Сразу после кофе Саймон откланялся, как только позволили правила приличия, напоследок обратившись к Патрисии: — Надеюсь, вы простите мне некую разговорчивость, когда узнаете меня лучше. — Я считаю, что это всего лишь глупое желание произвести фурор, — холодно парировала девушка. — Не без того, — с обезоруживающей искренностью согласился Саймон. Домой он вернулся с чувством выполненного долга. Невзирая на возражения Ораса, вечером Саймон вышел на прогулку и, желая ознакомиться с более отдаленными окрестностями, достиг нагорья, укрывавшего деревню с юга. Опыт бывалого охотника помог ему к концу трехчасовой прогулки хорошенько запомнить все приметные участки этой местности. На обратном пути Саймон увидел незнакомца. Это было странно — за долгую прогулку он не встретил даже фермеров, ибо земля на мили вокруг представляла собой торфяные болота. И хотя с расстояния в полмили незнакомец казался безобидным, Саймон задумчиво нахмурился. Самым примечательным в мужчине были спортивные брюки ярко-лилового цвета длиной до щиколоток, рюкзак на плечах и сачок для бабочек. Незнакомец бесцельно бродил по округе: то делал короткие рывки в сторону, то просто шел, а порой падал на колени и рылся в земле. Саймона он не замечал, и тот смог приблизиться к нему вплотную. Незнакомец рьяно что-то искал в зарослях дрока и вскоре с победным возгласом выполз из кустарника, большим и указательным пальцем зажимая какого-то жучка. Потом достал из рюкзака спичечный коробок, положил туда добычу и убрал коробок в рюкзак. Встав на ноги, он наконец заметил Саймона. — Добрый день, сэр. — Мужчина промокнул вспотевшее лицо шелковым платком жутковатого зеленого цвета. — Так и есть, — согласился Саймон. Он имел обескураживающую привычку воспринимать любой светский разговор буквально и пользовался этим, чтобы переложить обязанность поддерживать беседу на собеседника. — Весьма безобидное и полезное для здоровья занятие. Свежий воздух, физические упражнения и самый восхитительный пейзаж в Англии, — дружелюбно пояснил энтомолог и взмахом руки обвел окрестности. Он был на полголовы ниже Саймона, однако на добрых два стоуна[6] тяжелее. Большие глаза за огромными очками в роговой оправе выглядели по-детски беззащитно. Свисающие, как у моржа, усы были всклокочены. Саймон давно не видел столь занимательного зрелища, как этот большой немолодой мужчина в одежде кричащей расцветки и с забавным маленьким сачком. — Вы, разумеется, доктор Керн, — сказал Саймон. — Как вы догадались? — удивился энтомолог. — Похоже, мне всегда есть чем удивить людей, — непринужденно заметил Саймон. — Все просто. Вы сильно отличаетесь от типичных местных жителей, а в Бейкомбе лишь один доктор. Как продвигается ваша работа? Керн внезапно напрягся. — Профессиональная? — сухо уточнил он. — Я не совсем вас понимаю. — Не вы один, — вздохнул Саймон. — Меня никто до конца не понимает. Но я имел в виду не вашу новую профессию, а ваши прошлые дела. Керн пристально вгляделся в собеседника, однако тот смотрел на море, а его лицо ничего не выражало. Лишь в уголках губ притаилась легкая усмешка. — Вы умны, Темплар… — «Мистер Темплар» для аристократов, а для вас — Святой, — доброжелательно поправил его Саймон. — Да, я умен. Иначе был бы уже мертв. И моя исключительная особенность — безупречная память на лица. — Вы умны, Темплар, но на этот раз вы ошиблись. И упорствуя в своей ошибке, вы забываете о приличиях. Саймон лениво улыбнулся. — Что ж, человеку свойственно ошибаться, не так ли? Но скажите, доктор Керн, вы же не позволите пистолету испортить ваш прекрасный пиджак? И не боитесь, что из куста вдруг выпрыгнет большая белая лохматая бука? Саймон взмахнул своей тростью и взвесил ее на руке, словно собираясь использовать в качестве дубинки. В прозрачных голубых глазах, устремленных на красное лицо Керна, зажегся недобрый огонек. Керн побагровел. — Сэр, позвольте заявить… — сдавленно прохрипел он, задохнувшись от возмущения. — О-о, я тоже однажды был главным инспектором конных пехотинцев военно-морских сил Швейцарии, — ободрил его Саймон. — И знаю, каково жить под маской… Ох, простите, я совсем забыл о гостеприимстве! Приглашаю вас