— А ты телефон включи, и будет тебе знание и информация, — с этими словами Кондратьев развернулся и исчез в проеме. Только голос был слышен. — Нет, ну надо же. Два часа искали, а в кабинете посмотреть забыли. Гениально! Иван включил телефон, а пока его старое, доставшееся за треть цены «яблоко» грузилось, сбегал в уборную, поплескал холодной водой в лицо — пришел в себя. Добравшись до курилки, Иван с наслаждением затянулся и принялся смотреть сообщения. Уведомлений о неотвеченных вызовах было аж восемь штук, четыре — с номеров с кодом Твери 482. Иван хорошо знал его из-за родителей, но номер был другой, незнакомый. Иван еще долистывал список, когда телефон в его руках ожил и на экране снова появился этот тверской номер. Иван нахмурился: ничего хорошего этот звонок не сулил. — Иван Юрьевич? — спросил голос на другом конце. Он показался Ивану смутно знакомым. — Да, это я. С кем имею честь? — Капитан Ком. Мы с вами сегодня встречались на адресе. — Да, помню. Я вас слушаю. Это вы меня искали? — Да, это мы вас искали, — подтвердил Ком, и Иван попытался угадать, зачем. Жаловаться? Перекладывать ответственность? Чего-то напортачили? — Через мое начальство? Серьезно? Я вам настолько понадобился? — переспросил Иван колюче, и капитан замолчал, явно обдумывая ответ. — Как вы уже правильно сегодня отметили, Иван Юрьевич, вы были первым, кто оказался на адресе и кто обладает всей информацией. — Голос Кома звучал нежно, он говорил вкрадчиво и негромко. — Я понимаю, у вас нет никакого желания лезть в это дело и все такое… — Совершенно верно, именно так. И все такое… — согласился Иван. — Но и ваше начальство с нами согласилось, что ваше участие в оперативно-разыскных мероприятиях может существенно помочь следствию, учитывая роль, которую вы сыграли в самом начале, и тот факт, что вы были хорошо знакомы с убитым. Сами понимаете, дело непростое, нужно подойти со всей ответственностью, проработать все версии. — Мое участие? — опешил Иван. — В каком статусе, простите? Рапорт я написал, юрисдикция — ваша, не понимаю, чем еще могу быть вам полезен… или вреден. — Возникли обстоятельства… — туманно прокомментировал капитан. — Было принято решение, что в интересах следствия необходимо включить вас в оперативно-следственную группу. Учитывая ваш деятельный вклад в следствие и вашу квалификацию… — кажется, у капитана заканчивались заготовленные заранее фразы. Иван молчал. Тогда капитан зашел с козырей. — Ваше начальство поддерживает нашу инициативу. В конце концов, все мы хотим одного и того же — найти убийцу вашего коллеги. Поэтому вы зачислены в группу консультантом. — В группу? Серьезно? Но зачем? — искренне удивился Иван. — Я имею в виду, зачем я вам-то нужен в следственной группе? Вы же понимаете, что и вам, и мне от этого будут одни только сложности и проблемы. Но больше вам, чем мне. — Ну зачем вы так, — заметался Ком, и Иван сощурился. Уж больно он корректен, этот капитан Ком. Никаких тебе «уважаемый», никаких тебе «это не вам решать». Не хочет портить отношения? — Консультантом, значит? И о чем я, с вашего позволения, должен вас консультировать? Я, знаете ли, не эксперт по простым случайным дачным ограблениям. Могу что-то напутать и испортить вам все дело. — Давайте будем откровенными, — сдался Ком. — Думаю, вы понимаете, что, если бы я мог обойтись своими ресурсами, я бы обошелся. — Да, я это понимаю. Именно поэтому я и удивлен. И раз уж вы заговорили про откровенность, было бы лучше, если бы вы сразу перешли к делу и объяснили, что вам от меня нужно. Причем нужно настолько, что вы взяли на себя труд беспокоить мое начальство в канун Нового года. А я, со своей стороны, могу вам пообещать — насколько смогу — не использовать вашу откровенность против вас. Если, конечно, это не будет идти вразрез с моими принципами. — И какие у вас принципы? — поинтересовался Ком. — Самые что ни на есть удобные. Я принципиально против того, — Иван поставил акцент на слово «принципиально», — чтобы мне мешали жить и нагружали ненужной работой. Для меня принципиально важно, чтобы никто не лез в мои дела и не подсовывал чужие. — Нам нужно, чтобы вы провели опрос дочери убитого, — выпалил Ком, и теперь уже Иван замолчал. В сердцах он бросил телефон на подоконник в пустой курилке и потер ладонями виски. Внезапно у Третьякова заболела голова. Черт, только этого не хватало. Из трубки доносилось приглушенное «алеканье» капитана. Иван посмотрел на телефон с ненавистью, прикинув, что будет, если он его сейчас просто разобьет. Но сдержался, поставил на громкую связь. — Я полагал, ваши сотрудники уже связались с дочерью убитого. Опрос уже должен был быть проведен. — Да, так и есть, — коротко ответил Ком. Повисла еще одна неприятная пауза. — И что? — спросил