— Нестыковку. Все, что происходит в нашем мире, подчиняется теории вероятности. Чем больше типичных данных, тем точнее эта зависимость. А если факт или серия фактов отходят от теории вероятности по какому-то из критериев, в этом месте нужно искать искусственное вмешательство. В нашем случае данные из официального отчета никак не укладывались в кривые нормальных событий. Мы выяснили, что в отчетах переписали адрес события. Реальный адрес был буквально в ста метрах и с другой стороны дома, укладывался в верификацию любыми источниками. Мы доказали фальсификацию отчета. — Звучит красиво, — пораженно кивнул Иван. — И работает красиво. Я прошу вас. Ничего я вам не сделаю, но помочь могу. — Я знаю, — пробормотал Иван. — Пожалуйста, возьмите подарок. Я выбирал. Алиса протянула длинные, идеально ухоженные пальцы с нежными коралловыми ноготками к коробочке. Иван кивнул, встал и снял с крючка заляпанную кровью куртку. Помялся. — Алиса, пожалуйста, ответьте мне на один вопрос. Только честно. Почему, когда мы ехали в Тверь, вы мне не сказали, что не переносите поездок на машине? И об аварии ничего мне не сказали. Почему? Алиса удивленно вскинула брови. — А почему бы я вам об этом сказала? — Ну, чтобы я как-то… знал об этом. — Вы же ничего не смогли бы изменить, верно? — пожала плечами она. — Мои… особенности не имеют отношения к делу, они несущественны. — Я думаю, вы просто не хотите, чтобы вас жалели. 21 Несущественны. Алиса Морозова привыкла жить с этим, как люди привыкают жить без руки или глаза. Привыкла ловить на себе удивленные взгляды людей, когда проходила, прихрамывая, мимо. У Алисы не осталось никаких воспоминаний об аварии, но, как ни странно, она помнила больницу — может быть, оттого, что пролежала там больше года. Алиса помнила белый потолок и невозможность пошевелиться, помнила, как время вдруг остановилось, и она замерла вместе с ним. Лежала, затянутая в гипс, обездвиженная, и считала время, пока придет мама. Которая никогда не пришла. От мамы у Алисы остались фотографии и папины рассказы. Она держала фотографии мамы рядом с собой. Везде — на столе, на тумбочке около кровати, на стенах, в школьной сумке, в кошельке, в потайном кармашке школьного пиджака. Алиса разговаривала с ними, рассказывала о том, что происходит в ее жизни, спрашивала совета. Она привыкла думать о матери как об ангеле-хранителе, считала, что мама незримо оставалась с нею все эти годы. Потом, в институте, она поменялась. На свое восемнадцатилетие Алиса захотела поехать к матери на могилу — та была похоронена на Троекуровском кладбище. Отец, конечно, совсем не обрадовался такому желанию своей юной дочери, он хотел, чтобы она веселилась с друзьями, предлагал ей любой из своих ресторанов на весь вечер или даже на всю ночь. Вместо этого они с ним вдвоем долго стояли напротив могилы, припорошенной снегом, на фоне которого ярко-красные розы выглядели, как капли крови. — Чего ты хочешь, дочка? — спросил он ее тогда. — Я хочу понять, что ее нет, — ответила Алиса. — Я просто поняла, что я так и не осознала этого. — Потому что она все равно с тобой. Она тебя так любила, Алиса… — начал было отец, но дочь оборвала его. — Но ее нет рядом со мной, папа, — крикнула она. — В этом-то и дело, что ее нет. А я живу так, словно она жива. И я разговариваю сама с собой в пустой комнате, как делают… знаешь, кто так делает, папа? Психи, папа. Сумасшедшие верят в призраков, как в живых людей. А я — нет, я не хочу. Я выросла и хочу видеть вещи такими, какие они есть, понимаешь? Я не хочу обманывать себя. Я выросла без матери, только с ее фотографиями. Хватит с меня этого. Потому что вот она, лежит здесь. У меня ее отняли, понимаешь? — Да, дочка, я понимаю, — ответил он, сжав кулаки. — Поверь, если бы я мог просто взять и убить этого поганого ублюдка, этого безмозглого скота, который тебе причинил столько зла, я бы так и поступил. Потому что он заслужил того, чтобы я его убил. Алиса вдруг словно очнулась — увидела, как побелело лицо, как потемнели глаза отца, как задрожали его руки. Она перепугалась, замотала головой, бросилась к нему, обняла, принялась извиняться, объяснять, что это ерунда. Просто кризис. Просто она устала. И не думала, и не хотела. Но отец только кивал и смотрел куда угодно, но только не на нее. А вечером он страшно напился и ушел из дома, как ни пыталась Алиса его удержать. Вырвался, оттолкнув ее к стене, и ушел — расхристанный, без шапки, в невменяемом состоянии. Где он был и что делал, неизвестно. В конце концов, расцарапанный, с разбитым кулаком, он вернулся в дом, но до квартиры не дошел. Уснул — нет, не уснул, а потерял сознание в подъезде. Алиса не спала всю ночь, а он, оказывается, валялся на бетоне буквально в десятке метров от нее. Они не говорили больше об этом случае, и отец не спрашивал, почему Алиса убрала почти все фотографии матери, оставив только общие семейные портреты на стене. Она и сама не могла сказать, почему ей так легче. После того дня рождения Алиса начала больше общаться с однокурсниками, соглашалась выходить в свет. Пошла в шахматный клуб. Встретила Криса, с которым они были словно разлученные в детстве близнецы. Они занимались вместе, гуляли, разговаривали, созванивались, из-за него Алиса увлеклась математическим анализом всерьез. К нему же пришел этот чертов полицейский за информацией о ней. Нет, это была не любовь — во всяком случае, не с ее стороны, — но нечто большее. Крис стал первым человеком из будущего. До него Алиса жила в прошлом, и каждый раз, попадая в замкнутое пространство — в лифт, в автомашину, в комнату без окон, — она снова оказывалась там, в больнице, в гипсе, неподвижной мумией, которую кормили с ложечки. В коробочке оказалась маленькая флешка с колпачком в форме рыбки «Немо» из мультфильма. Алиса с удивлением повертела рыбку в руках. Дурацкая рыбья голова снималась, оголяя USB-порт. — Серьезно? Рыбка? — нахмурилась Алиса, а затем пожала плечами и достала с полки ноутбук. К ее удивлению, флешка не была пустой. Там были фотографии. Много фотографий ее отца — на работе, с друзьями, с коллегами, на охоте — в камуфляжной одежде, сапогах от «Восток-сервиса», рядом с грязной «буханкой», смеющийся, серьезный, деловой, в форме. На совещании. Алиса в немом изумлении листала фотографии, затем молча закрыла ладонями лицо. Дежавю. Фотографии вместо человека. Алиса захлопнула крышку ноутбука, а затем, подумав, достала телефон. — Откуда это все? — спросила Алиса у Ивана. — Я собирал возможные материалы. Это все фотографии из разных источников — от друзей, от коллег. Знаете, кто-то на телефон фотографировал, где-то была официальная съемка. Я подумал, вы захотите это иметь — на память. У меня все в Облако было закачано, за месяц набралось. — Спасибо вам. Да, я хочу… я… — Алиса, вы в порядке? — спросил Третьяков. Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Усталые, ввалившиеся глаза, спутанные волосы. Бессонница. Слишком тихо по ночам у нее в квартире. — Я в порядке. Да. Я просто как раз и хотела уточнить, откуда такие разнообразные фотографии. И еще… Может быть, вы поможете мне определить, кто и где на них? Я многих людей не знаю по именам. — Да, конечно. Давайте я к вам завтра заскочу, скажем, в обед. Вы будете свободны? Не учитесь? — Я буду… Вы заедете ко мне домой? — загорелась она. — Значит, вы… привезете мне… — Я к вам заскочу, и мы поговорим, — оборвал ее он. 22 Он выложил на стол несколько стопок бумаг и пристально посмотрел на Алису. Вынул из кармана телефон, положил рядом. Развязал резинки, достал из портфеля свой ноутбук. Алиса взгляд держала, не отводила. Не торопила и не задавала вопросов. — Вы, я надеюсь, понимаете, что я совершаю должностное преступление. — Я понимаю, — кивнула она. — Чаю? — Лучше кофейку, если есть. Алиса, я хочу, чтобы вы понимали мои мотивы. Я здесь не потому, что боюсь вашей жалобы. Поверьте, мне было бы куда проще пережить последствия жалобы, чем