в Бункер на ужин. Правда, угощу лишь консервами — мы перестали готовить мясо после того, как сдохла чайка, отведав наше воскресное жаркое. Однако бренди у нас хороший — «Наполеон». А Орас замечательно жарит сардины… Саймон подхватил Керна под руку и повел его к себе домой, не переставая говорить. Нужно отдать должное его невероятному обаянию — когда они подошли к Бункеру, Керн уже весело смеялся над довольно неприличным лимериком[7]. — Ну ты и фрукт, Темплар, — сказал Керн, когда они сидели в гостиной и пили мартини. Саймон снисходительно шевельнул бровью. — Потому что я разоблачил твой обман? — Потому что ты не колебался. — Тот, кто колеблется, все портит, — назидательно изрек Саймон. Они обсудили политику и литературу — у Саймона был оригинальный и еретический взгляд на оба предмета — спокойно, как самые обычные собеседники, которые встретились при самых обычных обстоятельствах. Орас принес кофе и удалился. Керн достал портсигар и предложил Саймону сигару, однако Саймон лишь с улыбкой покачал головой: — Не надо. — Обычные сигары, без подвоха, — обиделся Керн. — Тем лучше, значит, ты не потратишь сигару зря. — Если я дам слово… — Слово я приму. Сигару — нет. Пожав плечами, Керн закурил. Саймон поерзал в кресле, устраиваясь поудобней. — Я рад, что ты не носишь пистолет постоянно, — наконец произнес Керн. — В Девоншире тот, кто стреляет направо и налево, не пользуется любовью. В бульварных романах — другое дело. А в жизни, если расправляться с каждым, кто косо на тебя посмотрел, полиция замучает. Керн резко подался вперед. — Мы уже полтора часа ходим вокруг да около. Не пора ли перейти к делу? — Как пожелаешь, — кивнул Саймон. — Я знаю, что ты ведешь какую-то игру. Я наводил справки — ты не городской детектив. И не суперагент из Секретной службы. Ты приехал в Бейкомб не потому, что тебе вдруг захотелось поселиться в деревне и выращивать фасоль. Таких, как ты, только большой куш подвигнет сдвинуться с места. — Может, я решил завязать с прошлым? — Все может быть. Но такие, как ты, не завязывают, пока у них есть порох в пороховницах. — И что же я, по-твоему, делал здесь все это время? — Видимо, охотился на неуловимого буку? — растягивая слова, предположил Саймон. Керн нетерпеливо отмахнулся. — Да, ты умен. Ты очень, очень умен. Но не стоит притворяться, будто ты считаешь меня дураком, потому что я знаю: ты так не считаешь. Ты тоже здесь не просто так. Я догадываюсь, зачем ты сюда приехал, и если моя догадка верна, то я должен встать у тебя на пути — если ты, конечно, не решишь работать со мной. Темплар, я выложил все карты на стол: я предпочел бы работать с тобой, а не против тебя. Ну, что скажешь? Саймон поерзал в кресле. После обеда небо затянуло тучами, и комната освещалась лишь закопченной масляной лампой, которую Орас принес вместе с кофе. — Есть ровно миллион причин, почему я не могу согласиться. Они давным-давно исчезли из чикагского банка, и я хочу их получить, дорогой мой Керн. — Ты ведь не думаешь, что тебе не придется за это ответить? — Я наверняка найду способ, чтобы это сошло мне с рук, — сказал Саймон. — К тому же есть еще одна, миллион первая причина, из-за которой я не могу согласиться, — я не позволю подслушивать Тигрятам. — О чем ты? — О том, что прямо сейчас какой-то сукин сын подглядывает вон в ту амбразуру. Я засек его, и стоит лишь ему моргнуть, как я отстрелю ему веки! Глава 3 Небольшая мелодрама Керн вскочил на ноги, рука его зашарила по бедру, а Саймон пригасил лампу и рассмеялся. — Противник бежал, — в своей неторопливой манере пояснил он. — Нырнул и смылся, как только я о нем заговорил. Наверное, теперь ты поймешь, как трудно не быть убитым, когда за тобой охотятся. Это только в рассказах выглядит легко и просто, а в жизни напрягает. Его голос доносился откуда-то от амбразуры. — Ничего не видно. Кусты так колышутся от ветра, словно в них коты мышей ловят. Выйду на улицу. А ты пока побудь здесь. Саймон выскользнул из комнаты, из кухни донеслось невнятное бормотание. На пороге возник мрачный Орас со свечой и любимым револьвером в руках. Он молча поставил свечу в угол и, наведя револьвер на амбразуру, стал терпеливо ждать.