Кэрролл заговорил: – Я б-был там. В пос-постели. Я с-спал… По шелесту ткани и босых ног мы догадались, что актеры разбирают свой театр и уходят. Мне послышалось тихое ругательство Салливана – посреди всего этого ужаса оно меня даже порадовало: я поняла, насколько тяжело дается это представление Салливану. Боковые лампы в подвале снова зажглись, но я не сделала и шага вперед, оставляя решение за Кэрроллом. И тогда послышались новые звуки. Бульканье, усиленное каким-то приспособлением. Кажется, чей-то голос не очень удачно изображал журчание воды. Впрочем, признаюсь, удачной имитации мне никогда слышать и не доводилось; полагаю, ее было бы не отличить от настоящего журчания воды. Сейчас все было не так: я слышала голос взрослого человека – возможно, Салливана, рокот, усиленный каким-то предметом – возможно, воронкой, которую используют в цирке. Но когда мы заглянули за следующий поворот, увиденное нами с лихвой восполнило недостатки звукового оформления. В дальнем конце прохода колыхалось белое привидение. Я не сразу узнала в нем стоящую на цыпочках Клару, повернутую к нам в профиль. На актрисе была голова Алисы, и, когда Клара наклонялась, фальшивые волосы из желтой бумаги касались пола – как прежде настоящие волосы Клары. Это могло показаться и забавным, но вот движения ее рук и всего тела забавными не были. Это было подлинное искусство: вначале ты видишь змею, потом понимаешь, что это буква S, а в следующий момент перед тобой выгибается уже буква С. Я, наверно, испугалась даже больше, чем во время трюка со ртом, потому что это был никакой не трюк: это были лишь мускулы под белой девичьей кожей, и они непостижимым образом копировали и утрировали движения гребца в лодке. Наваждение этого танца без музыки настолько оглушило меня, что, несмотря на абсолютную наготу девочки, зрелище не показалось мне неприличным, потому что это не выглядело как человеческое тело – по крайней мере, в первый момент. Единственное, что было на ней надето, – это голова Алисы, но я заметила это только какое-то время спустя. В следующий момент мое чувство неприличного начало жечь мне лицо, но к этому времени видение уже исчезло. Эпизод был выверен по секундам, с поразительной точностью. Он был непорочен, пока оставалась Клара. А когда началось порочное, Клары уже не было. Именно так и работает ментальный театр. Я подумала, что они заставляют Кэрролла вспомнить о прогулке по Темзе. Но потом оказалось, что на панели что-то есть – этого не было видно, пока не исчезла Клара. Оказалось, что на панели висит табличка с надписью, выполненная тем же фосфоресцирующим белым составом – и при этом детским почерком. – Да. – Кэрролл говорил так, будто отвечал на вопросы. – Я спал. Там. Это был голос человека, который наконец-то после немалых усилий пришел в нужное место. Как только Кэрролл произнес свои слова, я услышала за спиной деревянное клацанье. Шум сопровождался лучами света. Оказалось, что это Квикеринг собирает панели, через которые мы уже прошли, – эти карты уже отыграли свое. Он составлял панели возле стены, точно костяшки домино. Присмотревшись к психиатру, я поняла, как ему удалось устроить невероятный трюк с разинутым ртом: поверх черных перчаток на его руках были надеты специальные формы: на правой – верхняя губа, на левой – язык и нижняя губа. Когда свет погас, эти формы при соединении двух рук подменили настоящий рот Клары, а затем Квикерингу только и оставалось, что разводить руки сколь угодно далеко. Эффект был потрясающий. i_021.jpg Убирая перегородки, Квикеринг как будто обнажил и нас самих. Мы увидели дальнюю стену и ряд наблюдателей. Я успела разглядеть невозмутимого мистера Икс, сэра Оуэна с поднятой правой рукой и с часами в левой – он как будто готовился подать сигнал; Понсонби что-то записывал. Очевидно, мы прибыли в нашу первую гавань. Глядя, как Квикеринг собирает декорации, мы отвлеклись, и это тоже было просчитано: когда мы снова посмотрели вперед, мы увидели человека в цилиндре. Иными словами, Шляпника. Его огромную голову, а под ней – черную ткань. Но в этот раз высота завесы не давала мне понять, кто изображает голову – пригнувшийся Салливан или Клара, а может быть, и они оба. Такая игра с двойственностью – отличительная черта ментального театра. Но ужас все равно оставался