Наталия Викторовна не ответила, и Наташа после долгой паузы заговорила с возмущением: — Говорите, человек? Как-то принес колбасу. Вы думаете, они дали мне хоть кусочек? — Значит, колбаса не мамина, — попыталась переубедить Наташу. — У меня был день рождения. Вы думаете, мне подарили что-нибудь? — резко промолвила и отвернулась, чтобы не показать слезы, которые вот-вот готовы были брызнуть из глаз. — Смотрите, у меня платье вовсе прохудилось, — вздохнула, показывая поношенное, порванное платье, — а ему мать рубашку преподнесла. За какие заслуги? — Может, он дал матери деньги на рубашку? …Разговор был долгим. Но слова, сказанные Наталией Викторовной, так и не смогли убедить девочку в правоте ее матери. — Сними платьице, я заштопаю, — вдруг предложила Наталия Викторовна. Наташа махнула рукой. — Не надо. Я сама. Понимаете… Обидно все же… Я ведь ее дочь. А кто он? Совершенно чужой человек… Все последующие дни дочь не появлялась на глаза матери. Приходила домой поздно. Знала: после очередной пьянки мать засыпала мертвецки. Наташа палочкой открывала внутренний крючок, на цыпочках шла в свою комнату. Ставила будильник на половину шестого и клала его под подушку. Как только начинали выгонять скот в стадо, она вставала, брала портфель с книгами и уходила из дому. Сначала шла к речке, умывалась, потом к соседке… Теперь мать почти не заботилась о ней. Ей было некогда. Встречи и проводы Зиновия стали для нее главной заботой. Однажды в субботний вечер Зиновий почему-то к ней не пришел. Виктория заволновалась, вышла на улицу. В это время мимо дома проходила Наташа. Виктория подошла к ней, схватила за руку и потащила во двор. — Дочка, поговорить надо, — сказала строго. — Пожениться решили? — вспыхнула та. — Что отцу скажешь, когда вернется? — Доченька, ну послушай меня, — вытирая пересохшие губы, оправдывалась мать, — жизнь идет. Я не хочу быть в одиночестве. Страшно! — Одиночество? А я? Почему ты считаешь себя одинокой? Я же с тобой… Пока… — Пойми, Наташа, — умоляюще говорила, — войди в мое положение. Дочь, не дослушав ее, убежала. Вернулась домой ночью. В доме огня не было. Зашла тихо и стала пробираться к себе в комнату. — Погоди, милая, — сказал Зиновий Яковлевич, придерживая дверь. Тут отозвалась мать: — Послушай, Наташа. Ну как ты живешь? Кому нужны твои фокусы? — Всыпать бы тебе под первое число, — закричал Зиновий. — А ты не ори! Я не твоя дочь! Можешь на своих орать, которых бросил! — Ах ты гнида! — Не хочу я тебя! Не хочу! — закричала Наташа. — Ух ты! Я ей не нужен! Так ты мне тоже! — Зиновий шагнул к девочке и больно ударил ее по щеке. Наташа не устояла на ногах, упала на пол. Затем вскочила, схватила со стола недопитую бутылку водки и швырнула ее в сторону Зиновия. Но тот увернулся, и бутылка угодила в трюмо. С грохотом посыпались стекла. Наташа, увидев замешательство матери и Зиновия, прыгнула на подоконник, выбила оконную раму и убежала… Нашла на лугу копну сена, присела возле нее и горько проплакала до утра. Пока было тепло, ночевала где попало. На сеновале, под стогом сена, под курятником. А позже на вокзале. Мать с ног сбилась — искала ее всюду. С того вечера Зиновий как в воду канул. Виктория искала и его. Наступили холода, и Наташа решила ехать к бабушке Ефросинии Марковне, матери отца. Прибыла туда ночью. Бабушка ее сразу не узнала; такая она была грязная, худая и оборванная. — Боже мой! Ты, что ли, внученька?! — охнула старушка, всплеснув руками. — Откель ты? Как мать? — Нет у меня больше матери! — Померла?! — вскрикнула с болью бабушка. — Замуж вышла. Может, и вы меня выгоните, как собаку? — Свят, свят на тебя! — встревожилась Ефросиния Марковна. — Что ты такое говоришь? Почти до утра они не спали. Ефросиния Марковна слушала неторопливый