последствия того, что я делаю сейчас. Ну, переночевал я у вас. И что? Я же целый день провел на убийстве. Ну, выговор мне объявят — и плевать. А тут я могу сам в тюрьму пойти. — Тогда зачем? — спросила Алиса, невольно скосив взгляд на бумаги. Сверху, в одной из стопок, была откопированная фотография трупа. — Затем, что если в этом что-то есть, то своими силами мы этого не раскрутим. Да и вашими тоже не раскрутим, на самом деле — нет там никакого совпадения. Но так, по крайней мере, я буду знать, что сделал все возможное. И невозможное. Давайте считать, что я привлекаю вас к делу в качестве эксперта. Вы же аналитик. Как вы сказали, почти профессиональный. Вот я и буду задавать вам вопросы, а вы постараетесь дать на них ответы. — Идет, — согласилась Алиса. — И какие вопросы? — Вопрос у нас один. Есть ли какая-то связь между убийством вашего отца и вот этими убийствами. Я имею в виду, кроме использования препарата флунитразепам. И под словом «использование», прошу заметить, я имею в виду не только насильственное, но и потенциальное добровольное применение. — Добровольное? — Понимаете, теоретически флунитразепам, как и любое сильнодействующее психотропное средство, может применяться и добровольно — с целью достижения наркотического опьянения. Или вообще как снотворное при бессоннице. — Серьезно? — вздрогнула Алиса. — А что? Интересуетесь? Спите плохо? — хмыкнул Иван, но, проследив за выражением ее лица, покачал головой. — И давно? — Не важно, — отмахнулась она. — Это мелочи. — И к делу не относится, да? — холодно улыбнулся он. Алиса кивнула. Иван забрал из ее рук чашку с дымящимся кофе и принялся рассказывать, показывать и объяснять, как пользоваться справками и как читать протоколы. — Ничего себе территориальный разброс. Вся страна, — присвистнула Алиса, когда Иван вкратце обрисовал ей ситуацию по каждому случаю. Иван развел руками. — Именно это убедительно доказывает, что мы с вами, Алиса, тут ерундой занимаемся. Смотрите внимательно, потому что проблема не только с территориальным расположением жертв. Мы же с вами здесь и сейчас какую версию отрабатываем? — Какую? — на автомате спросила она. — Вот вы мне и скажите, Алиса. Как вы понимаете, что мы тут с вами делаем? — Мы пытаемся установить, не убил ли человек, убивший моего отца, кого-то еще, используя этот уникальный препарат. Верно? — В целом да, но с поправками. Препарат редкий, но не уникальный. Теоретически его запасы могли оказаться у самых разных людей. Сроки годности таблеток давно вышли, конечно, но, как я уточнил, при правильном хранении они почти не теряют своих качеств. Так что с редкостью нужно поосторожнее. Теперь с человеком. Допустим, он существует. Кто он, в таком случае? — Маньяк? — предположила Алиса. — Это еще почему? — Потому что он продолжает убивать, — ответила она. Иван кивнул. — Да, он продолжает убивать. Но то, что мы имеем, убедительно доказывает, что тут не может быть никакого маньяка. И вы бы тоже это поняли, если бы изучали криминалистическую психологию. Серийные убийцы всегда имеют определенный психологический портрет, профайл. Криминалистика как наука тоже обладает определенными техниками и методами сбора данных и их анализа. И за годы применения выявила ключевые черты в личности маньяков и серийных убийц. — И какие? — К примеру, выбор способа убийств обычно один и тот же. У нас же все убиты по-разному. Некоторые задушены, некоторые зарезаны, некоторые повешены. Теперь сами жертвы. Обычно их тоже выбирают по определенному принципу. К примеру, у убийцы была деспотичная мать, которая его била. И он выбирает в жертвы женщин, визуально напоминающих ему мать. Он ей таким образом мстит. Или, скажем, сексуальные предпочтения. Извращенцы-убийцы выбирают своих жертв по внешним признакам. Блондинки, брюнетки, высокие, коротенькие. — Я вас поняла. А у нас все жертвы разные, — ответила Алиса. — Это означает, что либо убийцы разные, либо не все жертвы включены в список правильно.