— Что же вы, голубушка, так себя мучаете? В широко распахнутых глазах пациентки блестят слезы. Горечь и боль. — Меня ведь… не было рядом, когда мой мальчик захлебывался… и… Этель, откинувшись на кушетке, рыдает, не стесняясь уже. Она переживала эти мгновения вместе со своим ребенком. Она винила себя — и потому наказывала. — Вы ведь все понимаете, — мэтр, милосердный и жестокий, сел рядом с пациенткой. — Если душа, искра мудрости, оживлявшая его, пожелала обнулить дурные деяния рода — так тому и быть. Уважайте выбор своего сына, Этель. Верные слова. В самом облике Фредерика нет ничего не-верного: стихии в полном взаимопонимании. У него черные глаза, холодные, внимательные. Белые волосы. Белый двубортный халат и черный агат — накопитель в кольце. Голосу мэтра тяжело противиться, и пациентка устало опускает веки. Вероятно, думается мне, кто-то из предков Этель по кровной линии отнял в свое время право другого на свободный выбор. Прочертил ограничительные линии, которых не должно было быть. А ведь тело с духом единое целое, и конечно, оно дало сбой. — Лекарственные препараты ей помогут, — сказал мне позднее Фредерик. — Если она им позволит. Как только мэтр покинул ординаторскую, где мы отдыхали, дверь скрипнула вновь, и в комнату неспешно и с достоинством вплыла миссис Одри Сален, старшая медицинская сестра. — Лидия, какой приятный сюрприз. Я рада вас видеть. — Взаимно, — сдержанно улыбнулась я. У моей собеседницы узкое лицо, собранные в аккуратный пучок светлые волосы и нос с благородной горбинкой. На шее — сиреневый платок, воздушный, очаровательный, и улыбается она весьма дружелюбно, но синие глаза смотрят уж больно пристально и изучающе. — Как дела у вас, душенька? — походка у женщины плавная, неспешная. Шорох длинного платья. Одри грациозно опускается на соседнее кресло. Я отвечаю, что все хорошо и благодарю ее за внимание. — О, чудесно. Дальнейший разговор — кружевная вязь из слов, что нанизаны друг за другом с вполне определенным умыслом. Иной раз, будто между прочим говорит Одри, с твоими знакомыми могут приключиться прелюбопытнейшие вещи. Вот взять хотя бы ее добрую приятельницу, миссис Терезу Малл. Когда для дочери сей достойной леди шили свадебное платье, по недосмотру на столе были оставлены тончайшие кружева. — Редкого оттенка, душенька, будто топленое молоко. И каково же было огорчение, когда выяснилось, что пушистый рыжий кот по прозвищу Колобок, любимец всей семьи, счел драгоценную материю прекрасной игрушкой. — Кстати сказать. Я слышала, будто вы знаетесь с принцем итилири, наследником рода Астис. Небрежность тона меня не обманывает ничуть — я вижу, как трепещут ее ноздри. Гончая, что почуяла добычу. — Да, это правда, — отвечаю я. Женщина складывает свои изящные ладони на коленях. — И каков же он? Я все более явственно чувствую сладкий яд в ее словах. Может быть, она и улыбается доброжелательно, но не желает мне добра. Неприятная особа. К тому же особа, которая, как мне известно, не прочь посплетничать. Матушка преподала бы ей урок, несомненно. Смогу ли я? — Может, выпьем кофе? Я встаю и направляюсь к столу для обедов. Одри удивлена, но решает не подавать виду. — Как мило. Мне два кусочка сахара, пожалуйста. — Конечно. Медальон, подаренный Алариком, всегда со мной. И я совершенно не горжусь, что в тот раз воспользовалась его содержимым. Если это можно считать оправданием. Поставив на поднос две большие чашки с ароматным напитком и присовокупив к ним еще блюдце с сыром и шоколадом, я вернулась к Одри. — Угощайтесь. — Благодарю, — женщина греет ладони о фарфор чашки и делает несколько глотков. Пей же. — Вы спрашивали, каков Аларик, — мягко напоминаю я. — Могу сказать одно — он прекрасен. Мне вот что любопытно: как вы узнали обо всем? — Ничего странного, — смеется женщина. — Репортер из «Сладких сливок», находясь в укрытии, наблюдал несколько раз, как дроу посещал ваш дом. — «Сладкие сливки»? — изумленно переспрашиваю я. Моя собеседница шутливо закатывает глаза. — Журнал о светских событиях. — Вот уж никогда не думала, что стану героиней подобного издания, — мне только и остается, что развести руками. Благо, что этому репортеру хватило ума не попадаться на глаза принцу. Но сам факт был неприятен. Кто знает, что могут измыслить авторы этого журнала? Одри кивает, медленно, будто в глубокой задумчивости. На ее висках — мелкие бисеринки пота. — Почему ты? — неожиданно спрашивает женщина. На ее щеках вспыхивает яркий румянец. — Ты ведь сухарь! Он мог бы выбрать достойную девушку — мою племянницу Мерилл, предположим. Разве она не может стать частью столь могущественного Дома? Ее дар тоже не слаб. Она торжествующе усмехается. Возможно, Одри втайне давно мечтала о случае проявить свою истинную натуру? — Она могла бы дать ему все, чего бы он ни захотел. Принц ведь любит развлекаться. Готова об заклад биться, ты об этом даже не подозреваешь. Ты ведь столь добродетельна. И как жаль, почти оскалившись, шипит Одри, что я не знаю, какой разврат устроил мой будущий супруг, наказывая веров. И, по словам очевидцев, предавался он этому самому разврату с большой охотой. — Вам лучше уйти. — К тому же… — Уйдите. Одри внезапно теряет весь свой запал. Осознает свои слова и ужасается. Закрыв рот ладонью, вихрем женщина уносится из комнаты. Я же чувствую себя… холодной и пустой, будто земля, спящая под снегом. Каждое движение требует невероятного напряжения. Чашку Одри я вымыла с добавлением отвара полыни (этот препарат хранится в моей медицинской сумке), чтобы смыть следы магического воздействия. О произошедшем разговоре не следует знать никому постороннему. Сил практически не осталось, потому я взяла наемный автомобиль. Зайдя в свой дом, я прислонилась к двери и закрыла глаза. От всех сомнений и печальных мыслей у меня заболела голова. Почему все именно так? Аларик ведь целовал меня искренне. Я кусала губы, вспоминая оскорбительные слова. Неужели я действительно заслужила их? И действительно ли мой принц… Глупости. К чему тогда клятвы. Но это может быть правдой. Что же делать теперь? Вздохнув, я сняла пальто, сапожки и прошла в малую столовую, откуда слышались приглушенные голоса родителей. Мне кажется, или они обеспокоены чем-то? — Доченька, ты вернулась вовремя, — леди Сиенна поманила меня, чтобы поцеловать. Я поздоровалась с родителями. Окинув взглядом сервированный стол, заметила, что ужин они не закончили. — Что-то случилось? Отец продемонстрировал свой коммуникатор. — Со мной связался ван Альберт. Он говорит, что дело не терпит отлагательств, и ждет нас сейчас же. Какой тяжелый день. Мы выехали, не медля. Всю дорогу у меня дрожали руки. Я боялась беды. И не зря. Когда распорядитель провел нас, выяснилось, что в личных своих покоях правитель не один.