ужасом. Голова, чуть ниже человеческого роста, взирала на нас безумными глазами, огромная шляпа была сдвинута набекрень и качалась, подчиняясь движениям колышущейся ткани. В этот момент рука Кэрролла, которую я так и не отпускала, начала корчиться в судорогах. Кэрролл смотрел прямо на меня, в глазах его застыло отчаяние. – Нет, я не могу! Я больше этого не вынесу! – кричал он. И эта вспышка тоже не явилась неожиданностью. Я поняла это, когда Клара высунула голову из-за занавеса – сейчас она была самая обычная девочка. Свою наготу она прикрывала тканью. Сэр Оуэн устремился к нам, подавая сигналы Квикерингу. – У него приступ! – выкрикнул он на бегу. Психиатры подхватили Кэрролла с двух сторон. Освободившись от моей опеки, он бился у них в руках. 11 Мы усадили Кэрролла на стул и предложили глоток виски. Он выпил. – Нет, Оуэн, я не могу, прости… Я пытался, но… Сэр Оуэн казался рассерженным: – Чарльз, я понимаю, как на тебя подействовали некоторые сцены, но я гарантирую, результатом явится катарсис, правильно? Ну давай попробуем… Кэрролл мотал головой. Неприкаянная душа, обреченная на тоску. – Нет… Нет… Нет… – стонал он. – Мистер Икс, я должен им рассказать! И тогда в разговор включился новый собеседник. – Расскажите, так будет лучше, – серьезно посоветовал мистер Икс. – Рассказать… о чем рассказать? – допытывался сэр Оуэн. И тогда я догадалась. Я вспомнила, каким бледным был с утра Кэрролл, – тогда я приписала этот симптом приближению ментального театра. Но теперь я поняла истинную причину. Чего я понять не могла – так это почему Кэрролл не рассказал о своем кошмаре раньше. И мне стало уже не просто тревожно. Температура в подвале как будто опустилась сразу на несколько градусов. Снаружи что-то грохотало – что-то, стремившееся завладеть нашим вниманием, но без всякого успеха: настоящая буря разыгрывалась на этом лице. – Сегодня ночью… я снова видел кошмар… Мы обступили Кэрролла полукругом – только стул моего пациента оставался на том же месте. В нашу группу влились и Салливан с Кларой, оба в длинных черных балахонах, которые они приподнимали, чтобы не наступить, оба босоногие. На лице Клары до сих пор лежал белый грим. – Я что-то пропустил? – поинтересовался Салливан. Его черная шевелюра была растрепана, на лице – тоже следы грима. Когда актеры присоединились к нам, нас стало десять (ровно десять, я потом пересчитала). И Кэрролл снова заговорил: – Мистер Икс мне посоветовал… никому не говорить… чтобы не нарушать ход представления. Но когда я увидел этого Шляпника… – Он должен был вывести тебя из транса, – пояснил Корридж. – И у вас получилось: теперь я вспомнил о нерассказанном кошмаре! И больше не могу молчать! – Что… что вам на сей раз сказало это пугало в цилиндре? – спросил Квикеринг, стягивая с рук фальшивый рот. Он нервничал гораздо больше остальных. И все-таки именно резкость его тона заставила успокоиться знаменитого писателя и математика. – Он предрек еще одну смерть. – Ну это как раз не новость, – заметил сэр Оуэн. Но и он тоже побледнел. – Он назвал имя. – Имя? – Имя человека, который… умрет. Мы так и застыли. – Это… кто-то знакомый? – спросил сэр Оуэн. Кэрролл кивнул. – Кто-то из нас? Кэрролл снова кивнул. – Я не мог не рассказать об этом мистеру Икс, – добавил он. – Но мистер Икс посоветовал мне дождаться результатов ментального театра… – Это была серьезная ошибка, сэр, – упрекнул моего пациента сэр Оуэн. Было очевидно, что ему очень хочется кого-нибудь в чем-нибудь упрекнуть. – Есть причины, служащие для меня оправданием, сэр Оуэн, – ответил мистер Икс. – Ну все, хватит, называйте имя! – потребовал Квикеринг. Десять наших теней сделались плотнее. Все мы – кроме мистера Икс, который, как я уже сказала, сидел в отдалении на своем колесном стуле, – подошли еще ближе. Никогда не забуду. Никогда не забуду отчаяния и ужаса во взгляде Кэрролла. Я уже говорила: мы выстроились полукругом, и, кажется, я всегда сумею повторить порядок, в котором мы стояли, потому что Кэрролл оглядывал нас одного за другим, поочередно, как будто глаза его вращались в ритме шестеренок в часах, отмеряющих наше время. Может быть, это были часы Белого Кролика. Часы, которые остановятся, когда умрет кто-то еще. Кэрролл начал с мистера Икс, сидевшего слева… Дойл, Понсонби рядом с ним… …сэр Оуэн…