– Правда – и то и другое. По сути, он оставался моим наставником. Всякий раз, когда я при расследовании утыкался в стену, мне приходилось обращаться к нему за советом и содействием. В то время он обитал в пригороде, ухаживая за своими цветами и птицами. Бесхитростная жизнь; так сказать, ближе к земле. Но, несмотря на седину, энергии в нем было ничуть не меньше, а может, и больше, чем в годы службы. Хотя радости при наших встречах он не испытывал. Говорил, что каждый мой визит отнимает у него дни, отпущенные для жизни. Ло Фэй понимал это как никто другой. Работа в полиции – это вам не «с девяти до шести». Как только приступаешь к новому расследованию, оно для тебя моментально становится во главу угла. – Так что произошло, когда вы обратились к Дин Кэ на этот раз? – нетерпеливо спросила Му Цзяньюнь. – Ну, поворчал, как всегда. А как унялся, то долго и внимательно изучал материалы дела. Потом велел мне вернуться через пару недель. Полмесяца! Раньше он никогда не тратил на расследование столько времени. – Была ли для такого промежутка какая-то конкретная причина? – Это был крайний срок, который Дин Кэ давал себе на раскрытие дела. Прежде он в основном просил вернуться через день или два. Иногда через пять. Но неделя – это был максимум. Когда я возвращался, начальник Дин делал несколько замечаний; бывало, что задавал один-два вопроса. Всего с десяток слов, но чувствовалось, что обдумыванию каждого пункта он посвятил долгие часы. И с каждым возвращением после такой встречи с Дин Кэ у меня как будто открывались глаза. Ответы словно сами смотрели мне в лицо. Всякий раз… – А в этот? – спросил Ло Фэй. Хуан Цзеюань с потемневшим лицом оглядел обоих офицеров: – Вы уже знаете, что произошло. – Больше вы его никогда не видели, – печально сказала Му Цзяньюнь. – Ждать две недели и без того было тяжко. А потом, когда я вернулся к нему и узнал, что он переехал, я был совершенно выбит из колеи. Никто не знал, куда он уехал и как с ним связаться. Сочувствие Му Цзяньюнь не притупило ее язык: – Мне кажется, он намеренно взял фору во времени. – Видимо, дело поставило его в тупик, – сказал Ло Фэй, отходя от темы. – Трудно сказать наверняка. Известно одно: больше мы с ним не встречались. Ло Фэй, глядя на стол, покачал головой. Было обидно, что спец такого калибра, как Дин Кэ, предпочел сбежать, чем попросту признаться в своей неспособности раскрыть дело. Получается, вроде как нарушил свое слово. – Даже Дин Кэ оказался бессилен, – со вздохом сказала Му Цзяньюнь. – Ну а потом в деле был какой-то прогресс? Хуан Цзеюань вымученно улыбнулся: – Врать не буду: потеряв связь с Дин Кэ, мы впали в полное отчаяние. Но я как-никак был начальником отдела уголовного розыска и, как бы безнадежно все ни выглядело, делал бодрое лицо и притворялся, что все идет гладко. Следующие нескольких месяцев мы прочесывали город мелкозубой расческой. Но, как и ожидалось, не нашли и следа подозреваемого. Чтобы как-то утишить общественный резонанс, я в конце года подал в отставку. Му Цзяньюнь с сочувствием посмотрела на Хуан Цзеюаня. А у того даже получилось слегка улыбнуться: – Хотите верьте, хотите нет, но уход из полиции был для меня высвобождением. А то это дело совсем меня доконало. Все нервы вымотало. – Вы с Дин Кэ оба решили бежать от расследования, – сказала Му Цзяньюнь, – только вы повели себя иначе. Пускай вы больше не полицейский, но о деле не забыли. Даже после того, как оно было помещено в разряд «нераскрытых», вы продолжили искать убийцу. То есть вы по-настоящему от него не отступились – я права? Глаза Хуан Цзеюаня вспыхнули: – Этот убийца у меня поплатится. Пусть даже пройдет еще десяток лет. Да