Глава 3. Сеньор Виго и Морис «Мавр» Серебряная пуля Этот город Виго де Агилар любил и ненавидел всем сердцем. Он не был здесь уже давно, и всё, что связывало его с Акадией сейчас, это, пожалуй, только воспоминания о Вилла Бланко, большом особняке семьи Агиларов на авенида де Майо, самой престижной улице Верхнего яруса. Ещё, наверное, вечно недовольное лицо отца и его раздраженный тон, и запах ромний, цветущих в саду. Временами этот запах вызывал дикую головную боль, или, может, в этом была виновата гнетущая атмосфера дома? А может, плохая наследственность, доставшаяся ему от матери? Так часто любил повторять отец… Последние годы, живя на севере, Виго редко вспоминал об Акадии. Но сегодня этот город восставал перед ним из небытия, собираясь из множества обрывочных воспоминаний, которые, словно разноцветные стёклышки в трубке калейдоскопа, сложились в яркую картинку, едва на траверзе правого борта «Барбареллы» появился высокий голубой маяк, стороживший вход в лагуну. Акадия. Город на холмах… Бесконечная череда мигреней, что мучила его в детстве, тошнотворный густой аромат жакарандовых деревьев, цветущих в сезон дождей, смрад лагуны и какофония запахов летнего рынка: жареных орехов пекан, гвоздики, паприки и корицы… Почему-то запахи вспомнились первыми. Обрушились, словно шторм, срывая пелену с прошлого. Потом вернулся и приторный вкус дешёвого рома, сдобренного патокой, который он пил в кантинах на Руж−Аньес, куда убегал из дома назло отцу. Вспомнились горячие страстные танцы на мостовой прямо перед входом в заведение доньи Кастеро… Он любил гитарные переборы уличных марьячи* и стук каблуков танцовщиц, стрельбу по кокосовым скорлупкам, шум рынка и крики торговок, запах краски и тишину студии, в которой мать рисовала свои картины, полные какого-то притягательного безумия. Уроки своего учителя фехтования и его жизненные принципы, которые научили его гораздо большему, чем все нотации отца. Как давно это было… Этот город, словно бутылка рома, первые глотки которого всегда дарят радость и заставляют хотеть, любить и желать, а вот последние приносят только тошноту и глубокое похмелье. — Ну вот, прибыли наконец-то! Аллилуйя! — буркнул стоявший рядом Морис, хлопая ладонью по поручню и вырывая Виго из внезапно нахлынувших раздумий. — Все кишки к чертям оставил за бортом. Думал, не доплывём. Господь всемогущий, я сойду когда-нибудь на эту чёртову землю, а? Морис всю дорогу невыносимо страдал от качки. Постепенно сбавляя ход, «Барбарелла» плавно подходила к пирсу, и на набережной уже можно было разглядеть в толпе отдельные лица. А ещё шляпы, приветственно взлетающие в воздух, и оранжевые куртки портовых работников, замерших в ожидании у швартовочных кнехтов. Разномастная толпа: встречающие, провожающие, носильщики, кучера, пара жандармов, почтовые служащие с тележками… Морис радостно нахлобучил шляпу и направился к выходу, собираясь одним из первых покинуть ненавистный пароход. А вот Виго на берег не спешил. И когда «Барбарелла», устало шлёпая по воде лопастями, наконец, пришвартовалась к шумной акадийской набережной, он ещё долго стоял на палубе, наблюдая за вереницей людей, торопливо идущих по сходням. Ему не хотелось спешить на встречу с этим городом, полным грустных воспоминаний, боли и разочарований. Ступить на гранит набережной всё равно, что одним движением отодрать повязку, намертво присохшую к ране. Но висок уже отозвался тупой пульсирующей болью, напоминая об одном — он дома. − Ну, здравствуй, родина, − пробормотал Виго, с прищуром глядя на холмы, по низу которых, словно ласточкины гнёзда, прилепились многочисленные домишки бедных кварталов. Центральный холм Уэбро, словно гигантский акулий плавник, рассекал город надвое, глубоко вдаваясь в лагуну. По левую