наконец Иван. — Мы остались недовольны результатами, — ответил Ком, и в его голосе отчетливо зазвучало напряжение. Иван тихо выругался. — Что вы натворили? — Ничего мы не натворили… — возразил Ком, но Иван тут же его оборвал: — Тогда не о чем и говорить. Если не натворили. До свидания. — Сергей… сержант Черток проводил опрос по телефону… — тут же сдал назад капитан. — По телефону? С дочерью убитого — по телефону? — скривился Иван. — С его единственной дочерью? А съездить он почему не смог? Денег на проезд не выделили? — Он со всем возможным тактом сообщил о случившемся и задал всего несколько вопросов, в результате которых дочь убитого… так сказать, приняла решение отказаться от общения с любыми представителями следствия. — Что? Вы шутите? — Нет, майор, я совершенно не шучу. К сожалению. Да, я согласен, не стоило поручать этого Чертоку, но у нас с людьми — проблема, Новый год же, мать его. — Что он ей сказал? — повторил вопрос Иван. — Как он говорит, он ей просто задал стандартные вопросы, а она трубку швырнула и больше не брала. Он, конечно, поехал в Москву, но когда он к ней приехал, она ему не открыла, а через дверь сказала, чтобы вызывали ее официально, повесткой. — Нормально, — опешил Иван. — И что она планирует обратиться за помощью к адвокату, — добавил Ком. — Как вы сами видите, такое поведение трудно назвать обычным. И именно поэтому было принято решение обратиться к вам. Подозрительно, понимаете? Человеку сообщают о смерти отца, а он говорит, что ему требуется адвокат. Чертока я, конечно, больше туда послать не могу. Да и чужим она и не откроет. Вот такие дела, майор. — План ваш мне понятен, только я-то ей такой же чужой, как и ваш Черток. Я даже ее имени не знаю. — Зовут ее Алиса Андреевна Морозова, ей двадцать лет… Сейчас, дайте в документы посмотрю… — Ком стукнул трубкой, но почти тут же заговорил снова: — Да, в январе будет двадцать один. Живет на Мичуринском проспекте, на том же адресе, где прописан погибший. Что еще… Мобильный номер есть, но, как я уже сказал, она не отвечает. По нашим базам данных она не проходит, нигде не числится. — Вы шутите? — Извините. Мы просто работали с информацией. Иван заставил себя несколько раз вдохнуть и выдохнуть, злое бешенство не уходило. Он потянулся за сигаретами, но вспомнил, что они у него давным-давно закончились и что последние две он стрелял у коллег. Чертыхнулся. Капитан Ком терпеливо молчал в трубке. Иван закрыл глаза и прислонился лбом к стене, он ощущал себя как мультяшный герой, плоским и раздавленным, качающимся на ветру. Пустая мгла добралась и сюда, до их курилки. — Я должен посмотреть приказ. — Я перешлю вам документы. Кроме того, у вас есть полный доступ к нашим базам, — сухо ответил Ком. Он знал, выбора у Ивана никакого нет. В их организации выбор осуществляется в соответствии с субординацией и иерархией. Московское начальство хочет иметь своего человека в следственной группе по делу их погибшего сотрудника, это понятно. Иван — идеальная кандидатура. И что он сам об этом думает, никого не волнует. 7 Дом, к которому в десятом часу вечера подошел Иван Третьяков, располагался на углу Мичуринского проспекта и улицы Столетова, в пяти минутах быстрым шагом от метро «Ломоносовский проспект» и в пятнадцати минутах на машине от их управления на Кржижановского. Идеальное местоположение, просто на зависть. Вокруг со всех сторон торчали высокие, красивые новые дома — район элитный, до Университета рукой подать, да и вообще. Нет, все-таки Морозов был непростой мужик. Впрочем, дом, в котором он жил с дочерью, оказался старым — длинная восьмиэтажка из широкого грязно-желтого кирпича, такие ставили для партийных функционеров и научной элиты в начале восьмидесятых. Звонить в домофон Иван не стал, постоял у подъезда, перепрыгивая с ноги на ногу, подождал прохожего, который впустил его в подъезд. В доме был лифт — не грузовой, маленький, но Иван поднялся пешком. Нужная ему квартира оказалась на шестом этаже справа от лифта. Света было мало — тусклая лампочка в запыленном стеклянном бра. Два коврика — один простой, резиновый, другой — под добротной, массивной и явно дорогой морозовской дверью — щетинистый, двухцветный, с вытоптанной надписью Welcome. Иван вдруг подумал, что за все годы, что он знал Морозова, он минимум раз десять бывал у того на даче, они встречались в кабаках, даже пару раз играли в покер на квартире у каких-то знакомых Петровича, но ни разу — ни единого — Третьяков не был в его квартире. И, насколько Иван знал, никто тут не бывал. Святая святых. Он нажал на кнопку звонка и услышал приглушенную птичью трель внутри квартиры. Хорошо бы она не открыла и не ответила на звонки по телефону, и Иван бы с чистой совестью уехал… куда? Не