– А все-таки? – настаивал сын. – Понятия не имею, – пожал плечами Николай, – сомнительно, что в СССР есть люди, способные купить даже одно колье. – Ну, наверное, хоть что-то можно продать, – не утихал Федор, нагнулся, схватил коробочку, вынул кольцо, – вот это, например, маленькое! – Четырехкаратный бриллиант, – усмехнулся отец, – маленькое, да удаленькое. Федор, забудь про глупую идею стонать под гитару. Получи, наконец, образование. Тебе хорошо за тридцать. Твой долг перед предками сохранить дом, драгоценности и передать их своим детям. Глава 29 Услышав слова отца, Клава обиделась, но промолчала. Федя же неожиданно сказал: – Я подумаю. Вечером, когда все легли спать, Клава, зная, что отец почти до утра любит писать в своем кабинете, пошла к нему и предъявила претензию: – Почему ты всегда говоришь и думаешь только о сыне? Я тебя слушаюсь, ездила на занятия, куда ты велел, получала одни «отлично», имею теперь диплом. Работу ты мне выбрал. Между прочим, я хотела стать актрисой, но наступила на свою мечту, чтобы тебе угодить. А ты делаешь Федора хранителем семейного очага и драгоценностей. – Слава богу, что не подалась в кривляки, – резко ответил отец, – это несчастные люди, проживают чужие жизни, своей не замечают. Ты женщина, выйдешь замуж, сменишь фамилию. Издревле дворянские семьи хотели мальчиков и воспитывали их как наследников. Дочь – отрезанный ломоть. – Значит, я тебе не нужна? – уточнила Клава. – Разве я так сказал? – прищурился Николай. – Просто объяснил, почему хранить сундук после моей смерти будет Федор. Клавдия молча ушла, но пока она добралась до своей спальни, у нее созрело решение. Клава решила уйти от родителей. Если сын – любимый наследник, то что ей делать в семье, где дочь за человека не считают? Вот только горячку пороть не надо, истерику закатывать не стоит. Лучше подождать, тщательно подготовиться, накопить денег, найти жилье… Клавдия начала откладывать деньги на побег. Дело шло медленно. Зарплата ее была небольшой, а отец велел отдавать львиную долю денег в семейную кассу. Клава была терпелива и упорна. Она медленно, но верно шла к своей цели. Летело время, Федя дома не появлялся. Где он жил, чем занимался, ни родители, ни сестра не знали. И вдруг парень приехал в родное гнездо, да не один, а с молодой женой и скороговоркой представил: – Это моя жена! Отец и мать ахнули, но воспитание не позволило им высказать молодой паре все, что хотелось. Во время чаепития Федя заявил: – Нам жить негде, квартира нужна! Купите. – Чем ты занимаешься? – воскликнул отец. – Где и кем работаешь? В ответ прозвучало: – Назови хоть одну причину, по которой я обязан отчитываться? Я взрослый женатый мужчина! И тут у интеллигентного, никогда не повышающего голос профессора случился истерический припадок. Он заорал так, что у дочери заложило уши. Николай кричал, что мужчина – не тот, кто носит брюки, а человек, способный нести ответственность за семью. – Он женился! – топал ногами доктор наук. – Ни о чем не подумал. Где жить будешь? На какие шиши жену и детей, когда они появятся, кормить собрался? Сын завопил в ответ: – Продам часть содержимого сундука! Николай захлебнулся словами, а мама, которая все это время молчала, произнесла: – Феденька, кое о чем при посторонних не говорят! Девица вспыхнула: – Я жена вашего сына! – Сколько дней вы в браке? – не смогла удержаться от ехидства Клава. Федор встал. – Мы уходим. Супруга все знает о нашей, а теперь своей семье! Вы уже старые, скоро сдохнете. Все равно сундук моим станет, и я с его содержимым поступлю как хочу. Моя рок-группа набирает популярность. Мы скоро начнем собирать стадионы. А вы… Парень грязно выругался, и пара удалилась. – Вон отсюда! – закричал им вслед Николай. – Вам отказано от дома! Федор расхохотался, остановился, обернулся. – Ну, позови дворецкого, стражу, привратника, камердинера. Пусть нас