Опять пауза. Они переглянулись. — Уехали-с на обед-с, — чинно, с протяжкой, сильно фальшивя, ответил третий, тоже грузчик, по фамилии Плешня, средних лет блондин с серыми, прямо глядящими глазами, тонкими губами и упрямым подбородком. — Да ты садись, оно вряд ли сегодня появится, — кивнул мне Бурчак, вытирая полотенцем засаленные губы. Мифа встал из-за стола, подошел ко мне и сильно по-приятельски хлопнув по плечу, сказал: — Ну не тяни, выкладывай, чего к нам? — Руководство мне нужно, — повторил я. О своем действительном намерении я умолчал. Решил ближе познакомиться с людьми и узнать у них все, что меня интересовало. — А мы тебе не начальство! — сверкнул глазами Бурчак. — Документы липуем и… Дальше ему не дали говорить. — Не чеши попусту своим дурным языком, — набросился на него Плешня. — Что шеф просил? — Чего там бояться? Его? Видать, свой человек, свой в доску, — отмахнулся Бурчак и тут же обратился к Мефодию: — Эй, Мифа, а ну налей-ка ему первачка ради знакомства. — Не пью, — отказался я и тут же добавил: — а разве можно пить в рабочее время? — Да чего там… Пол-литра на четверых… Для аппетита… — зачастил Плешня, наливая в стакан мутную жидкость. — Пей! — подал мне. — Тут еще и закуска осталась. В это время Бурчак вытер полотенцем соленый огурец и стал резать его кружочками. Пить я отказался. — Выпей хоть капельку… Это же как лекарство, — не отступал Плешня. — Не хочете? С нами, с рабочим классом? — вспыхнул вдруг Бурчак. — Я такой же рабочий, как и ты, но пить мне нельзя, печень больна, — схитрил я. — Печенка! А нам и сам бог велел… На такой работе… — улыбнулся Мефодий, пряча бутылку в сумку. — Значит, ты к нам на работу? — спохватился Мефодий. — В самом деле или фонарем? — Фонарем? — сделал я удивленный вид, будто слышу это слово в первый раз. Бурчак подмигнул мне. — Или фонарем! Это лучше. — Ну и должность придумали — фонарь! — не выдержал я. — Может, еще и на курсы пошлете? — Хм, не знаешь? — тягуче произнес Мефодий, еще раз хлопнув меня по плечу. — Первый раз слышу, — ответил ему. — Должность чистенькая! Не бойся, — продолжал Мефодий, затем взяв меня под руку, отвел в сторону. — Фонарь, — метнул на меня глазами, — это то, что светит, да не греет. — Мертвые души? — переспросил я. Мефодий вмиг отскочил от меня. Его лицо сразу стало серьезным. — Эй, эй! А ты откуда знаешь за фонарей? — Ты же сам сказал! Он сразу притих, подумал и заговорил уже осторожно, намеками. — Хочешь получить приличную пенсию — давай вступительные. Конечно, не мне, а шефу, и зачислят тебя фонарем. Нет, нет, не работать… Это только на бумаге. Сам иди на все четыре стороны. Хочешь поехать в Крым пузо греть — поезжай! Но изволь, дорогой, явиться в день получки, чтобы расписаться в ведомости на зарплату… А деньги… Мефодий сделал паузу, вздохнул. В это время его позвали к себе рабочие. — Ну, я пошел, потом, — махнул рукой. Но сделав пять-шесть шагов, вернулся и продолжил: — В конце месяца нужно составить отчет о своей «работе». — Так это же нарушение? — перебил я его. — А ты думаешь как! Риск — благородное дело, — улыбнулся он. — Ну, по рукам! Не бойся, это дело поставлено на крепкую основу. Людей берем подходящих… Молчунов… Мне поручено, а у меня комар носа не подточит. В это время к нам подбежал Плешня: — Чего разболтался? Забыл уговор? Папа узнает, лишит премиальных. — Не бузи, Плешь. Я знаю, с кем имею дело, — отмахнулся Мефодий. — Я же просил тебя — заткнись, а тебе хоть на голове кол теши, — процедил сквозь зубы Плешня. Они ушли. По дороге Плешня продолжал отчитывать Мефодия за его длинный язык. Мне же этот разговор дал многое. Наконец-то открылся ларчик: стало ясно, как расхищаются денежные средства за счет подставных лиц, так называемых «фонарей». Я подошел к рабочим. Они как раз приступили к работе: тюковали разное тряпье. — Навесы у вас хорошие, а сырье держите под открытым небом, — сказал я. — Это не по-хозяйски! Рабочие промолчали. — Эх, вы, а еще рабочий класс! — я попытался втянуть их в разговор. — Эх ты! Детская целина, — не выдержал Мефодий. — Что значит не в курсе дела. — Премиальные-то за экономию получаете, — продолжал я. Опять отозвался Мефодий: — Экономим. Принимаем сухим, а сдаем мокрым, процентики набегают. Мефодий подошел ко мне, взял меня под руку и сказал: — Ну как — решил? — Сколько надо вступительных? — спросил я. Мефодий помялся, почесал себя за ухом и тихо произнес: — По таксе. Если грузчиком, — три куска, заготовителем — полтора… Ну, конечно, для закрепления дружбы с артельщиками — две сотни на пропой. Сколько дашь? — Тяжелая для меня работа — возразил я. — Не выдержу. — Тяжелая? — вскрикнул он. — Не бойся, живот не надорвешь… Тюки легкие… А если грузить, то воздух… Я не выдержал и улыбнулся. — Смеешься? Да мы больше всего воздух и грузим. Не веришь? — А чему тут верить, ерунду городишь, — возразил я. — Зря ты так… — нахмурился Мефодий. — Обижаться не будешь. — И сколько же вам платят? — поинтересовался я. — Нормально. Кроме зарплаты, шеф еще на молочишко дает, вроде премиальных. За честную службу и язык. Не будешь им попусту чесать — получай надбавочку… Пробыл я на заготовительном пункте около двух часов. Откровенность рабочих открыла мне глаза на многое. Действительно, дело сложное. Круговая порука, мелкие подачки развратили рабочих. С чего же начинать? С допросов — рано. Назначить новую ревизию? Их уже провели две. А что она даст? По документам — все гладко. Поймать с поличным? Но как и на чем? Нужно прежде всего определить уязвимые места. А где они? Решил связаться с начальником ОБХСС города Тутовым. Анатолия Васильевича я знал давно, еще когда он был начальником отдела милиции. Это был опытный работник. Широта взглядов, усидчивость, выдержанность и олимпийское спокойствие. Это помогало ему выйти из любого тупика. Тутов пришел под конец рабочего дня. — Чего нос повесил? — начал он с порога. — Не такие дела раскручивали! Обсудим и начнем!