сторону у его подножья ютились бедные иберийские кварталы, а по правую — такие же улицы каджунов. А над ними, на самой вершине, на фоне далёких белоснежных гор парила огромная каменная статуя Спасителя, раскинув над холмами руки, будто обнимая ими своих нерадивых детей. — Эй, хефе*, ну чего мы ждём? Мои ноги, слава богу, приросли к земле, и теперь желудок требует какой-нибудь жратвы, и срочно! За столько-то дней! — крикнул Морис с набережной, снял шляпу и принялся ею обмахиваться. В Акадии было жарко, впрочем, как и всегда в конце сезона дождей. Виго вздохнул, подхватил лёгкий саквояж и направился к выходу. − До свиданья, сеньор де Агилар. Удачного дня! − капитан, стоявший на мостике, услужливо поклонился, и Виго кивнул ему в ответ. То, что на пароходе плывёт сын самого дона Алехандро де Агилара, заставило капитана нервничать всю дорогу. Он то и дело присылал юнгу справиться, не надо ли чего, но Виго был скромен в своих запросах и навязчивого внимания старался всеми силами избегать. Капитан и сам зашёл лично, выразить сочувствие болезни дона Алехандро и сказал, что поставил свечку Святой Деве гваделупской за его здоровье. Такого подобострастия Виго не любил и вспомнил, как счастлив был во Фружене, где никто не знал, кто он такой, и не домогался его расположения слишком навязчивым вниманием. −Эй, кочерро*! — шагнув на пирс, он махнул извозчику, и тот тут же лихо подкатил на чёрной коляске, запряжённой гнедой парой. Багаж должен был прибыть позже, и поэтому они с Морисом отправлялись в путь налегке, поставив в ногах лишь лёгкие саквояжи. − На Голубой холм, − коротко скомандовал Виго. Возница, зычно свистнув, щёлкнул бичом и крикнул гортанно: − Поберегис−с−сь! Хей! Хей! Тронко!* Разуй глаза, смотри, куда прёшь! Дай дорогу благородным донам! Коляска сорвалась с места и, сопровождаемая лихими выкриками возницы, понеслась по улице, виртуозно объезжая прохожих. На пирсе Морис сорвал со стены несколько плакатов и теперь внимательно разглядывал один из них. С листа серой бумаги на него смотрело странное уродливое создание. Оно выглядело, как человек, только вместо туловища имело толстый мохнатый кокон, позади которого торчали крылья, чем-то напоминающие одновременно крылья нетопыря и стрекозы. Внизу этого, безусловно, талантливого художества красовался призыв срочно принять закон о резервации эйфайров. − Это бабочка что ли? Или человек-летучая мышь? Что вообще курил этот художник? — буркнул Морис и поднял вверх другой плакат. На нём был изображён мифический вампир, вцепившийся в горло какому-то несчастному. Позади вампира тоже виднелись жутковатые крылья, свисающие со спины, словно фалды нелепого фрака. Брызжущая во все стороны кровь была дорисована вручную и притом настолько аляповато, что казалось, будто над этими плакатом пробежала курица с оторванной головой. Морис расстелил оба плаката на дне коляски и, стянув ботинки, поставил ноги прямо на изображение мохнатого туловища эйфайра. − Их тут что, так много? Этих… хм, «бабочек»? — спросил он своего спутника и указал пальцем на рисунок. − Эйфайров? Да, много, — устало ответил Виго. — Больше, чем где бы то ни было в Магонии. − А почему эйфы набились именно сюда, как блохи в собачью шубу? — снова спросил Морис, развалившись на сиденье и принявшись обмахиваться шляпой. — Я в своей жизни встречал только одного эйфа, и то он ни черта не был похож на эту моль-переростка. И уж кровь он точно ни у кого не пил, зато прикладывался к бутылке за здорово живёшь, и подох от чёрной жёлчи. Так почему в Акадии? Им тут что, мёдом помазано? − Ну…как тебе сказать… Причины, на самом деле, целых три, − неторопливо ответил Виго, разглядывая узкие рукава протоков, сплетающиеся в причудливый узор в дельте реки. − Первая − здесь тепло. Нижняя