…Квикеринг… Питер Салливан… …Клара Драме, рядом с ней Джимми Пиггот… а рядом с ним мистер Уидон… Полукруг заканчивался на мне, я стояла справа от Кэрролла. Весь этот долгий путь как будто помогал Кэрроллу собраться с силами и заговорить. – Вы… Он сказал, что сегодня ночью умрете вы, мисс Мак-Кари. 12 Я сразу же поняла, почему Кэрролл хотел извиниться передо мной наедине и не отваживался смотреть мне в глаза. Но после первого приступа страха я почувствовала себя гораздо лучше. Я представляла себе несколько вариантов развития событий, один другого хуже. А озвученный вариант не то чтобы ничего для меня не значил – ну конечно же значил и даже повергал в ужас, – но, по крайней мере, зависел исключительно от меня. Слава богу, никого больше это не затрагивало. Да не поймет меня читатель неправильно. Я никогда не была храброй или не считала себя таковой; мне, как и всем, страшно умирать. Однако моя смерть, как и моя жизнь, – это мое частное дело, за которое отвечаю я сама: вот что меня успокаивало. Напротив, то, что происходит с моим ближним, ускользает от моего контроля. Разбираться во всем приходится ближнему, а тот не всегда умеет, не всегда справляется, и это меня по-настоящему печалит. Вот почему я стала медсестрой: чтобы разбираться с проблемами других людей. Таким образом, в тот момент передо мной находились девять нерешенных проблем. – Но это… смешно, – заговорил сэр Оуэн, бледный, но воодушевленный: коса смерти в своем слепом кружении прошла всего в дюйме от него. Сэр Оуэн смотрел на меня. – Ваше преподобие, вы ведь не станете верить этому вздору? – Ну конечно же нет, – весело отозвалась я. – Пожалуйста, прошу вас успокоиться. – Это только сон, – бормотал Понсонби, тоже ощутивший близость смертельной угрозы. – Не скажу, что это был совсем обыкновенный сон, но его можно считать почти обычным… – Это был сон, просто сон! – неуверенно воскликнул юный Джимми Пиггот. – Чушь, – определил Квикеринг, дрожа то ли от страха, то ли от ярости. – Нелепость! – Вам не о чем волноваться, – утешил меня Уидон. Говорят, что во время болезни человек узнает, насколько он значим для окружающих. Если верить этому суждению, я была серьезно больна. Впрочем, для одного из присутствующих я обладала особенной значимостью. Он заговорил очень медленно, выделяя каждое слово: – Все кошмары, приснившиеся его преподобию до сих пор, сбывались. Слова мистера Икс возымели эффект поглощения всякого звука в вакууме. Клара поднесла ко рту руки, прикрытые балахоном. Кажется, она ничего не слышала о пророческих снах Кэрролла. Салливан опять смотрел на меня, теперь с тревогой. Но что мне было по-настоящему больно – так это смотреть на моего пациента. Силы совершенно покинули его, он как будто дошел до последнего предела. Бледный недвижный мистер Икс вжался в свой стул на колесах. Я помотала головой. – Мистер Икс, вы без всякой необходимости запугиваете людей! – сказала я. – Успокойтесь! Ничего со мной не случится! Я дам вам совет: никогда никому не говорите, что с вами ничего не случится, если ваша цель – успокоить человека. С момента произнесения этих слов – нет, даже в момент их произнесения – вы будете наблюдать, как сама эта фраза роет вам удобную, простенькую, гостеприимную могилку и хоронит вас так поспешно, что вы даже не успеваете договорить до конца. «Со мной ничего не случится» означает все, что угодно, но только не это. – А может кто-нибудь объяснить мне, что тут происходит, или я прошу слишком многого, о боги неведенья? – не выдержал Салливан. – Что еще за кошмары? Нам, актерам, никто ничего не рассказывает… За объяснение взялся Дойл, который до сего момента был занят своими записями. – Его преподобию снятся вещие сны. Бесспорно здесь только одно: сегодня ночью я не покину мисс Мак-Кари. Я намерен спать с вами, мисс! На фоне этого заявления известие о моей смерти сильно потускнело. 13 Может ли читатель представить себе жизнь более горестную, чем моя, если я признаюсь, что мне пришлось дождаться смертного приговора, чтобы наконец почувствовать себя окруженной всеобщим интересом и заботой? Звучит противоречиво и даже заносчиво, но я рассказываю то, что было. Я превратилась в средоточие нежности для девяти моих товарищей – за исключением того, кого вы и так подозреваете, хотя я и знала, что он озабочен больше всех, – все они награждали меня взглядами и словами поддержки, переводили дело в шутку, изображали сомнение в правдивости пророчества, но при этом не скрывали облегчения от того, что это сомнительное пророчество не относится лично к ним. Двое мужчин сражались за право спать со мной в эту ночь – Джимми Пиггот и Конан Дойл; сэр Оуэн – тот вообще улыбнулся мне, не подняв ни одну из бровей; растерянный Салливан без устали выражал готовность меня защищать; Клара ничего не говорила, но ее взгляды полнились нежностью и состраданием; Уидон – тот самый бухгалтер, который так холодно принял меня в первый день по приезде