитала эти несколько знаков, в тот миг преодолело все другие соображения. Пронзительно позвав Сайруса, я показала ему повреждённую надпись: — «Великая жена короля Нефернеферуатен Нефертити». — Это часть шавабти, Сайрус — шавабти Нефертити! — Ушебти? — Сайрус вырвал кальцит у меня. Я простила ему эту мимолётную грубость. Как и я, он понимал смысл слов. Ушебти или шавабти использовались только при погребении. Они были изображениями мёртвого мужчины (или женщины), оживавшими за гробом, чтобы служить хозяину и работать за него. Чем богаче был покойник, тем бо́льшим количеством этих маленьких статуй обладал он. Существовало множество фрагментов ушебти с именем Эхнатона, и Эмерсон накануне нашёл ещё три в королевской гробнице. Но этот предмет с именем королевы был первым, никогда не виданным ранее. — Во имя Всемогущего, Амелия, вы правы! — воскликнул Сайрус. — Это голени и часть стоп ушебти. Её не могли перенести сюда из королевской гробницы. — Не обязательно. — Ряд учёных, признаюсь со стыдом, выдвигают фантастические теории, базируясь на доказательствах, не выдерживающих критики, но за мной никогда не водилась склонность к подобной слабости, и я чувствовала, что должна предостеречь Сайруса от чрезмерного энтузиазма. — Разбитые части погребального снаряжения Эхнатона, в том числе ушебти, должны были выбросить из его могилы, — продолжала я. — И сильный поток мог унести их на некоторое расстояние от вади. Но этот фрагмент не принадлежит к его снаряжению. Её имя значится на многих предметах рядом с именем мужа, но ушебти создавались только для мертвеца и назывались его именем. Сайрус держал изношенный кусочек так же трепетно, как если бы это было чистое золото. — Тогда его вымыло из её могилы. Этой гробницы! — Нет, — ответила я с сожалением. — Думаю, что нет. Если бы ей соорудили отдельную гробницу, то, несомненно, поближе к усыпальнице мужа. А эта гробница даже на первый взгляд — маленькая и недостроенная. И всё-таки это замечательное открытие, Сайрус. Поздравляю вас. — Честь принадлежит вам, моя дорогая. — И Фейсалу. — Да, конечно. — Сайрус дружески похлопал по спине сына Абдуллы. — Большой бакшиш тебе, мой друг. И гораздо больше, если найдёшь ещё что-нибудь в этом роде. Однако к тому времени, когда закат вынудил завершить работу, больше ничего интересного не обнаружили. Крушение надежд испортило Сайрусу настроение, хотя следует отметить, что его поведение являлось образцом ангельского терпения по сравнению с демонстрациями, на которые был способен Эмерсон. — Я уже устал пытаться вымыться в чашке воды, — ворчал Сайрус, пока мы тащились по пыльной тропинке. — Если я в скором времени не доберусь до ванны, то не буду подходящей компанией даже для мула, а тем более — леди. — Леди устроилась не лучше, — улыбнулась я. — Признаюсь, что среди всех неудобств, связанных с устройством походных лагерей, отсутствие надлежащих средств омовения раздражает больше всего. Если я не ошибаюсь, завтра будет пятница, люди захотят отдохнуть, поэтому полагаю, что Эмерсон собирается вернуться к реке. — Вы не можете ничего утверждать с определённостью, если речь идёт об этом безрассудном козле, — красочно выразился Сайрус. Я обещала подумать о том, что смогу сделать, чтобы убедить Эмерсона. Надеюсь, никто не заподозрит в этих словах отсутствие спартанской стойкости, заставившее меня отдавать предпочтение отсрочке от наших трудов. Дама предпочитает быть свежей и изысканной во все времена, а леди, которая пытается завоевать сердце джентльмена, не может испытывать большую уверенность в успехе, если похожа на пыльную мумию и пахнет ослом. Тем не менее, я хотела покинуть королевский вади не по этим причинам (по крайней мере, мне так кажется). Место начинало меня угнетать. Каменистые стены, казалось, становились ближе, тени — глубже. Я ползала на четвереньках в запылённых туннелях и протискивалась, извиваясь, сквозь дыры, едва достаточные для того, чтобы пропустить моё тело, ни в малой мере не испытывая чувство клаустрофобии, которое нынче удручающе навалилось на меня. Все уже вернулись с работы, так что я отправилась искать Абдуллу. Он со своими односельчанами проживал в отдельном лагере; они были страшными снобами (на что имелись причины, так как являлись самыми востребованными и опытными рабочими в стране) и всегда отказывались якшаться с теми, кого считали ниже себя по рангу. Я привезла с собой аптечку, и когда увидела