За видимой простотой этой мысли было что-то еще. Глупости? Может быть, и нет. 3 Я поставила фальшивое дно на место, уложила бумаги обратно в ящик и вышла из комнаты Мэри, держа ящик под мышкой – прежде удостоверившись, что в коридоре никого нет. Мне очень не нравилось то, что я собиралась сделать, но другого выхода я не видела. Мясники, братья Мэри, не имели никаких прав на эту часть ее жизни. Что же касается мистера Арбунтота, он, без сомнения, был бы счастлив узнать, что Мэри хранила его стихи, но теперь, когда он умер, проверить это не было никакой возможности. А я не допущу, чтобы о моей подруге ходили грязные слухи. Вернувшись к себе, я открыла заслонку в маленькой печке. У последователей моей веры нет зловещего чистилища, из которого мы могли бы освободить страждущие души, как делают это католики, поэтому я ограничилась мягкими словами и добрыми мыслями. Как будто мы с Мэри сейчас вместе и я ее утешаю. Утешать я умею, это правда. Это лучшее лекарство, которое у нас есть. Стихотворения уходили одно за другим, сердечко за сердечком. Листок за листком. Черт побери, Мэри, он был хороший поэт, и ты это знала. Ты не признавалась, что читала его стихи, потому что стыдилась, но теперь Господь очистил вашу любовь от безнравственности. Я ведь точно знаю: Лесли Арбунтот сейчас с тобой, он излечился от своей болезни и своих пороков. А его истинная сущность, лирический поэт, теперь поклоняется твоей истинной красоте. Ящик я спрятала, надеясь как-нибудь от него избавиться в скором времени. Оставалась последняя записка, пламя которой до сих пор не отразилось в моих повлажневших глазах. В конце концов я сожгла и ее. Эта запись уже сыграла свою роль. Ее воздействие на мое сознание было странным, но, кажется, действенным. Виновными могут быть все. Никто не может быть виновен. Точно ли две эти возможности несовместимы? Мой пациент утверждает, что нет. Мой пациент, который в то же время больше не является моим пациентом, – так будет точнее. Вот о чем я думала в коридоре для пансионеров; я даже напрягла слух, чтобы услышать новый голос – определенно моложе, чем у меня, – голос моей сменщицы. Но услышала я совсем другое – странные всхрапывания посреди разговора. Когда я подошла к двери, я расслышала точнее: это было хрюканье. 4 – Доброе утро, мисс Мак-Кари. – Доктор Дойл вежливо поднялся мне навстречу. Но я смотрела не на него. Я смотрела на это другое. – Не беспокойтесь, мисс Мак-Кари, служанки обо мне уже позаботились. – Человек в кресле совмещал разговор с завтраком. – С величайшим удовольствием представляю вам мисс Понс. Мисс Понс крайне недоверчиво относится к незнакомцам, но, я уверен, вы сумеете поладить. У вас немало общего – например, чувство юмора. Она была маленькая и до невероятия уродливая. У нее было шарообразное тело, коричневая шкура с темными пятнами, короткие лапы, крошечный хвостик, а уж морда – такой я не видела не то что ни у одной собаки (даже у бульдогов, на которых мисс Понс походила больше всего), но даже, стыдно признаться, мало у кого из людей: морда была круглая, черная, нос пуговкой, глазки выражали смесь беспокойства и безумия. Ноздри были как угольно-черные точки посреди этой морщинистой маски. – Что это? – спросила я. – Собака, – ответил мистер Икс и набросился на яичницу. – Один из моих пациентов переезжает, он не смог взять собаку с собой, – пояснил Дойл. – Он собирался от нее избавиться. Я рассказал об этом мистеру Икс, и тот решил завести питомца. Я полностью одобряю это решение, не только из-за нашего общего долга перед собачьей расой, но также ради спокойствия и безопасности нашего друга. Не говоря уж о том, что само по себе появление собаки в нашей истории – это великолепное дополнение. Совсем не лишне дать в спутники одной ищейке другую. – И Дойл улыбнулся, поглядывая на свой источник вдохновения, который в этот момент уплетал жареные яйца. Эта штуковина приблизилась ко мне, обнюхала и осмотрела своими странными глазками. У меня никогда не было ни собак, ни кошек. Отец терпеть не мог домашних животных. Я отношусь к ним не так плохо, но никогда не мечтала завести питомца в своем доме. И мой пациент, насколько мне было известно, придерживался тех же привычек. – Ох ты господи! – Я всплеснула руками. – Вам ведь не нравятся собаки! – А мисс Понс не нравятся люди, – отметил мой пациент. – Вот почему я решил, что мы поладим: она занимается своим делом и не требует от меня ласки, я ее кормлю, но не ласкаю. В выигрыше обе стороны. И если, как заверяет меня доктор Дойл, мисс Понс еще и позволит мне выспаться, мы составим идеальную чету. Я знаю супружеские пары, которые бы нам позавидовали. – Своим делом? Каким еще делом? – Охранять меня. Какое еще может быть дело? Отныне ни одно существо не сможет подобраться к моей комнате ближе чем на пять ярдов так, чтобы мисс Понс не предупредила меня своим хрюканьем, будь то днем или ночью. Вот видите? Она уже захрюкала. Подождите, и сами убедитесь. И действительно, в дверь вскоре постучались, и бедная служанка, пришедшая, чтобы забрать поднос, и не обладающая таким редкостным обонянием, как мисс Понс, а значит, и не сумевшая предвидеть ее присутствие в