что десяток – хоть вся моя оставшаяся жизнь! После такого выплеска эмоций он слегка обмяк. Переведя дух, продолжил: – На самом деле этот бар я открыл, чтобы попытаться выманить убийцу. Что вы думаете о музыке, которую услышали на входе? – Прямо-таки душит, – усмехнулся Ло Фэй. – Подходящий саундтрек для кровавого спектакля на сцене. Му Цзяньюнь не без содрогания вспомнила «представление» внизу, напоминающее сцену из фильма ужасов. Актер пригласил одного из зрителей заколоть на сцене полуобнаженную актрису. Кровь (хотелось надеяться, поддельная) так и хлестанула из кожаного бюстгальтера. – Шоу у вас, безусловно, близко к нарушению всяких юридических границ, – сказала она. – Что же до границ хорошего вкуса… – Это все лицедейство, – с улыбкой перебил Хуан Цзеюань. – За все время не было ни одного несчастного случая, а кровь мы берем в мелком магазинчике в центре города. А теперь, прошу, – он глянул с беспокойным любопытством, – расскажите мне подробнее о том, что вы ощутили, когда вошли. – Там определенно были страх и отчаяние, – подумав, сказал Ло Фэй. – Атмосфера безудержного буйства: грохот, визг и рычание гитар и набат ударных. У некоторых людей определенно могут возникать всякие нездоровые мысли. Возможно, даже жестокие фантазии. – В точку! Вы сами недавно сказали: «Душит». На самом деле трек, который вы услышали, когда вошли, был сыгран группой под названием «Саффокейшн», то есть «удушение». В первый раз, когда я его услышал, то едва мог поверить, что группа молодых людей действительно отрепетировала и записала все это. А через неделю я уже сам не мог от него оторваться. Буквально гипнотизирует. Прикурив еще одну сигарету, Хуан Цзеюань пересек комнату и из угловой тумбочки достал увесистый пакет для вещдоков. Возвратившись, протянул его своим гостям. – Гляньте, – сказал он. – Вся музыка, которая играет у меня внизу во время выступлений, – с этих кассет. Впервые я послушал их на ночь глядя зимой девяносто третьего года. Один, в наушниках. Помню, я тогда под конец вспотел, как загнанный пес. Мне казалось, что весь мир полон упадка, насилия и смерти, а я в полном отчаянии и мне некуда бежать. Ло Фэй медленно кивнул. Внизу, в баре, он, признаться, ощутил что-то подобное. Офицер заглянул в прозрачный пакет. Кассеты там были с надписями на английском и квадратными отверстиями по бокам. Вид кассет вызвал прилив воспоминаний. Сейчас, разумеется, музыка в основном ходила на компактах, но в восьмидесятых-девяностых китайский музыкальный рынок буквально ломился от кассет. – Эти записи связаны с делом номер сто двенадцать? – полюбопытствовал он. – Они принадлежали жертве. Это «дакоудаи», купленные в одном из музыкальных магазинов в районе университета. – А что такое «дакоудай»? – спросил Ло Фэй, перекатывая на языке незнакомый термин. Му Цзяньюнь улыбнулась с веселой снисходительностью: – Я вижу, вы человек из прошлого… Между тем это родные всем нам «перфорашки», как мы их называли. Видите ли, когда музыкальные магазины за рубежом переполнялись кассетами, в боку у них штамповалась дырочка, и вся эта продукция шла в Китай как отходы пластика. Саму ленту эти отверстия не затрагивали, поэтому кассеты без проблем можно было проигрывать. Эти «дакоудаи» пробились на подпольный музыкальный рынок Китая и крутились на кассетниках у всех моих друзей по школе и университету. – Специальная следственная группа держала эти пленки на предмет сбора отпечатков, – пояснил Хуан Цзеюань. – По словам сокурсников Фэн Чуньлин, именно эта подборка была у нее в фаворе. И если кто-то входил в круг общения девушки, был близок к ней, то мог оставить на этих кассетах следы своих пальцев. К