— Да, это имеет смысл, я согласна. Тогда еще момент. Этому маньяку совершенно все равно, как именно убивать. То он зарежет, то задушит, то сожжет. Получается, ему не так важен процесс? Ему только результат интересен? — Нет, не получается, — покачал головой Иван. — Если ему просто нужно умертвить человека, зачем, как в Башкирии, возиться, вешать человека на дерево, вспарывать ему кишки, вены перерезать, горло? Такие вещи только от ненависти делают или из какого-то извращенного удовольствия. Хотя, я соглашусь, последовательности в его методе убийства нет никакой. Он все-таки опоздал — слишком долго проторчал у Морозовой. Все совещание в Следственном комитете Иван просидел, мучаясь от ощущения, которое бывает, когда ушел из дома и забыл выключить утюг. Или оставил машину с опущенным стеклом — залезай, кто хочешь, бери, что хочешь. Дежавю. Что-то было не так, что-то они упустили, чего-то не заметили. Конечно, его состояние не могло остаться незамеченным. Мануйлов морщился и косился на Ивана, а иногда еще и причмокивал так, словно говорил: ну, ни в какие ворота. — Так вы утверждаете, что это серия? И основания ваши — это вот эти три линии на карте, так? — переспросила Третьякова комитетский следователь по особо важным делам Зарина Георгиевна Шапошникова, опытная, хоть и довольно молодая женщина. Зарина Георгиевна работала жестко, четко, была требовательна и последовательна, ее дела доходили до суда без заминки, а оперативники ее боялись и уважали. Она была красива, но никому и в голову не приходило подкатить к ней — ни просто так, ни даже на корпоративе, на пьяную голову. Слишком опасно. Играя с огнем, будь готов обжечься. Иван понимал, что раз уж дело Морозова передали ей, значит, будут дело закрывать — и закрывать «с победой». Версия Третьякова о серийном маньяке Зарине Георгиевне категорически не понравилась. — Я не утверждаю, что это серия, но предполагаю это, — мямлил Третьяков. — Там не только линии сходятся. Еще флунитразепам. — Даже если и так, Саранск-то тут при чем? Его сюда вообще не надо было включать, — горячился Мануйлов. — Дело в архиве, преступник в тюрьме. — Я только прошу дать мне время собрать чуть больше информации, — сказал Иван. — Надо же маньяка ловить. — Маньяка ловить, конечно, надо. Если он реален. Только это не ваша работа, — отрезала Зарина Георгиевна. — И так уже столько времени потрачено впустую. — Почему впустую? — не сдержался Иван. — Да потому! — прикрикнула на него следователь. — Морозов-то к вашему маньяку никак не приклеивается. Потому что вы лучше бы, вместо того чтобы в Холмса играть, головой подумали. Где ваш маньяк орудует, а где Морозов? Туда никакие ваши линии не ведут. Так что маньяков пусть ловят те, кому положено, а мы будем заниматься Морозовым. Работать надо, а не рассусоливать. Делать то, что я вам скажу! — Она выделила слово «я» особенно. — Собирать оперативную информацию — и не абы какую, а там, где я скажу, и так, как я скажу. Ваш коллега, к примеру, уже выяснил, что у покойного Морозова был конфликт с соседом по даче, неким Львом Герцевым, который живет в нескольких домах от сгоревшего дома Морозова. — Конфликт? Что за конфликт? — пробормотал Иван, покосившись на Толика Бахтина, «коллегу». Тот отвел взгляд и заговорил — тоже в сторону: — Да, действительно, конфликт имел место. — Да? И какой же? — холодно поинтересовался Иван. — В доме Герцевых на даты убийства никого не было, они на Новый год в Москве остались. Мы заходили, уточняли. — Вы стучались, да, — вмешалась Зарина Георгиевна. — Вам не открыли, вы и ушли. А перепроверяли? А другие свидетели показали, что личную автомашину Льва Герцева, «Фольксваген Тигуан», между прочим, с как раз соответствующим размером шин, видели в день убийства. — Кто видел? — нахмурился Иван. — Послушайте, я не собираюсь вам тут устраивать рождественские чтения. Вы плохо сделали свою работу, так что теперь извольте доделать все, что так халатно бросили, — холодно отчеканила Зарина Георгиевна, вставая. — И если вы еще хоть раз опоздаете на совещание, вам будет вынесено служебное несоответствие. Вам все ясно? — Так точно, — отрапортовал Иван. — Свободны, — процедила Шапошникова. Иван вышел из кабинета, дошел до лестницы, нашел курилку и жадно закурил. Руки дрожали. Не от того, какую головомойку ему устроили на совещании, — к такого рода публичной порке у них любой готов в любое время. Такое впечатление на Ивана произвело то, что ему сказала Шапошникова. — Ванька, ну ты чего на рожон-то лезешь? — спросил пришедший в курилку Бахтин. — А ты что за ерунду про Герцева сплел? — Ничего не ерунду. Был конфликт, Морозов приходил к Герцеву, они там