в Кларендон, – теперь вытирал слезы, как будто я его бабушка; Кэрролл взял мою ладонь и сдавил так сильно, точно собирался делать предложение; и даже мистер Икс – да, он самый! – склонил голову под тяжестью нахлынувших переживаний. А теперь скажите, что у меня не было причин чувствовать себя счастливой. Единственный, кто взирал на меня с ужасом, был Квикеринг. Я решила, что ему сейчас страшнее, чем мне, – мне тоже было страшно, но это чувство пребывало где-то на глубине, в самом потаенном уголке. Что же касается Понсонби, он, даже и занятый подготовкой речи для моих похорон (я его не упрекаю, ему надлежало как следует все обдумать заранее), неожиданно для всех возвысил голос: – Как бы то ни было и что бы ни означал этот сон, мы не позволим, чтобы с вами случилось что-то плохое, мисс Мак-Кари! Когда я услышала, что этот человек правильно произнес мою фамилию – впервые с момента нашего знакомства… Клянусь вам, когда я это услышала, я подумала, что на самом деле сон снится мне. «Вот она, настоящая Страна чудес», – сказала я себе. Кэрролл был прав. Чтобы в нее попасть, достаточно было нырнуть в кроличью нору. 14 Разумеется, ментальный театр отложили до следующего утра. Дойл предлагал вызвать полицию, но его не поддержали ни психиатры, ни мой пациент – не знаю, то ли из-за преждевременности этой идеи (ведь моего трупа до сих пор не было), то ли из-за ее нелепости, ведь полицейские, как правило, не проявляют интереса к сновидениям в качестве улик для будущих преступлений. В общем, высказывались все и сразу, так что мне пришлось вмешаться. – Прошу вас, довольно! – Установившаяся тишина познакомила меня с новой властью, которой меня наделили. – Я не собираюсь спать ни с кем из мужчин, и мне неудобно даже думать о такой возможности и неудобно, когда о ней думаете вы! Представление отложено, мы увидимся завтра, сейчас я уложу спать моего пациента, затем поднимусь к себе, а вы будете вести себя совершенно нормальным образом. И снова поднялся галдеж. – Нет, ни в коем случае!.. – протестовал Дойл. – Сначала нам следует… – что-то предлагал Джимми. – Джентльмены. – Я заставила их умолкнуть. – Позвольте вам объяснить, что сейчас больше всего меня пугаете именно вы… Его преподобие мог услышать во сне мое имя по многим причинам, в основном по хорошим. С другой стороны, если его преподобие видит то, что должно произойти, то чем нам помогут наши страхи? Будущее уже предначертано, а нам следует… продолжать выполнять свой долг. – Ответом мне было согласие, тишина и уважение: на меня теперь смотрели совсем другими глазами. Я тоже чувствовала себя иной: более сильной, не такой трусливой, я была капитаном, укрепляющим боевой дух своей команды. – Я предлагаю всем нам разойтись по своим комнатам и отдохнуть. Завтра мы будем судить обо всем более здраво. – Те из нас, кто останется в живых, – уточнил мистер Икс. Дойл возмущенно обернулся в его сторону: – Ради всего святого, Холмс! – Этот возглас вызвал общее изумление. Несчастный доктор смешался и поправил себя: – Я хотел сказать – мистер Икс. Пожалуйста, будьте милосердны. – Милосердие не имеет ничего общего с мерами, которые мы должны предпринять. Вам как врачу это известно лучше остальных, доктор Дойл. – Чепуха и околесица! – не выдержал Квикеринг. – Все это чепуха! – Альфред, а ведь мистер Икс прав, – успокоил коллегу сэр Оуэн. – Не думаю, что мисс Мак-Кари должна оставаться одна, правильно? – Я буду спать с ней. – Это сказала Клара, и слова ее проникли в мое сердце. – Нет-нет-нет, милая, я на такое не пойду. – Так мы подвергнем риску сразу двух женщин, – заявил рыцарственный Джимми Пиггот. – Мисс Мак-Кари, я буду ночевать снаружи под вашей дверью. И не приму никаких отказов. – Ну конечно же примешь, Джимми, ведь я медсестра. И я могу сама о себе позаботиться. – Но вы забываете об одной детали: у себя за дверью, внутри, вы вольны приказать мне выйти. Но по эту сторону двери всем распоряжается доктор Понсонби. Понсонби, который плохо переносил общее внимание, сразу начал мямлить: – Не вижу… препятствий… То есть серьезных препятствий к тому… Как ты собираешься это устроить, Джимми? На кровати нельзя… Я не говорю, что вовсе нельзя, но отчасти все-таки и нельзя… Быть может, стул? Я сейчас не говорю о стульях с обивкой, я имел в виду… – Не беспокойтесь, доктор, я посплю на полу, – сказал Джимми. Какой рыцарь! Кстати, я вам рассказывала, что Джимми хочет жениться на девушке из галантерейной лавки и копит деньги? Этой барышне здорово повезло с мужчиной! – Молодой человек, я старше вас годами, – вмешался Дойл. – Поэтому останусь я. – Значит, все дело в возрасте, – мягко прокомментировал Салливан. Дойл высокомерно посмотрел на актера: – Я не только врач. Я играю в футбол и являюсь голкипером портсмутской команды. – Прошу прощения, доктор, – ехидно заметил Салливан, – но если угроза будет исходить не от футбольного мяча, то я не понимаю, как вам пригодятся эти умения.