сожалению, ничего ценного криминалисты опять же не нашли. Записи, как улики, официально не фигурировали. Возможно, это было ошибкой, но специальная следственная группа в конце концов о них забыла. А я наткнулся на них тем вечером накануне отставки. Не знаю, зачем я сохранил их, но вот держу у себя… – И однажды вы послушали их на ночь глядя, – напомнила Му Цзяньюнь. – Ощущение было не из легких, – признался Хуан Цзеюань. – До тех пор самой тяжелой музыкой, которую я слышал, были разве что Цуй Цзянь (Ло Фэй чуть заметно кивнул: даже он был знаком с так называемым отцом китайского рока) или «Карпентерс». Но то, что я получил от этого, с лихвой возместило все мои пробелы. – Дрогнув голосом, Хуан Цзеюань отхлебнул чаю. – Прослушивание этой музыки помогло мне по-настоящему разглядеть Фэн Чуньлин. А также подтолкнуло к пониманию, с какими людьми она водилась. Когда я возглавлял специальную следственную группу, мы использовали всё, что нам известно о Фэн Чуньлин, для составления ее примерного психологического портрета. Одинокая, замкнутая, неэмоциональная. Но затем чувства, которые вызвала во мне эта музыка, заставили меня полностью пересмотреть этот профиль. До прослушивания я даже представить себе не мог, что за монстр мог совершить то жуткое убийство. О чем думал тот нелюдь, когда убивал девушку, разделывая ее как мясную тушу? Я просто не мог понять мысли и мотивы убийцы… Но это было до того, как я услышал записи. Это больше, чем просто кассеты; это письма, оставленные жертвой. Ло Фэй поймал себя на том, что неотрывно смотрит на кассеты в пакете для улик. – Если вы прочтете на них английский текст, то поймете, что я имею в виду, – подсказал Хуан Цзеюань. Ло Фэй повертел одну из кассет, но иностранные надписи не разобрал. – Как у вас с английским? – повернулся он к Му Цзяньюнь. – Да ничего. – Она протянула узкую ладонь. Ло Фэй застенчиво подал ей пакет: – А то я со времен колледжа ни одной английской фразы не прочел. Му Цзяньюнь непринужденно пожала плечами. С минуту она изучала вкладыш одной из кассет, после чего начала переводить: – Это сборник девяносто второго года, выпущенный рекорд-лейблом «Роудраннер». Текст на вкладыше примерно такой: «Самое яркое свойство текстов хеви-метал – его одержимость смертью, насилием и сексуальным желанием… Вот оно, изысканное выражение размышлений Ницше о бездне… Те, кто погружается в эту музыку, станут свидетелями того, как смерть торжествует над добром, рушатся основы мироздания, а врожденное насилие человечества побеждает и мир поглощается похотью… Ваши чувства заглушаются нигилизмом, но вы не можете избежать тени смерти, которая окутывает все вокруг… Единственный путь к искуплению – насладиться вкусом смерти через хеви-метал». – Мой старый учитель английского вами просто посрамлен, – ласково польстил Хуан Цзеюань. – К сожалению, мы были так заняты сбором отпечатков и других улик с этих пленок, что едва обратили внимание на напечатанный здесь текст. Вкладыши после прослушивания мне потом перевели, но к тому времени окно расследования давно уже закрылось. Если б в нашей специальной следственной группе был кто-то вроде вас, профессор Му, все могло бы сложиться совсем иначе… – «Кто сражается с чудовищами, должен остерегаться, чтоб самому не стать чудовищем. И если долго смотреть в бездну, то бездна тоже заглянет в тебя», – процитировал Ло Фэй. – В бездну мы уже заглянули, – заметил Хуан Цзеюань. – Она в этих кассетах. Му Цзяньюнь думала о чем-то своем. Аккуратно положив кассету на столик, она обвела глазами собеседников и приглушенно сказала: – Если это правда, то похоже, что эмоциональный мир Фэн Чуньлин был намного глубже и