Папа обнял меня, увел наверх и сказал маме: – Он с честью прошел испытание. Потом мы сели ужинать, и родители сказали, что в сундуке не настоящие сокровища. – Знаю, – вздохнула мама, – расскажи мне еще раз эту историю. Я ее так люблю. Она как сказка. Клавдия замолчала. Глава 30 – А что там было? – удивилась я. – Карнавальные драгоценности, – поморщилась Клавдия, – отец и мать в ту ночь вспоминали древнюю историю. Вот так я узнала правду. В начале восемнадцатого века граф Шихов устроил маскарад. На бал надлежало явиться в костюмах. Все приглашенные основательно подготовились. Шихов велел изготовить для своей жены и дочерей, как сейчас говорят, фейковые ювелирные изделия. Надевать на костюм феи или еще кого-то настоящее колье, украшаться на карнавал подлинными серьгами, браслетами – моветон. Ненастоящая волшебница не должна ходить в настоящих бриллиантах. Поэтому вызвали ювелира, который сделал копии. Неспециалисту их невозможно отличить от благородных камней. Изготовление бижутерии отец семейства держал в секрете. Жена и дочери обомлели, когда увидели то, что им предстоит надеть. Гости тоже ахнули. После бала «карнавальные драгоценности» сложили в сундук и спрятали. Спустя много лет, в конце семнадцатого века, следующий граф Шихов, потомок того, что заказал фальшивые драгоценности, был убит своим младшим шестнадцатилетним сыном, тот решил украсть сундук, не зная, что в нем вовсе не сокровища. Парня поймали на месте преступления, он попал на каторгу, ожерелье и прочее осталось в семье, и появилась традиция. Когда сыну исполняется шестнадцать лет, отец ведет его к сундуку и рассказывает байку о несметной ценности содержимого. И ждет, как наследник отреагирует. Понимаете? – Учитывая время создания ювелирки, она сейчас стала весьма дорогой, – заметила я. – Да, – согласилась Клавдия, – оправы-то золотые. Вот камни – стекляшки. И, конечно, за бижу сегодня дадут солидную сумму. Полагаю, что колье и иже с ним могли заинтересовать музеи, коллекционеров. Но, будь они подлинными, тут просто земной шар можно купить. Я вздохнула. – Демонстрация содержимого сундука – проверка на алчность и любовь к родным. – Кое-кто ее не прошел, – грустно заметила Клавдия, – отец рассказал маме о двух случаях отлучения сыновей от семьи. Один молодой человек, которому после показа сундука сообщили, что Шихов разорен и всем придется жить в крестьянской избе, устроил истерику, требовал немедленно продать украшения, набросился на отца. Вторым был брат нашего деда. Я не удержалась от замечания: – Жестокое искушение для шестнадцатилетнего подростка. Клавдия сняла со спинки стула шаль и набросила на плечи. – Дворянское воспитание всегда сурово. Дети жили в спальнях без отопления, в жестких ограничениях в еде и развлечениях. До семидесятых годов двадцатого века в СССР юное поколение не имело в семье права голоса. Дети, подростки знали свое место, поэтому не существовало тех проблем с молодежью, которые мы имеем теперь, в эпоху вседозволенности и диктата яиц, которые нагло считают себя умнее куриц, полагают, что молодость – это навечно, и не понимают, какую яму себе роют, говоря в присутствии внуков бабушкам и дедушкам: – Вы, шестидесятилетние развалины, помолчите, ума-то уже нет. Время мчится со скоростью ракеты, скоро и непочтительные дети услышат от своих отпрысков те же слова. Если вы уважаете старшее поколение, заботитесь о нем, то, как правило, это гарантирует вам заботу и уважение уже ваших отпрысков. Конечно, бывают исключения. Но понимаете, Татьяна, кровь не водица. Как ни воспитывай пролетария, не стать ему потомком графов Шиховых. Но вернусь к своему рассказу. Родители продолжали разговор, папа сказал: – Помнишь Марину Тестову, дочь моего покойного друга, которая нас за доброту воровством отблагодарила? – Конечно, – ответила мама. – До меня дошли сведения, что она родила девочку от нашего сына! Не спрашивай, откуда я это знаю! – отрезал отец. – Ужас! – ахнула Анастасия. – Нам такие