кричали так, что соседи слышали их разборку. — Когда? Когда это было? — разозлился Третьяков. — Осенью? — Ну и что? А Герцев, может, злобу затаил, — возразил Бахтин, но возразил неуверенно, без вдохновения. — Он хоть кто, этот Герцев? — Да никто. Просто дачник. Работает в охранном агентстве, начальник отделения. — И «Фольксваген» как раз есть, да? Удобно, — скривился Третьяков. — Что ты имеешь в виду? — насупился Бахтин. — Ну, давай, скажи еще, что я дело фабрикую. Иван махнул рукой, достал из кармана телефон и залип над картой, которую они сделали вместе с Алисой. Бахтин подождал, потом плюнул, покрутил пальцем у виска и ушел, пообещав напоследок, что с такой позицией Третьякову не поздоровится. Иван его даже не слушал. Смотрел на карту. На «крестики-нолики». Права Шапошникова, права, стерва. Убийство Морозова действительно стоит в стороне, как и убийство Курланова. Если и есть серия, то эти двое в нее не входят. Ни по месту, ни по методу убийства. Только если по времени, хотя там никакой последовательности не было. — А что, если просто плохо искали? — пробормотал Иван. Открыл страничку телефонного браузера. Вбил первую известную дату. Четвертое октября. Год четырнадцатый. Вся идея — пальцем в небо, конечно. Выплюнул почти до самого фильтра догоревшую сигарету и вчитался в выпавший список ссылок. Чего ожидать от Интернета, если вводишь туда просто дату, просто случайный день? Ссылки на лунный календарь, гороскопы, погода, какой-то федеральный закон за номером, совпавшим с датой. Ничего особенного, но на всякий случай Иван оставил поиск во вкладке, создал еще одну и вбил туда следующую дату. Выпало практически то же самое, то есть ничего. На декабрь шестнадцатого выпало еще больше гороскопов и лунных календарей, а также список христианских праздников. «А это, между прочим, вариант», — подумал Иван. Кто знает, может быть, этот убийца убивает специально к какому-нибудь христианскому празднику. Абсурд, конечно, но с другой стороны — прямые линии, как ни крути, образовывали крест. Из чисто спортивного интереса Иван вбил все даты убийств как есть, подряд. Потом подумал, пожал плечами и добавил — «общее в этих датах». Мимо. Те же безумные лунные календари, гороскопы, статьи законов, выходные и — неожиданно — график выхода на пенсию по возрасту, в зависимости от года рождения. Море ссылок, созданных тупым компьютерным алгоритмом. «В нем и потонем», — подумал Иван. Покачал головой и пошел к двери. 26 Конфликт действительно был — проглядел Иван Третьяков, допустил, так сказать, халатность. Лев Герцев — потрепанный жизнью, некрасиво, клочками облысевший мужичок в темно-синей форменной куртке с эмблемой ЧОПа, терпеть не мог полицию в целом, а уж ее отдельных высокопоставленных представителей, таких как подполковник Морозов, буквально на дух не выносил. — Да, гнилой был человек, я так считаю. И никогда этого и не скрывал, — с вызовом бросил Герцев, остановившись около передней двери своего старенького, видавшего виды «Фольксвагена». — И что? Это же не значит, что это я его — того… И потом, ничего удивительного. Он же никаких границ не видел. Король мира! Для него нет законов, он неподсуден, неподвластен. Да они все такие, ваши «слуги народа». Служат, прислуживаются. Рапортуют, а у самих в подвалах деньги в мешках лежат. — Андрей Петрович вообще-то в злоупотреблении властью замечен не был, — осторожно возразил Третьяков. Герцев замолчал и посмотрел на Третьякова так, словно только в этот самый момент осознал, что этот ладный мужчина в пуховике и без шапки — тоже полицейский, такой же, как и убитый подполковник Морозов. — Замечен? Я вас умоляю, кто же его заметит? Сам он, что ли, на себя дело возбудит? Конечно, ему всегда все с рук сходило! — Что именно ему сходило с рук? — Да все! Пьянки их, как они тут на машинах гоняли пьяные. Охота незаконная. — Насколько мне известно, они охотились только в сезон. — Ага, конечно! — фыркнул тот. — Только в сезон. А сезон у них — когда настроение есть. — У вас есть реальные факты? — сощурился Иван. — Факты? Да кто мне поверит? Кому какое дело, что ваш распрекрасный Морозов меня однажды чуть не убил! — В каком смысле? — опешил Иван. — Подрались, что ли? — Зачем подрались. Они с Никитиным пережрали водки и чуть меня не подстрелили! — возмущенно взмахнул руками Герцев. — Я и заявление в полицию относил, но потом мне написали, что, мол, факт не установлен. А чего там устанавливать. Я крышу баньки чистил, снегу намело — жесть, по пуп. Вдруг слышу — фью, фью. Быстрый такой звук. Я сразу узнал, у нас в деревне, знаете ли, звук пролетающей пули все различают. Кругом же охотники. А у нас, между прочим, охоты