Акадия − город мостов, каналов и пирсов. Рио де ла Брума впадает здесь в лагуну, заботливо отгороженную от океана длинной каменной грядой, немного возвышающейся над морем. Издали эта гряда смахивает на гребнистую спину крокодила, но именно благодаря этому волнорезу, воды в лагуне тихие, спокойные и очень тёплые. А от северных ветров город защищён горами. Перед тем, как слиться океаном, здесь, в низине, река разделяется на множество рукавов и протоков, затопляя болотистую низменность. И не поймёшь сразу, где заканчиваются разливы реки и болота, и начинаются мангровые заросли побережья. − И что? Ну, много, где бывает тепло, — Морис вытер вспотевший лоб. − Эйфайры очень чувствительны к холоду. На севере у них пропадает способность подпитываться от людей. Они там быстро чахнут и умирают. Они, как… бабочки, − Виго указал на плакат под ногами Мориса. — Это, конечно, больше карикатура, но в ней есть некое здравое зерно. − И что, у кого-то из них и правда есть мохнатое брюхо и крылья? − Морис, развёл носки ног в стороны, снова разглядывая рисунок. — Это не крылья… Это аура. Так мы её классифицировали. Нечто эфемерное, не видимое обычному глазу. Вернее, глазу обычного человека. Хотя есть некоторые люди, особо чувствительные к эфиру, так вот они могут её видеть. Ну и само собой, другие эйфайры видят друг друга и узнают издалека. − Так твоё изобретение, то, которое ты везёшь, позволит увидеть эту ауру любому человеку? — спросил Морис, продолжая разглядывать рисунки. − Ну… Да. Что-то вроде этого, − нехотя ответил Виго. — Но его ещё предстоит проверить, так сказать, на большой массе особей. − А вторая причина? — продолжил любопытствовать Морис. − Лагуна, − Виго указал шляпой на раскинувшееся вдали зелёное марево болот и мангровых зарослей. — В этих болотах растёт редкая орхидея, из которой ольтекские шаманы умеют делать специальное средство — туату. Если эйфайр закапает её в глаза, они меняют цвет, и их становится не отличить от человеческих. А ещё в этих мангровых зарослях водится маленькая рыбка, из которой эти же шаманы делают другое средство — аругву. Такой порошок из костей и плавников этой рыбки. И если эйфайр его выпивает, то его аура перестаёт светиться золотым, и его невозможно увидеть даже с помощью моего изобретения. То есть, здесь они могут беспрепятственно маскироваться под обычных людей. − Н-да, местным властям стоило бы для начала вздёрнуть всех шаманов, чтобы решить проблему, − усмехнулся Морис. — До чего подлый народ эти ольтеки! Мало их мой дед в своё время перебил в Икуале. А тут видишь, нашли способ заработка! − Они делают это не ради денег, − ответил Виго. — Они верят, что эйфайров в этот мир послал бог солнца. Они называют их золотыми детьми и уверены, что они спасут мир от злого бога Нруку, который хочет его поглотить. Так что, помогают они, так сказать, по велению души, хотя деньги, конечно, за это берут. Но из-за этой легенды о золотых детях истребить желание ольтеков помогать эйфайрам практически невозможно. − А перевешать этих шаманов? Не? Никак? − Нельзя перевешать всех, Морис, это, во-первых, а во-вторых, в этой огромной лагуне и болотах вокруг их не так-то просто найти. Там нет улиц и домов с табличками. Зато полно крокодилов. Ну и вот, кстати, − Виго махнул шляпой в другую сторону, − а это третья причина. Он указал на лачуги, громоздящиеся на склоне холма, словно соты в улье. − Этот город из лачуг здесь называется вилья*. И это всё равно, что муравейник. В нём без труда может затеряться любой эйфайр. А местные вильеро не склонны сотрудничать с законом ни в каком виде. Человека в форме тут запросто могут убить, так что жандармы и ищейки сюда поодиночке вообще не заходят. Для жителей вильи выбор между жандармом и эйфайром будет точно не