приветствовавшие меня сияющие улыбки, мне стало стыдно, что у меня не нашлось времени пофаддличать с ними или хотя бы поинтересоваться, не нуждаются ли они в моём внимании. Я испытала ещё больший стыд, когда они обратились ко мне с различными несущественными повреждениями — от раздавленного пальца до запущенного случая офтальмии. После того, как я промыла глаза Дауда раствором борной кислоты и обработала прочие раны, я как следует отругала всех за то, что они не обратились ко мне немедленно. — Завтра мы вернёмся к реке, — оповестила я. — Мои медицинские запасы иссякают, и все мы нуждаемся в отдыхе. — Эмерсон не пойдёт, — мрачно сказал Абдулла. — Он пойдёт добровольно, или поедет на ваших спинах, закатанный в циновку, — ответила я. Мужчины, ухмыльнувшись, толкнули друг друга, и кислое лицо Абдуллы просветлело. Но он покачал головой. — Вы знаете, зачем он сюда приехал, ситт. — Конечно, знаю. Он надеялся вынудить нашего врага снова напасть на нас, чтобы поймать его. Пока удалась только половина этого блестящего плана. На нас дважды нападали… — Не на вас, Ситт Хаким. На тебя. — И Мохаммед. Целых три попытки, а мы не ближе к решению, чем прежде. — Это очень обозлило Эмерсона, — заметил Абдулла. — Сегодня он поступил очень глупо, ещё глупее, чем обычно. Он чуть не убежал от меня. К счастью, Али увидел, как он ускользнул, и последовал за ним. Он находился уже почти в конце вади, когда Али подошёл к нему. — Что он собирался делать? — резко спросила я. Абдулла развёл руками и пожал плечами. — Кто может уследить за мыслями Отца Проклятий? Возможно, он надеялся, что они обнаружат его в одиночестве. — Тем больше причин убедить его покинуть это место, — твёрдо заявила я. — Здесь слишком опасно, я пойду и отыщу Эмерсона. — А я приготовлю циновку, ситт, — усмехнулся Абдулла. В палатке Эмерсона не оказалось. Уже стемнело; ночь заполнила узкую щель, как чёрная вода — миску. Натыкаясь на камни и ругаясь себе под нос (доказательство, если таковое необходимо, что состояние моего ума было далёким от обычного спокойствия), я, наконец, почувствовала запах табака и разглядела красный огонёк трубки. Эмерсон сидел на валуне на некотором расстоянии от костра. Сначала я приняла тёмную фигуру у его ног за обломок скалы. Затем очертания изменились, как и тени. — Встань, Берта, — отрывисто приказала я. — Даме не следует сидеть на корточках на земле. — Я предложил ей скалу, — мягко заметил Эмерсон. — Поэтому избавьте меня от нотации, которая, я уверен, вертится у вас на языке. Её было необходимо утешить и обнадёжить, как и любую нормальную женщину в подобных обстоятельствах. Неужели вы ожидали, что английский джентльмен — такой, как я — отвергнет даму, изнемогающую от страданий? — Почему бы ей не прийти ко мне? — Боюсь, что в моём голосе по-прежнему звучала критическая нотка. — Что случилось, Берта? — И ты ещё спрашиваешь? — Она по-прежнему припадала к его ногам, и мне показалось, что она прижалась к нему ещё теснее, если это было возможно. — Он там, наблюдает и ожидает. Я чувствую, как он глядит на меня. Он играет со мной, как кошка с мышью. Твои охранники не помогут, он может приходить и уходить, когда захочет, и когда он пожелает нанести мне удар, ему никто не помешает. — Она поднялась и выпрямилась, шатаясь. Даже в темноте я видела взволнованную дрожь её покрывал. — Это ужасное место! Оно замыкается вокруг нас, как гигантская гробница, и каждый камень, каждая щель скрывает врага. Неужели вы сотворены изо льда или камня, что не в состоянии это почувствовать? Я бы от души ударила её по щеке, если бы только смогла безошибочно найти эту часть тела. Вслепую я схватила её за руку — по-моему — и встряхнула, что было сил. — Хватит, Берта. Никто из нас не в восторге от того, что находится здесь, но неженственная истерика ещё никогда никому не помогала. — Неженственная? — повторил голос из темноты. Не обращая внимания, я продолжила: — Тебе придётся выдержать ещё одну ночь здесь. А завтра мы уезжаем. — Ты так думаешь? Это правда? Эмерсон, должно быть, случайно слишком сильно затянулся. Его одолел внезапный приступ кашля. — Да, — громко подтвердила я. — Это правда. А теперь уходи и… и… о, мне всё равно, чем, чёрт возьми, ты занимаешься, но только прекрати кричать, рыдать и доводить всех до нервного срыва! Она исчезла, ускользнув по неровной земле так легко, будто видела в темноте. Эмерсон, овладев своим дыханием, бросил: — Кажется, ничто не может довести до нервного срыва вас, МИСС Пибоди. И вашу чудовищную самоуверенность. Значит, вы решили, что мы уезжаем, не так ли? — Обстоятельства, которые должны быть очевидны для любого разумного существа, требуют кратковременного перерыва для отдыха и реорганизации. Я не могу в нынешних условиях сортировать результаты протирок и оттисков, полученные в королевской гробнице. Мужчины тоже имеют право отдохнуть, и я использовала основную часть своих медицинских запасов на Мохаммеда, и, кроме того… Господь Всеблагий, да с какой стати я пытаюсь вас убедить? — Итак, вы решили уехать и соблаговолили изъяснить своё решение, — произнёс Эмерсон тем же зловеще мягким голосом. — Полагаю, вы уже совратили Абдуллу со всеми остальными, а также вашего верного поклонника Вандергельта? Я не могу воспрепятствовать вам поступать по своему усмотрению, но что мешает мне остаться здесь? — Абдулла и все остальные, а также мой верный поклонник Вандергельт, — не задержалась с ответом я. — А теперь возвращайтесь к костру. Нечего сидеть здесь, в темноте, приглашая кого-то нанести вам удар в спину. — Я буду сидеть там, где пожелаю, МИСС Пибоди, пока ещё обладаю свободой выбора. Желаю вам хорошо провести вечер. * * * Никто не пытался нанести Эмерсону удар в спину — уверена, к его разочарованию. И уже в скором времени он присоединился к нам у костра. Я ждала его, прежде чем сделать своё объявление, так как не в моих привычках подрывать чей-то авторитет за спиной. Прямое противостояние и оживлённые споры, как я полагала, в конечном итоге сэкономят время. Возражений не последовало. Более того, новости о предстоящем отъезде не вызвали ни удивления, ни удовольствия, вопреки моим ожиданиям. Оказалось, что все восприняли это, как должное. — В конце концов, пятница — священный день мусульман, — поставил точку Чарли. — Мы верили, что такой просвещённый работодатель, как мистер Вандергельт, будет сочувствовать правам трудящихся и согласится с тем, что мы имеем аналогичные права. — Он подарил своему работодателю нахальную усмешку. Сайрус хмыкнул, совсем как Эмерсон. Эмерсон не издал ни звука. Я задавалась вопросом, на что он рассчитывает. Однако непродолжительное размышление подсказало мне ответ. Он надеялся заставить нашего врага выйти на свет. Пока что этот враг отказывался принять вызов, как и любой разумный человек. Он посылал наёмных бандитов и шпионов для выполнения грязной работы, а если и присутствовал при этом, то его скрывала тьма. Но в последнем я сомневалась. Его modus operandi[228], если так можно выразиться, основывался на принципе руководства своими силами из некоего места, спрятанного за ними. Он не осмеливался встретиться с Эмерсоном, если последний не скован и не беспомощен. Нетерпение является одним из самых заметных недостатков Эмерсона, и, хотя «упрямец» — слишком мягкая характеристика для него, он не отказывается прийти к выводу, который ему усиленно навязывают. Его хитрость не увенчалась успехом, и вряд ли увенчается. Естественно, я поняла это с первого взгляда, и, если бы Эмерсон был готов внимать голосу разума, всё бы объяснила ему. Но он не желал слушать, как бы его ни убеждали; и ему надоело заниматься посторонними вещами, отвлекавшими его от археологических занятий и не приводившими ни к каким эффективным результатам. Пришло время поколебать почву у него под ногами. По крайней мере, я считала, что время потрачено не совсем впустую. Устранение Мохаммеда было сомнительной выгодой; я не сомневалась, что Сети при желании может найти сколько угодно презренных убийц. Но мы (я ставлю это слово на первое место) славно поработали в королевской гробнице и обзавелись мыслями о перспективных местах для будущих раскопок. Кевин был под надёжным присмотром, а не блуждал по стране, порождая неприятности; и я знала, что за Чарли наблюдали вне зависимости от того, согласился ли со мной Сайрус. Я радовалась, что не уступила своему первому бездумному порыву и не поместила его под арест. Тайное наблюдение за его перемещениями может привести нас к его хозяину. И самым утешительным из всего — осмелюсь ли признаться? — был тот факт, что мы пережили две страшные судьбы, упомянутые в античной истории. Я не рискнула признаться в этом кому-либо ещё из-за боязни подвергнуться насмешкам, но, как вы увидите, дорогой Читатель, женские инстинкты гораздо глубже проникают в тайны Судьбы, нежели холодная логика.