в лесу нет, но им-то все равно, они-то неподсудные. — И кто стрелял? — уточнил Иван. — Я откуда знаю. Я на крышу упал, пригнулся, кричу, мол, не стреляй, мужик, тут уж деревня. А оттуда, с лесу, пьяные голоса мне в ответ. Да пошел ты, говорят, знаешь куда. Мы лису гоним. Короче, послали меня на три буквы. Пьяные были, говорю тебе. — И что, продолжили стрелять? — удивился Иван. — Нет, стрелять, конечно, побоялись. Но ведь могли и убить, понимаешь? Могли убить! Если бы пули нашел, я бы их обоих засадил. — Обоих? — Ну, так они и выперлись оба — Никитин и Морозов, два оборотня в погонах. — Погодите, так это когда все случилось-то? Я слышал, Никитина-то давно в живых нету, — развел руками Третьяков. — Ну да. Лет десять назад было, — подтвердил Герцев. — А какая разница? Думаете, что-то поменялось? Тут народ себя так ведет, будто они на необитаемом острове. Морозовская «буханка», между прочим, всю дорогу разворотила. Как дома строить, так они все олигархи, а как дорогу ремонтировать — никого. Я-то деньги не печатаю, мне-то работать приходится. — Так, Лев Николаевич, погодите. — Иван приложил ладонь ко лбу. — Ваши соседи показали, что у вас с Морозовым совсем недавно конфликт был. — Никитина, что ли, настучала? — тут же поменял тон Герцев. — Между прочим, людей снимать на видео незаконно! — Я не понимаю, о чем вы, — устало выдохнул Третьяков. Мало-помалу, как клещами, Ивану удалось вытащить из Герцева начало истории, случившейся этой осенью. Участок Герцева примыкал к Никитиным. Их он, разумеется, тоже терпеть не мог, хотя вдова Никитина к полиции никакого отношения не имела. Все равно, как сказал Лев Николаевич, жировала на наворованное. — Крышу перестелила, эту черепицу положила, которая, как наждак. Окна у нее вакуумные, газ провели, хотя для этого надо было десять тысяч баксов взятки дать. Целыми днями только и делают, что поливают свой газон, как будто это какая-то ценность. В гольф, что ли, хотят играть на десяти-то сотках! — Возмущению Льва Николаевича не было предела. Остальное удалось узнать от других жителей деревни. Салатниковы не без удовольствия рассказали Третьякову, что конфликт возник на почве зависти к благополучию Екатерины Эльдаровны. Не имея толкового забора, разделяющего участки по внутренней границе, Лев Николаевич совершал «набеги», подворовывая в отсутствие хозяйки-пенсионерки то клубнику, то красивую миску, то фигурку садового гнома. Во всяком случае, Никитина начала замечать, что с ее обожаемой дачи исчезают самые непредсказуемые предметы. Однажды новенькая система автоматического полива газона оказалась сломана самым подозрительным образом — так, словно кто-то просто раздавил место крепления системы полива к водопроводу. Подозрение довольно быстро пало на соседа. Лев Николаевич, конечно, все отрицал, и отрицал агрессивно, обвиняя соседку во всех грехах — от непереносимого шума до того, что она, когда никто не видит, выливает помои на силосную кучу Герцева. Возможно, такой подход и дал бы результаты, только вот Никитина нашла способ выяснить истину. Для этого она установила на своем участке скрытую видеокамеру и некоторое время снимала все, что происходит на участке в ее отсутствие. Как результат — в октябре по всей деревне, по всем соседям и знакомым разошлось или, как сказал Салатников, завирусилось видео, на котором Лев Николаевич не только ворует сливы, но и мочится прямо на соседкину лавочку, где та любила отдыхать. После этого, конечно, разгорелся тот самый конфликт, в который был втянут, как старый друг семьи, подполковник Морозов. Он пришел вразумлять Герцева, который орал и угрожал Никитиной физической расправой или, как минимум, тем, что спалит ей дом. — Так и сказал — спалит? — отреагировал Третьяков. Салатников, с которым он разговаривал по телефону, подтвердил. — Ну да, так, — растерянно подтвердил Салатников. Кажется, он понял, что своими показаниями открывает ящик Пандоры, воронку, в которую может засосать соседа. — А еще чего говорил? — Да он тогда чего только ни кричал. И что сожжет всех к чертовой матери вместе с их камерой, и что засудит, и что они ему еще компенсацию будут платить. Больше всего про компенсацию. Морозов ему тогда популярно объяснил, что лучше бы из Благинина уехать, что не будет ему у нас счастья. Но с Герцева — как с гуся вода. Живет, как ни в чем не бывало. Говорит всем, что видео сфабриковано, что это вообще не он на видео, что Никитина актера наняла специально, чтобы репутацию ему разрушить. А какая у него репутация — жена бросила, детей — только сын, но с ним Лев почти не общается. Боится, что сын у него денег станет просить. Дача-то ему от отца осталась.