в пользу жандармов. − Хм, н-да, работёнка будет не из лёгких, − ответил Морис, заинтересованно разглядывая огромный город бедняков. Город в городе. Слепленный из мусора. Именно так выглядели вильи на фоне статуи Парящего Спасителя. − Ну, ты сам назвался лучшим охотником за головами на всём севере, − усмехнулся Виго. — Посмотрим, как ты вынесешь акадийскую жару. − Не переживай, хефе! Ты платишь, я ищу. От Мавра Серебряной пули ещё никто не уходил. Живым. А жара… Да ладно, сменю это пальто на полотняный костюм, за твои-то деньги! − и он усмехнулся, обнажая пожелтевшие от табака зубы. − Тут у нас дело крайне деликатное, и трупы мне не нужны. Да и вообще, нужно обойтись без шума, − ответил Виго, глядя на то, как Морис похлопал себя по спрятанному в кобуре револьверу. — Поэтому без моего одобрения ничего не предпринимать. Никакой пальбы и погонь. Мне сказали, ты не чужд научных методов поиска преступников… − Как скажешь, патрон, — Морис поднял руки вверх и пожал плечами. — Я не чужд любых методов, за которые платят золотом. Виго нашёл этого охотника за головами по рекомендации одного уважаемого человека в Департаменте сыска. Ему сказали, что в деле поиска преступников, а также беглых или пропавших ему равных нет. Отец Мориса не зря считался лучшим траппером* севера − умел попасть горностаю в глаз, и сына научил меткой стрельбе и навыкам следопыта. Ещё в Департаменте сказали, что Морис был мастером на все руки: неплохо находил пропавшие ценности и людей, да и вообще у него был нюх на всякого рода воров. Он расследовал и запутанные убийства, и дерзкие грабежи. И даже дослужился до звания старшего детектива в Департаменте сыска в Грюдленде, но затем проштрафился − что поделать, очень любил золото − и вынужден был покинуть службу. А теперь пробивался случайными заработками по поиску пропавших людей, беглых преступников и краденых предметов искусства. У него была гибкая совесть и отличный нюх, и именно такой человек как раз и нужен был Виго. И хотя сейчас Морису уже было немного за сорок, но времени искать кого-то моложе и опытнее у Виго не было. Но с другой стороны, возраст сыщика играл даже на руку, ведь в том деле, ради которого Виго бросил всё и вернулся в Акадию, ему нужны будут не только ум и наука, но ещё и отличное чутьё, опыт, хороший револьвер и пара крепких ног. И Морис «Мавр» Серебряная пуля был неплохим вариантом. Правда всю дорогу до Акадии его мучила жестокая морская болезнь, которую он старательно лечил ромом. Но от выпивки тошнота лишь усиливалась, и поэтому за всё время путешествия Морис всего пару раз появился на палубе, и, ясное дело, подробно поговорить о делах с ним у Виго никак не получилось. Зато теперь его напарник восстал из мёртвых, хотя и стал усиленно потеть. Он озирался по сторонам, с интересом разглядывая город, а Виго подумал, что, может, и зря он притащил его сюда. Акадия всё-таки юг, и здесь всё иначе, и климат, и нравы, и даже преступники иной породы. Но ему нужен был человек независимый и никак не связанный с домом Агиларов. Найти отравителей отца — дело чести. И пусть Виго не любил дона Алехандро, но это не означало, что он мог позволить его убить. Долг чести — это не пустой звук. Это любой ибериец впитывает с молоком матери. Если ты не ответишь на это дерзкое покушение, завтра от твоей семьи совсем ничего не останется. А в этот раз над семьёй нависла нешуточная угроза. *Марьячи— небольшой ансамбль уличных артистов, традиционный вид народной музыки в Мексике и прилегающих странах. *Хефе— от исп. Jefe— начальник, руководитель *Кочерро — от исп. сochero— кучер, возница *Тронко — от исп. tronco (ствол дерева) — сленговое ругательство — чурбан, бревно. *Траппер − (англ. trap «ловушка») — охотник на пушных зверей в Северной Америке.