комнате, в испуге попятилась. Конечно, все разъяснилось после процедуры знакомства, однако было заметно ее вполне объяснимое желание поскорее убраться из комнаты. Когда девушка вышла, мистер Икс открыто возликовал. – Работает безотказно. Огромное вам спасибо, доктор Дойл. – В Кларендоне питомцы запрещены, – напомнила я. – Как вам удалось?.. – Ах, при нынешнем положении дел доктор Понсонби мне почти ни в чем не откажет. – Вот почему я позволил себе дать мистеру Икс совет: не называть животное так, как он намеревался поначалу, – вставил Дойл. Я спросила, каков был первоначальный вариант. Дойл явно не спешил с ответом, так что за него ответил сам мистер Икс: – Я назвал собаку Понсонби, но доктор Дойл уговорил меня сократить кличку до уменьшительной формы, вот почему, по крайней мере в присутствии директора, я называю ее Понс. Я посмотрела на создание у его ног, которое тоже смотрело на меня, высунув маленький розовый язык. Хозяин и собака, подумала я: два уникальных, абсурдных, до невозможности похожих друг на друга существа! Казалось, мисс Понс обо мне тоже была не лучшего мнения. – Вы говорили с преподобным? – спросила я. – Он только что вышел, – сказал мой пациент. – Я представил его мисс Понс. Кэрролл – очень чувствительный человек, и собаки ему не нравятся, но он повел себя с мисс Понс весьма учтиво. А еще он сказал, что не видел новых кошмаров. – (Я вздохнула: кошмарами его преподобия в последнее время стали интересоваться все.) – Но теперь, мисс Мак-Кари, когда я покончил с завтраком, я должен поговорить с вами без обиняков… Вы заслуживаете как выговора, так и величайшей похвалы. Причем в равной степени. – Я ничего не поняла. – Ваше безрассуднейшее ночное приключение позволило мне расставить по местам последние недостающие фрагменты. И доктор Дойл тоже немало этому способствовал. – Мисс Мак-Кари, мистер Икс не рассказал мне, что именно ему удалось открыть, – поспешил признать Дойл, отвечая на мой вопросительный взгляд. – Ему угодно подержать нас в неведении… – И сразу добавил: – Очень интересная черта для моего будущего персонажа… Мистер Икс прервал Дойла со свойственной ему бесцеремонностью: – Доктор, я жду не дождусь, когда вы опубликуете свой первый рассказ. Мой опыт общения с литераторами говорит, что, когда писатель наконец-таки предает свои фантазии бумаге, он перестает пересказывать их всему свету. Наш доктор ответил добродушным смехом. Мне уже доводилось слышать этот искренний мужской смех. Мисс Понс гавкнула. – Да вы, мистер Икс, настоящий циник, и общество собаки подходит вам как нельзя лучше![15][Греческие философы киники (циники) отождествляли себя с собаками и изображались вместе с собаками.] Кстати, об обществе… Прошу простить, у меня сегодня вечером прием пациентов. Мисс Понс как будто привязалась к Дойлу: она осталась стоять перед закрывшейся дверью, нюхая отсутствие Дойла и демонстрируя мне свой зад: его было видно замечательно, виляющий хвостик совершенно не мешал. Хотя мне очень нравился наш врач-литератор, я почувствовала облегчение, когда он ушел: теперь я могла говорить свободно. – Боже мой, так вы теперь знаете, кто посланец Десяти? – Я сделал шаги в этом и других направлениях, – признался мистер Икс, весьма довольный собой. – И среди этих шагов нет желания сообщить мне, кто же этот посланец. – Ну да, теперь я знаю, кто он, но здесь не столь важно кто – важнее что. Потому что он уже подозревает, что мы совсем близко, и чем-то ответит. Я начинала понимать, для чего моему пациенту понадобилась собака-охранник. Но слышать такое было по-настоящему жутко. – Вы думаете, он… убьет кого-то еще? – Я почти не сомневаюсь: он постарается ударить в самое больное для нас место. – И мы не можем… помешать? – Не тревожьтесь, – помолчав, ответил мой пациент. – Завтра он будет повержен. Меня возмущало его полнейшее хладнокровие. Я подошла вплотную и нависла над маленькой фигуркой в кресле. Понс следовала за мной. – Я требую, чтобы вы немедленно сказали мне, кого подозреваете! Я вызову полицию! – Мисс Мак-Кари, я никого не подозреваю. Я лишь сказал, что восхищаюсь вами, потому что вы обнаружили эту девушку-сокровище. Поначалу я не верил, что вы возьметесь за такое дело, но ваша несокрушимая отвага, приведшая вас в бараки, в итоге сослужила мне полезнейшую службу. – Оставьте свое восхищение при себе. Кому-то снова угрожает смерть! – Есть способ ее предотвратить: кричите как можно громче. Ваш враг вас услышит и вместо того, чтобы убить одного, убьет нас всех. И тут мисс Понс залаяла. Это был пронзительный и противный лай. Но и он звучал как ангельское пение в сравнении с некоторыми словами. Я до сих пор не могла поверить услышанному и только поэтому не говорила своих последних слов. Я отвернулась к окну; по нему скреблись когти дождя. Я вспомнила, на что похоже это выжидание стервятника: точно так же он вел себя и в деле с Убийцей Нищих. То же холодное пренебрежение к человеческой жизни, ничего не значащей в сравнении с его «чертежами». – Мистер Икс, я больше не могу этого выносить! – объявила я. – Другого раза не будет. Вы используете нас как наживку, а собственную безопасность обеспечили с помощью этой псины!