важно, куда-нибудь. Переночевал бы в машине. Но тут он услышал шорохи за дверью, затем характерный звук открывающегося замка. Дверь приоткрылась совсем чуть-чуть, сантиметров на пять, не больше, и с той стороны на Ивана упала полоса яркого света. Затем щель увеличилась, и свет заслонила женская фигура. На Ивана смотрели холодные темные глаза. Правильное овальное лицо, плотно сжатые губы, взгляд острый, пронизывающий. Слез не видно, только очень бледна и печальна. У нее было такое лицо, что печаль подходила ей больше, чем радость, в печали она была хороша, как спящая царевна из сказки. А что до бледности — кто в Москве не бледен к концу декабря? Может быть, капитан Ком не так уж и неправ? Что-то в ней, безусловно, выбивалось из нормы. Иван пытался прочитать реакцию, но глаза смотрели совершенно спокойно, ровно и ничего не выражали. Лицо покериста, подумал Иван. И совсем, совсем не похожа на отца. Иван попытался вспомнить, какого цвета были глаза у Морозова, и не смог, но дело было даже не в этом. Высокая и тонкая, с длинной шеей и идеальной осанкой, стоящая перед ним девушка была породистой, про таких говорят, короче, принцесса. Даже одета так, словно собиралась играть в гольф. Морозов же был другим, скорее, из тех, что пробиваются из грязи в князи. Только не в князи, а максимум в купцы, если уж на то пошло. — Алиса Андреевна? — спросил Иван, и взгляд девушки похолодел еще больше, минус пятьдесят по Цельсию. Космический холод. — С кем я говорю? — спросила девушка. Голос оказался неожиданно мелодичным и густым, как мед. — Майор Третьяков. Я работал с вашим отцом, он был моим начальником. Сочувствую вашей утрате, — Иван сразу зашел с козыря, чтобы массивная металлическая дверь не захлопнулась перед его носом. — Вы сочувствуете утрате, — протянула нараспев девушка, словно пробуя слова на вкус. — Благодарю — и прощайте. Я уже сказала вашему коллеге, что не стану ни с кем говорить. — Подозреваю, что он сам это заслужил. — Иван улыбнулся грустной, понимающей улыбкой — и развел руками: жест открытости, жест — демонстрация доброй воли. — Я и сам столкнулся с этим товарищем, и столкновение это было неприятным. Я сожалею, что именно он позвонил вам, но есть нечто, что гораздо важнее наших с вами эмоций. Найти убийцу… — Наших с вами, — неожиданно повторила девушка. — Между нами нет ничего общего, нас с вами ничего не объединяет, и не нужно навязывать мне эту ложь. До свидания, майор Третьяков. Девушка толкнула дверь, но Иван успел вставить тяжелый высокий ботинок в просвет, и ногу довольно сильно придавило. Для таких случаев ботинки на рифленой подошве и на шнуровке были идеальны. Ивану приходилось — и не раз — проникать в квартиры, и вот уже много лет он выбирал для работы и жизни именно такую обувь. — Мне нужно задать несколько вопросов, и я больше не потревожу вас. Неужели вам в самом деле нужны официальные вызовы? — Так, значит? — нахмурилась девушка. — Вы вламываетесь ко мне в квартиру? Тогда официальный вызов случится прямо сейчас. Я позвоню в полицию! — Давайте, — устало кивнул Иван, продолжая смотреть ей прямо в темные глаза. — Давайте, звоните, я только за. Могу опросить вас и в присутствии местной бригады, тем более что это наш район — мой и вашего отца, — и я, скорее всего, лично знаю тех, кто приедет. Думаете, отказ разговаривать пойдет вам на пользу? — Ваш товарищ сегодня по телефону спросил, что я делала с трех до семи вечера и есть ли кто-то, кто может подтвердить мое алиби, — сказала девушка и распахнула дверь. — Вы тоже хотите задать мне несколько вопросов? Пожалуйста, проходите. Чувствуйте себя как дома! — С этими словами она тряхнула копной длинных ореховых волос, развернулась и быстро пошла в глубь квартиры. Иван заметил, что девушка довольно сильно хромает. Споткнулась на льду? Вывихнула ногу? Стоя в прихожей, Иван огляделся. Квартира уютная, ухоженная, с хорошим ремонтом. Стены светлые, с картинами и фотографиями в подобранных друг к другу рамках. Вдоль всего коридора по внутренней стене тянулся высокий, под потолок, белый стеллаж, полный книг. Сотни, тысячи книг. Многие из них явно куплены еще в советские времена, это ясно по обложкам. Кто бы ни собирал эти книги, это был не Андрей Петрович Морозов. Он ничего не читал, кроме статей по криминалистике и судебной практике. Иван задумался на секундочку, испытав острый импульс — желание разуться: в квартире был светлый, идеально отполированный паркет. Иван посмотрел поочередно на свои подошвы. Ничего хорошего. Внутрь забился и таял снег. Иван чертыхнулся и принялся расшнуровывать ботинки. — Что вы делаете? — услышал он. Алиса стояла в дверном проеме, в дальнем конце коридора и с изумлением смотрела на Третьякова. — Наследить не хочу. Полы чистые, — пробормотал он.