дети не нужны. – Поэтому я и решил взять мальчика из детдома, – снова сообщил отец. Узнав, что сундук полнится бижутерией, я испытала шок. Потом появились вопросы. Испытание устраивали только юношам, девушек не проверяли. Почему папа решил нарушить традицию и повел в подвал меня? Почему он решил искусить Федора не в шестнадцать лет, а когда тому было хорошо за тридцать? Вероятно, понимал, что сын инфантилен, ему надо повзрослеть. Утром я уехала на службу и впервые после окончания рабочего дня пошла на вечеринку. Меня грызла обида, возмущали слова про приемного ребенка. Удивляло, что отец реально не оценивает положение вещей. Возраст у Николая Николаевича такой, что нельзя обзаводиться младенцем, ребенка надо вырастить, выучить. А двести лет не живут. Приголубить подростка? Но он никогда не станет дворянином. Ни-ког-да! Да, в интернаты порой попадают дети из хороших семей, у которых погибли родители. Но таких ребят мало, потому что в случае несчастья их чаще всего забирают родственники. И кто находится у нас в приютах? Отпрыски асоциальных элементов, пьяниц, наркоманов, людей, которые бросали младенцев в мусорные баки или оставляли годовалых крошек одних в квартире на неделю, плоды несовершеннолетних мамаш, они забеременели от такого же папаши! Мне жаль детей, которые ни в чем не виноваты. Но какая у них генетика? Когда она «выстрелит»? Глава 31 Клавдия перевела дух. – И я решила: если меня в семье считают существом второго сорта, то я не стану более подчиняться родителям. Не три года мне. Имею право завести друзей, посидеть в компании. Я что, монахиня? Нет! Ну и отправилась на вечеринку на чью-то дачу, впервые в жизни попробовала алкоголь, вроде ликер. Я не пошла на работу, продолжала веселиться. Целую неделю дым коромыслом! Пришла в себя дней через семь-восемь. Голова задурманилась, неопытная гуляка потеряла счет времени, заснула, а когда очнулась, поняла, что на дворе новые сутки. Слава богу, воскресенье, на работу не опоздала. Я кое-как умылась и поехала домой, по дороге подготовила речь, которую произнесу перед родителями. Клавдия обхватила себя руками. – До сих пор меня трясет, когда вспоминаю тот день. Вошла в дом. Тишина. Странный запах, крайне неприятный. Кошка в ноги кинулась, не мяукает, просто воет. Меня испуг взял, кричу: – Папа, мама! Никто не отвечает. В прихожей, в коридоре следы грязи. Я добралась до спальни родителей. А там повсюду на мебели, на полу, стенах, следы засохшего клубничного компота. Да много их. Кровать не застелена, просто одеяло на матрас накинуто, но оно почему-то высоко лежит. И зачем я его сдернула? Клавдия издала стон. – Они оказались там. Мертвые, страшные. Ужас! Не дай бог никому такое увидеть! Дальше ничего не помню. Очнулась в больнице, пришел следователь. Клавдия приложила ладонь ко лбу. – Мои последние воспоминания о том дне: я сдергиваю пуховую перинку, под которой папа с мамой и зимой, и летом спали. Потом жуть перед глазами, и опля! Как крышка закрылась. Черно. Уже в клинике следователь рассказал, что мои отец и мать были зарублены топором из нашего сарая. И почти на сто процентов убийца Федор. Его видели во второй половине того страшного дня на станции. Дверь в дом не ломали, хозяин ее сам открыл. В спальне, которая принадлежала Феде, была незастеленная кровать, скомканное белье. На кухне в сушке для посуды – три чистые тарелки, три набора столовых приборов, три бокала. В помойном ведре – пустая бутылка из-под дорогого вина. По словам следователя в форме, дело обстояло так: сын приехал к родителям без агрессивных намерений, семья поужинала, немного выпила, потом все пошли спать. А под утро Федор сошел с ума, зарубил отца с матерью и сбежал. Клавдия оперлась ладонями о стол. – Мне пришлось сообщить следователю правду про сундук и скандал, сказать, что дома алкоголь не держали, бутылку определенно привез гость. Потом я узнала, что на дне осталось немного напитка, но его хватило для анализа. Нашли сильное