рассказ внучки, которая всхлипывала и глотала горькие слезы. Спала внучка целый день, Ефросиния Марковна переживала, думала, как ей помочь. Сходила в школу. А вечером подсела к ней на кровать и, когда Наташа проснулась, сказала, что договорилась с директором о приеме ее в школу. — Не хочу в школу! Надоело! — махнула рукой Наташа. — Перезимую у вас и уеду. Но бабушка и слушать ее не хотела. — Что ты говоришь! Куда? Чего ты в других местах не видела? Поживешь здесь. Дом есть, хозяйство… А умру я — все тебе останется… Так и обосновалась у бабушки. Ефросиния Марковна жила бедно. Небольшой огородик, старая коза и пятеро кур — вот и все хозяйство. Пенсия маленькая, приходилось летом идти в колхоз подрабатывать. Дом уже старый, переживший не один десяток лет. В нем жил еще ее дед, затем муж и дети. Семья была большая, но жили дружно. Потом война унесла с собой сначала мужа Степана, а затем троих сыновей… Наташа пошла в шестой класс. Училась вначале с охотой, но затем посыпались двойки, начала пропускать уроки. Ефросинию Марковну вызвали в школу. — Что-то неладно с девочкой, — однажды сказал классный руководитель Николай Иванович, — учится на двойки. Ведет себя дерзко, подружилась с уличными парнями. Повлияйте на нее. Однажды в сырую погоду Наташа, подняв воротник, ежась от резкого ветра, шла из школы. На ее пути неожиданно встали парни. Один из них, ничего не говоря, вырвал сумку с книгами, а второй очистил карманы, отобрав у нее тридцать копеек. Наташа возмутилась. — Как вам не стыдно, кого грабите? — Грабеж среди белого дня, — улыбнулся первый парень, по кличке Шкворень, как он затем представился ей. — Ах, ох, мы пошутили, — ответил второй парень, старший на вид, по имени Павел. — Знаем, ты живешь у бабушки Ефросинии, — продолжал Павел. — Ни с кем не дружишь. И тебе не скучно здесь, в чужом городе? — С кем тут дружить? С вами? — нерешительно и боязно спросила. — Так… вы… — Что, плохие парни? — перебил ее Шкворень. — Мы передовой авангард. Будем дружить! Ответила не сразу. Думала о себе. В самом-то деле, она здесь одинокая. Не с кем даже поговорить. Бабушка старенькая, плохо слышит. Дочь соседки — Тамара, еще маленькая. А тут парни… Может, и вправду подружиться? Парни вроде бы ничего. Павел чернявый, высокий, немного сутуловатый, с чуть заметным пушком на верхней губе. Шкворень — низенький, мешковатый, с овальным лицом и красными щеками. — Чего молчишь? Вот моя рука, — повторил свое предложение Павел. — Наташа, — представилась, но руки не подала. — Хорошее имя, — улыбнулся Шкворень. — Наташа Ростова! — Значит, познакомились, — обрадовался Павел. — С нами не пропадешь. В тот же вечер для скрепления дружбы парни угостили Наташу вином, которое пили прямо из бутылки. Она вначале отказывалась, но потом выпила. Парни тут же подарили ей шерстяную кофточку. — Бери, бери. Будут деньги — отдашь, тебе же холодно, — убеждал Павел. При второй встрече Шкворень от себя лично дал Наташе новые туфли. Белые, очень красивые. — Ой, мальчики! Как вас и благодарить, — сияла. — Ведь это впервые в моей жизни! Она не спрашивала у парней, откуда у них эти вещи. Хотя знала: они нигде не работали. Сидели на шее у родителей. А дальше пошло, повело. Перестала учить уроки. Только из школы — сумку в угол, и из дому. Возвращалась поздно. Ефросиния Марковна пыталась вызвать Наташу на откровенность, но та и слушать не хотела. — Бабуля, оставь меня в покое. Я уже не маленькая, — сердилась. Когда в доме появились чужие вещи, Ефросиния Марковна в всерьез забеспокоилась. — Откуда они у тебя? — спросила, вся дрожа. — Не волнуйся, бабуля. Я взяла напрокат. В каникулы поработаю — деньги верну. — Чует мое сердце — неладно с тобой. Совсем от рук отбилась, — с тревогой промолвила Ефросиния Марковна.