– Так неловко просить, – твердила Клавдия, – роль побирушки-нищенки меня тяготит. Но куда деваться. Хозяйка повернулась, верхняя пуговица под воротником расстегнулась, моему взору открылась массивная витая золотая цепочка. Пестова-Петрова быстро застегнула пуговицу, схватила небольшой лист бумаги, ручку, написала цифру и отдала «чек» мне. Я перечеркнула цифру, нарисовала рядом другую и вернула «платежку». Минут пять мы молча перебрасывали друг другу «финдокумент», наконец хозяйка с кислым выражением лица прошептала: – Бедного человека всякий обидеть норовит. Ладно. Я согласна. Давайте. Наличкой. – Одну треть сейчас, вторую в середине беседы, остальное по окончании, – выдвинула я свое условие. – Разве у нищей старухи-инвалида есть силы с вами спорить? – вздохнула хозяйка. – Где аванс? Я вынула кошелек, отсчитала купюры и задала первый вопрос: – По какой причине ваш отец заботился о Марине Тестовой? Клавдия уперлась в меня взглядом. – Ну это было недолго. Марина – дочь умершего коллеги папы. Но она оказалась девушкой с плохими наклонностями. Украла деньги, которые мама на ремонт отложила. Ее поймали, выгнали. Ой, что-то я начинаю нервничать! Сейчас сердце заболит. Я вынула из сумки спрей и торжественно водрузила его в центр стола. – Это что? – удивилась хозяйка. – Прекрасное гомеопатическое средство от стресса, – ответила я, – как только ощутите признаки недомогания, берите баллончик. – Лучше всего мои истерзанные нервы вылечат деньги, – заявила Пестова. – Вы их уже получили, – напомнила я, – и еще получите, если ответите на мои вопросы. – Хотите узнать все тайны нашей семьи, – возразила хозяйка квартиры, – а это дороже стоит, чем мы договорились. Я встала. – Простите, что отняла у вас время. Отдавайте аванс. – Вы куда? – испугалась Клавдия. – Поеду к человеку, который расскажет мне все за разумную цену, – соврала я, – знаю того, кто в курсе всего. – Ох уж эта людская жадность, – посетовала Клавдия, – садитесь. Мне вас жаль. Не знаю, кого сейчас вы имели в виду, если одного из полицейских, которые занимались Федором, то они все лгуны, мерзавцы, взяточники и воры. Я, понятия не имевшая о том, что брат хозяйки находился под следствием, опустилась на стул. – Несмотря на то что вам встретились плохие сотрудники, информация о Федоре не стала известной широкому кругу людей. Клавдия воздела руки к потолку. – О боже! Дай мне сил! Ладно, слушайте. Я незаметно включила в кармане диктофон и стала внимать рассказу. Николай Пестов, дед Федора и Клавдии, происходил из древнего дворянского рода Шиховых. Документы, которые подтверждали дворянство старшего члена семьи, были надежно спрятаны. Но Коля узнал об этом перед тем, как поступать в университет. Оказывается, когда после революции из города приехали красноармейцы, чтобы убить Шиховых, самого юного члена семьи, годовалого Колю, больного гриппом-испанкой, спрятал привратник Никита. Красные уничтожили всех, кого нашли в барском доме, и направились к Никите. А тот спокойно соврал: – У нас никого из графьев нет. Хотите, обыщите дом. Он маленький, долго искать не придется. У нашего младенца испанка, если не боитесь заразиться, то дверь открыта. От вирусного заболевания тогда погибло много народа, красноармейцы решили не рисковать. Изложив эту историю Коле, Никита усмехнулся и продолжил: – Я сомневался все годы, что ты рос, надо ли рассказывать тебе правдивую правду. Ты родился в страшное время озверелых большевиков, но и сейчас они добрее к аристократам не стали. То, что я тебе сообщил, – версия для мужиков, которые в тысяча девятьсот восемнадцатом в деревнях жили. На самом деле граф Федор Шихов, твой родной отец, вместе со своей супругой и всеми детьми, уехал в Одессу. Федор Николаевич, умнейший человек, понял, что дело плохо, бежать надо. Мы с женой Елизаветой их сопровождали. Ты был годовалый. Моя Лиза – твоя няня. Все собирались уплыть в Константинополь. Но утром в день отъезда, у тебя температура до сорока подскочила. Ни у кого не возникло сомнений, все сразу поняли – грипп-испанка. Капитан отказался брать младенца на борт, побоялся заразы. Тебя предложили оставить. – Все равно ребенок не жилец, – заявил местный врач, – подержу его до смерти в больнице. Но мы с Лизой решили остаться, взяли тебя, вернулись домой. Не осуждай родителей, перед ними стоял выбор: или они все в России останутся, где их непременно убьют, или младенца нам отдать. Что с Шиховыми потом было, понятия не имею. Связи с ними не было и до сих пор нет. Коля узнал от Никиты, как, пользуясь неразберихой, которая царила в момент гражданской войны, тот раздобыл для малыша новые документы, тот стал сыном