снотворное. Это ведь меняет дело? Я кивнула: – Свидетельство преступного умысла. Старшее поколение угостилось, захотело спать и ушло в свою комнату. – Он их убил, – мрачно сказала Клавдия, – сундук в подземелье оказался пустым. Я надеюсь, что мерзавец сошел с ума от разочарования, когда узнал, что цена жизни родителей – бижутерия, пусть даже и дорогая нынче, но не бесценная, как он рассчитывал. – Какова судьба вашего брата? – поинтересовалась я. – Ничего о нем не знаю. Он пропал, – сообщила Клавдия, – милиция его искала, но не нашла. Прописан мерзавец в доме родителей, в Москве он жилья не имел, а я поселилась в квартире, которая ранее принадлежала папе с мамой. – Возможно, он переехал жить к жене, – предположила я, – вы говорили, что Федор оформил брак. Клавдия сбросила шаль. – Да, но следователь не нашел упоминания о регистрации. Думаю, брат договорился с какой-то девицей, та согласилась изобразить мадам Пестову. – Зачем? – спросила я. – Отец неоднократно говорил Феде, что тот в случае свадьбы получит в подарок вот эту квартиру в Москве, где мы сейчас находимся. Жить молодые должны в Подмосковье в родовом гнезде. Но родители хотят сделать щедрый подарок. Столичная недвижимость – капитал. Трехкомнатное жилье отец приобрел на гребне перестройки. Его пригласили в Америку читать лекции. Папа слетал за океан, прожил там несколько месяцев, привез сумму, которой хватило на шикарные апартаменты, ремонт, мебель. Жилье сдавалось, деньги шли на хозяйство. Но после свадьбы апартаменты должны отойти Федору. Думаю, брат, которого мне неприятно называть братом, затеял обман, приволок девушку, солгал о браке, ему просто требовались деньги. – Они не предъявили паспорта? – остановила я рассказчицу. Та округлила глаза. – Татьяна! Отец всегда верил людям на слово. Унижать сына подозрениями в обмане папа никогда не стал бы. Он сам не лгал и других в этом не подозревал. Вот такая история. Федор более в моей жизни не появлялся. Я о нем ничего не слышала. В родовом доме Шиховых я остаться не могла, наверное, понимаете почему. Квартира, где мы с вами сейчас находимся, – та самая, которую мой брат пытался получить в свое пользование, сообщив родителям о женитьбе. Теперь в ней живу я. Особняк в Шихове вот уже несколько лет снимает обеспеченная семья. Дом оказался на территории поселка. Стройкомпания купила землю, но мой участок она приобрести не имела права, надел в моей собственности. Мы с застройщиками пришли к консенсусу, и теперь у меня в доме и канализация, и магистральный газ с городским телефоном. Дом детства для меня, увы, полон страшных воспоминаний, поэтому я… Клавдия осеклась, натужно закашляла и договорила: – …не посещаю его. Мне стало ясно, что рассказчица чуть не сказала: «поэтому я сдаю его за хорошие деньги», но вовремя вспомнила, что ей надо прикидываться бедной козой, и вовремя прикусила язык. – Более мне сообщить нечего, – договорила Клавдия. – О! Вы мне не заплатили ни копейки в середине моего рассказа. Соответственно, сейчас я жду две трети суммы. Первую уже получила. Я расплатилась с Клавдией, спустилась во двор, услышала писк телефона, увидела на экране номер, которого нет в контактах, и сухо ответила: – Слушаю вас. – Татьяна Сергеева? – спросил знакомый голос. – Да, – подтвердила я. – С кем я беседую? – Евгений, – представился мужчина, – владелец кафе, помните, я еще хотел к вам на службу попасть. Я вспомнил, что говорил мужик, который у меня чашку утащил. Помните, я сообщил вам, что он хвастался: роль сегодня исполнил? Он сказал: «Фирма „Бум-бум“ меня наняла киллера играть, а я так хорошо его изобразил, что даже настоящие полицейские поверили и меня арестовали. Я гений…» Я думал над нашим с вами разговором, слова эти в памяти ожили. Возможно, вам это поможет мужика найти. Если его обнаружите, возьмите у него деньги за мой кофе и купите себе где-нибудь капучино. – Непременно, – пообещала я и тут же соединилась с Димоном. – Ну что? Клавдия кому-то звонит?