сложней, чем у большинства ее сверстников. И не исключено, что с сокурсниками общаться ей было затруднительно. Иначе почему она смотрелась такой отстраненной и одинокой? Если у нее имелись собственные воззрения и интересы, то, значит, у нее была небольшая группа друзей-единомышленников. И их общение, по всей видимости, протекало за пределами кампуса. В другом кругу она могла проявлять себя с совершенно другой стороны. А судя по ее альтернативным музыкальным вкусам, у нее, вполне вероятно, был такой же альтернативный жизненный опыт. – Точно! – воскликнул Хуан Цзеюань. – Вы практически читаете мои мысли. Только в отличие от вас я не подкован в психологии, поэтому мне приходится полагаться на интуицию. Вот моя теория. – Он выпрямился в кресле. – Жертва и убийца познакомились друг с другом через хеви-метал. Возможно, они даже встречались в музыкальном магазине, где продавались эти «дакоудаи». И так стали друзьями. Рассуждали о насилии, сексе, даже смерти. Для Фэн Чуньлин тексты песен были просто фантазиями, как и для большинства людей. Но для убийцы они были способом исследовать свои извращенные позывы. И вот однажды, по какой-то причине – вполне вероятно, после внезапного спора или даже отказа в сексе, – убийца больше не смог их контролировать. И все эти сдерживаемые импульсы выместил на жертве. Изнасилование, убийство, расчленение – он совершал одно жуткое преступление за другим. И, может быть – просто может быть, – все время у него в голове гремела эта музыка. Хуан Цзеюань умолк, с вежливым нетерпением ожидая ответов. Часы на стене молча отсчитывали секунды. Наконец заговорила Му Цзяньюнь: – Если это действительно было психопатическое убийство, как вы говорите, то основной целью убийцы было бы упоение самим преступным актом убийства. Все исследования подобных случаев показывают, что убийце невозможно устоять перед таким соблазном. Он доминирует и вызывает привязанность, словно наркотик. Такие люди продолжают убивать до самой своей поимки и ликвидации. Их называют серийными убийцами. – Как профессионал, вы подаете это абсолютно правдоподобно, – тихо произнес Хуан Цзеюань. – И теперь я еще более уверен, что смогу поймать свою добычу. С убийства Фэн Чуньлин минуло десять лет. Убийце, должно быть, не терпится совершить еще одно. Так уж получилось, что мой бар – идеальное место для того, чтобы этот ублюдок дал волю своим желаниям, своим разнузданным похотливым позывам, и все это под свою любимую музыку. Пока я продолжаю управлять этим баром, он рано или поздно сюда нагрянет. Ло Фэй поднялся, воздев руки, словно призывая к тайм-ауту. – Хоть я и понимаю, зачем вы подкладываете эту приманку, – сказал он, – но ваш профиль убийцы основан на догадках, и не более того. Логически говоря, вам по-прежнему не хватает убедительных доказательств. Не спорю, эти записи дали вам много поводов для гипотез, но профилей убийцы, самых разных, тоже может быть весьма много. Я не уверен, что ваш бар – гарантированный способ выманить его на свет. Брови Хуа Цзеюаня поднялись и опустились. Было неясно, получилось ли до него достучаться. Но отставной полицейский не сдавался. Глаза его снова зажглись: – Даже если шанс один на сто, я все равно не отступлюсь! Я признаю́, что мои представления внизу, строго говоря, не вполне законны. Но мне на этот счет переживать некогда. Мне нужно успокоить свою совесть. Всё из-за этого ублюдка. И когда я до него доберусь, мне плевать, как поступит со мной закон! «Мне плевать, как поступит со мной закон»… Эти слова покоробили Ло Фэя. Напротив него сидел человек, готовый ради отмщения нарушить закон. Звук гонга, печально знакомый… Кто этот человек? Он враг или нет?