привратника, Николаем Никитовичем Пестовым. Других детей у привратника не было. Большевики не проявляли интереса к сторожу с сыном, усадьбу не разграбили, потому что быстро уехали, боясь заразиться. Николаша Пестов жил вместе со своим спасителем и его женой в крохотном домике. Особняк, где не один век жили графы Шиховы, пустовал. Потом паренек поступил в университет на исторический факультет. В те годы условия приема были иными, чем сейчас, мальчик произвел хорошее впечатление на профессора, который проводил собеседование с абитуриентом. Преподаватель с удивлением сказал: – Вы из крестьян, но создается ощущение, что учились в классической гимназии. – Нет, просто у нас в деревне хорошая школа, – ответил Николай. Но это было неправдой. Николенька обучался дома. Кто же преподавал мальчику? Родной отец Николая, молодой граф Федор Шихов, и привратник Никита родились с разницей в один год. Злые языки шептали, что на самом деле они братья по крови. Дед Николая развлекался с юной горничной. И на свет сначала явился Федор Шихов, а через год – Никита. Правда это или нет, никто не знал. Мать Никиты держала язык за зубами. Но ее сын чуть ли не с пеленок был взят в дом Шиховых, он стал компаньоном, другом Федора, занимался вместе с ним у педагогов, которые ездили к барчуку. Никита понимал, что Коле надо дать образование, он нашел учителей, те обучили мальчика. Но рассказывать правду на вступительных экзаменах в университет Николай, естественно, не стал. Профессор молча выслушал слова юноши о хорошей школе в деревне. Коля оказался на первом курсе, понравился педагогам, большинство из которых служили в университете еще при царе-батюшке. Ученые мужи, наверное, быстро сообразили, что Пестов такой же крестьянин, как они. Паренек обладал правильной речью, без труда пользовался ножом, вилкой, вставал, когда в комнату входила женщина любого возраста, бойко болтал по-французски, не роптал на бытовые неурядицы, старательно учился, не пил водку. Да юношу могла выдать внешность. Узкие ладони с длинными пальцами и ногтями миндалевидной формы, тонкие запястья, бледная кожа лица, высокий лоб – все это свидетельствовало о том, что предки Николая никогда не занимались грубой физической работой. Генетика может вас выдать. А несуетливые движения, спокойный, всегда дружелюбный взгляд, умение терпеть неприятности и переносить их стойко говорят о прекрасном, отнюдь не «лапотном» воспитании. К счастью, все эти детали видели лишь люди одного происхождения с Николаем. Преподаватели молчали, но испытывали расположение к студенту. Когда Коля заканчивал университет, ректор, который хотел ему помочь, неведомыми юноше путями добился открытия музея-усадьбы Шиховых. Поскольку Николай Пестов имел диплом о высшем образовании, что являлось в те годы редкостью, его по протекции все того же ректора вуза сделали директором. Когда молодой мужчина женился, его супруга стала билетером и экскурсоводом, пожилой привратник Никита следил за порядком, Елизавета рано умерла. Больше никто в музее не работал. Время бежит быстро. Почему Пестова не коснулись репрессии? О том, что Николай на самом деле князь Шихов, никто не знал. Тайну он открыл только своей супруге. Коллег по работе, соседей, друзей, которые могли бы накатать донос, у супругов никогда не было. Семья жила скромно и уединенно в двухкомнатном домике без удобств. Туалет во дворе, там же летний душ, крохотная зарплата, до железнодорожной станции несколько километров пешком. Завидовать-то было нечему. Даже во время Отечественной войны, когда многие подмосковные барские усадьбы превратились в госпитали, а после победы трансформировались в санатории, усадьба Шиховых избежала и той и другой участи. По какой причине она сохранила статус музея? К дому, который стоял в лесу, не было хорошей дороги. Автобусы с экскурсантами еле-еле пробирались по укатанной дороге. И особняк маленький, в нем всего семь комнатушек, и одна чуть побольше, гордо именуемая залом. Устраивать в таком месте больницу или здравницу нерентабельно. Николай очень рано женился, в девятнадцать лет у него появился сын, которого назвали, как отца. Когда юноше исполнилось семнадцать, родители умерли от гриппа. Для парня их смерть стала сильным потрясением. Николай Николаевич имел документы, которые доказывали его дворянское происхождение. Незадолго до кончины отец рассказал сыну, что в тысяча девятьсот восемнадцатом году, будучи двенадцатимесячным крошкой, подхватил бушевавший тогда в мире грипп под названием «испанка», но выжил. А вот теперь, наверное, погибнет от другой вирусной инфекции. Тогда же отец сообщил ему и правду об отъезде своих родителей из