выгонят. Очнись, отец. Хватит играть в графа, ты никогда им не был. Вот-вот двадцать первый век настанет. Выплыви из тьмы. Ты вздорный идиот. У профессора так изменилось лицо, что дочь испугалась до полусмерти. Она решила: сейчас начнется рукопашная, и живо удрала. Но в доме на удивление стояла тишина. Вечером за ужином отец заявил: – Имя «Федор» более при мне не произносить. Клава молча кивнула. Следующую неделю отец ходил мрачным. Во время ужина, когда традиционно семья вела всякие разговоры, все семь дней стояла напряженная тишина. В воскресенье в районе девяти вечера глава семьи позвал дочь в кабинет и объявил ей: – Мы возьмем из детдома младенца-мальчика, воспитаем его, он станет наследником. Клавдия, поклянись, что никогда не сообщишь ребенку, что он не родной. Дочь настолько оторопела от слов отца, что ответила: – Ага! После известия о решении родителей пригреть ребенка из приюта у Клавы сильно заболела голова. После ужина она пошла в свою спальню, упала в кровать, мигом заснула, а когда очнулась и посмотрела на будильник, поняла, что на дворе ночь. Клава вертелась в постели, переворачивала подушку, но сон не шел. Девушку терзала обида на родителей. В конце концов Клавдия решила пойти в библиотеку и почитать любимые стихи. Это занятие ее всегда успокаивало. Но когда она подошла к двери домашней библиотеки, она услышала голос мамы. Дочь никогда не подслушивала разговоры родителей, она бы и сейчас не стала заниматься этим низким занятием, но слова, которые произнесла мама, заставили ее изменить своим принципам. – Не стоило, наверное, устраивать детям испытание маскарадными драгоценностями. – Ты знаешь, это традиция. Точно так же со мной поступил папа, – ответил отец. Маскарадные драгоценности? Клава не поняла, о чем речь, но сообразила, что есть какая-то неизвестная ни ей, ни брату тайна. Дочь приросла ногами к полу и превратилась в слух. – Не всякий выдержит этот экзамен, – продолжала Анастасия. – На то и расчет, – согласился отец, – старшего брата моего отца выгнали из дома, он повел себя как Федор. – И что стало с юношей? – полюбопытствовала Анастасия. – Мать дала сыну денег, отправила парня в Германию к своей дальней родне, – ответил Николай Николаевич. – Анна Ивановна была немкой, принадлежала к древнему роду. Брак состоялся по приказу родителей. Павел отправился в Берлин, что с ним было потом, я не знаю. – Чудны дела господни, – пробормотала мать, – неизвестен нам промысел божий. Сколько тебе исполнилось, когда отец устроил тебе испытание? – Шестнадцать, – уточнил Николай, – папа отвел меня в подвал, рассказал историю своего спасения, как его, больного младенца, взял к себе Никита, и открыл сундук. Я, конечно, обомлел. Прямо сокровища Али-Бабы. Отец на меня посмотрел, подождал, пока я в себя приду, спросил: – Твое мнение о содержимом? Я немного растерялся. – А какое у меня может быть мнение? – После моей смерти ты станешь хозяином этого сундука и нашего дома, – пояснил родитель. – Как поступишь? Жизнь в лесу, вдали от шумной веселой Москвы, – это испытание. Да и с комфортом тут не очень. Не лучше ли продать немного драгоценностей и купить апартаменты в городе? И вообще, проматывая ценности, можно всю жизнь провести, как кот на масленицу, не работать, а жить припеваючи. – Что ты ему ответил? – поинтересовалась мать. – Я задал вопрос: «Папа, а ты что-то сбыл с рук?» Он ответил: «Нет». Я продолжил: «Значит, и мне не следует. Наш дом мне по сердцу, уезжать из него никогда не пожелаю». Отец улыбнулся. – Жизнь разная, сегодня ты – граф Шихов, завтра – сын привратника. Никто не знает, что ему на роду написано. При каких обстоятельствах ты бы мог продать что-либо из семейных сокровищ? Я призадумался и ответил: – Если вы или маменька очень сильно заболеете и обнаружится дорогое лекарство, которое спасет вас от кончины, а у меня не найдется в достатке средств…