Одессы в Константинополь, и о том, что он понятия не имеет, выжил ли кто из его родни. – Ты сейчас единственный граф Шихов в России, роди сыновей, дочери не в счет, они замуж выйдут, возьмут фамилию мужа, – наказал умирающий мужчина, – не дай роду Шиховых погибнуть. По примеру отца Николай окончил университет, тоже стал историком и занял пост директора музея-усадьбы. Но, в отличие от отца, который не имел никаких амбиций, сын защитил и кандидатскую, и докторскую диссертации, стал профессором, начал писать книги, но особой известности на писательском поприще не получил. Приключенческие исторические романы Николая популярности не имели. У него родилось двое детей: Клавдия и Федор. Тихая Клава, старшая по возрасту, не спорила с родителями. Девушка поступила по указанию отца в педвуз, чтобы успеть на занятия, безропотно ездила каждый день на велосипеде к первой электричке, получила диплом. А вот Федя, когда встал вопрос о получении высшего образования, отказался становиться историком, заявил: – Я выбрал другую профессию. – Какую? – спросил Николай Николаевич. – Стану музыкантом! – объявил парень. – Чтобы хорошо играть на рояле, скрипке, любом инструменте, надо было ходить с раннего детства в музыкальную школу, – вздохнул Николай. – Не собираюсь бренчать на фоно Чайковского, – поморщился Федя, – хочу играть рок. Как «Роллинг Стоунз». Знаешь о них? – Нет, – честно ответил ученый, – с произведениями Моцарта, Бетховена, Баха я знаком. А про твои эти «стоны» впервые слышу. Отец уговорил сына учиться на историка, но тот не продержался на студенческой скамье даже один семестр. Шло время. Клава получила диплом, отец устроил ее на работу. Дочь, правда, робко произнесла: – Папочка, мне бы хотелось заниматься… Николай не дал ей продолжить. – Иди куда велено. И Клавдия, которая всегда подчинялась отцу, захлопнула рот. Она ходила в офис, служила там, где ей совершенно не нравилось, но не бунтовала. Федя же делал все, что хотел. У родителей он появлялся лишь для того, чтобы взять у матери денег. Анастасия, боясь гнева мужа, тайком совала «мальчику» купюры. Она надеялась, что Федя поумнеет. Но наследник рода Шиховых вел себя как подросток. Он пытался создать группу, писать музыку, стихи, справил тридцатилетие, годы мчались дальше. Как-то раз Федор приехал к матери, дома оказались и отец, и Клавдия. Все сели за стол, и ужин прошел на удивление мирно. После кофе Николай произнес: – Федя, дай я тебе и Клаве кое-что покажу. Вы уже взрослые, не ровен час, мы с мамой умрем, пора вас в курс дела ввести. Тогда усадьба Шиховых уже не числилась музеем. Николай, доктор наук, профессор, член Союза литераторов, неведомыми путями, использовав все свои связи, смог перевести особняк в жилой фонд и прописать в нем всю семью. Пестовы теперь жили в большом доме. Правда, с удобствами дело по-прежнему обстояло плохо. Не было центральной канализации, газ привозили в баллонах, зимой топили углем котел, но в помещениях все равно царили холод и сырость. А телевизор, несмотря на антенну, ловил только один канал, и телефона не было. Николай вынул из секретера связку ключей и рассказал детям про то, что они потомки рода Шиховых, затем повел их в привратницкую. Там он отодвинул в одной спальне шкаф, за ним обнаружилась дверь, а за ней открылась лестница, сделанная из мощных валунов. Даже Федор восхитился, увидев ступени. – Ух ты! Сколько же им лет? – Много веков, – вздохнул профессор, – наши предки существовали в постоянном ожидании нападения врагов. Времена стояли безжалостные. Фамилия Шиховых сохранилась благодаря своей осторожности и пониманию: никакое богатство не заменит жизнь. Когда до ушей главы семьи доходила весть, что к дому скачут враги, он уводил всех в укрытие и сам не лез в драку. Пусть нападавшие разграбят, подожгут дом. Можно возвести новое здание, а вот жизнь не вернуть. – Трусы, значит, – подвел итог Федя, спускаясь вниз. – Благодаря этой трусости ты появился на свет, – ответил Николай, – погибни наши предки, мы бы не родились. Подвал оказался огромным, пройдя кривыми коридорами, отец и дети очутились около сундука. Николай отпер его, внутри было много коробок. Профессор вынул одну, откинул крышку. – Что это? – ахнула Клава. – Такая красота! – Ожерелье твоей прабабушки, – пояснил Николай, – она в нем замуж выходила. Большевики разграбили усадьбу, но самое ценное, родовые украшения, не нашли. Они остались целы, потому что лежали тут всегда. В спальне у моей бабушки находились всякие вещички, но по сравнению с этими они копеечные. – Сколько денег можно получить за содержимое сундука? – деловито спросил Федя. – Оно бесценно! – парировал отец.