— Когда перед судейским столом предстал ученый господин Цзао, Тан промямлил что-то о своем плохом самочувствии и ушел. — Да от него одни неудобства! — с досадой воскликнул судья Ди. — Если так будет продолжаться, мне придется отправить его на покой. Открыв дверь своего кабинета, он увидел там старшину Хуна и госпожу Цзао. Судья попросил Ма Жуна и Цзяо Тая подождать в коридоре. Усаживаясь в кресло, он заговорил с девушкой: — И так, госпожа Цзао, теперь нам надо подумать о вашей дальнейшей судьбе. Чего бы вы желали сами? Губы ее задрожали, но она тут же взяла себя в руки и еле слышно произнесла: — Я теперь понимаю, что согласно учению о священных устоях нашего общества я действительно должна была наложить на себя руки. Но признаюсь, что в тот момент мысль о самоубийстве просто не пришла мне в голову. — Она печально улыбнулась. — Если я там о чем-то и думала, то лишь о том, как мне выжить! Не потому, что я боюсь умереть, ваша честь, просто ненавижу делать то, в чем не вижу смысла. Умоляю, ваша честь, посоветуйте, как мне быть. — Согласно учению Конфуция, — ответил судья Ди, — женщине действительно следует держать себя в чистоте и целомудрии. Однако я часто размышляю о том, не касается ли это утверждение скорее души, нежели тела. Но, как бы то ни было, наш учитель Конфуций также сказал: «Пусть высшим мерилом остается человечность». Я, к примеру, твердо убежден, госпожа Цзао, что все наставления следует толковать в свете этих великих слов. Госпожа Цзао посмотрела на него с благодарностью. Подумав немного, она произнесла: — Мне кажется, лучшее, что я сейчас могу сделать, это уйти в монастырь. — Поскольку прежде вы никогда не ощущали позыва к религиозной жизни, такой поступок станет лишь бегством, а это не подходит для столь разумной женщины, как вы. Давайте я предложу своему столичному другу взять вас учительницей для его дочерей. Со временем он, несомненно, устроит вам подходящую партию. Госпожа Цзао застенчиво произнесла: — Я глубоко благодарна вашей чести за участие. Но мой скоротечный брак с Ку окончился провалом, а то, что произошло в имении, вкупе с тем, что я не могла не видеть и не слышать на цветочной лодке, все это навсегда отвратило меня… от отношений между мужчиной и женщиной. Вот почему я чувствую, что монастырь остается для меня единственным подходящим местом. — Вы еще слишком молоды, чтобы говорить «навсегда», госпожа Цзао, — серьезно проговорил судья Ди. — Однако нам не подобает обсуждать подобные вещи. Через неделю-другую сюда переедет моя семья, и я настаиваю, чтобы вы основательно обсудили свои планы с моей Первой женой, прежде чем примете окончательное решение. А пока поживете в доме нашего судебного врача господина Шеня. Я слышал, что его жена — умная и доброжелательная женщина, а его дочь не даст вам скучать. Проводите к ним госпожу Цзао, старшина. Госпожа Цзао низко поклонилась и вместе со старшиной Хуном покинула кабинет. Тут же вошли Ма Жун и Цзяо Тай. Судья обратился к ним: — Вы слышали жалобу господина Цзао. Мне жаль его сына, он показался мне славным мальчишкой. Поскольку вы оба имеете полное право на выходной, почему бы тебе, Цзяо Тай, не выбрать пару звероловов среди стражников и не поохотиться на тигра? Ма Жун, ты останешься здесь. После того, как дашь начальнику стражи необходимые указания по поимке По Кая, можешь отдохнуть и позаботиться о своей раненой руке. Мне вы не понадобитесь до позднего вечера, когда все мы должны присутствовать на церемонии в храме Белого облака. Цзяо Тай принял предложение с восторгом, но Ма Жун заворчал: — Ты, братец, никуда без меня не пойдешь! Кто подержит тигра за хвост, пока ты будешь целиться? Два друга рассмеялись и откланялись. Сидя в одиночестве за столом, заваленным бумагами, судья открыл том, посвященный окружным налогам на землю. Он ощущал необходимость отвлечься, прежде чем сосредоточиться на новых обстоятельствах, открывшихся в деле. Но только он погрузился в чтение, как раздался стук в дверь. Вошел встревоженный начальник стражи. — Ваша честь, — выпалил он, — господин Тан принял яд и сейчас находится при смерти! Он хочет вас видеть! Судья вскочил и вместе с начальником стражи бросился к воротам. Переходя через дорогу к стоящему напротив постоялому двору, он спросил: — Существует ли противоядие? — Он не говорит, какой яд проглотил, — пропыхтел начальник стражи. — А еще дождался, когда яд подействует! Они поднялись по лестнице, где в коридоре перед судьей упала на колени пожилая женщина, умоляющая простить ее мужа. Судья Ди пробормотал несколько утешительных слов, и она проводила его в просторную спальню. Тан лежал в постели, глаза его были закрыты. Его жена присела на край кровати и ласково с ним заговорила. Тан открыл глаза и, увидев судью, с облегчением вздохнул. — Оставь нас, — попросил он жену. Она встала, и судья занял ее место. Тан окинул судью долгим испытующим взглядом, а потом заговорил слабым голосом: — Этот яд медленно парализует тело; мои ноги уже онемели. Но рассудок ясен. Я хочу признаться в совершенном мной преступлении, а после этого задать вам один вопрос. — Это касается того, что вы не договаривали относительно убийства наместника? — тут же спросил судья. Тан медленно покачал головой. — Я рассказал все, что мне было известно, — проговорил он. — Я слишком озабочен собственными преступлениями, чтобы беспокоиться о чужих. Но это убийство, а также явление призрака, глубоко меня потрясли. А в состоянии потрясения мне нелегко справиться с… другим. Когда убили Фаня, единственного человека, который был мне когда-либо дорог, я… — Мне известно о вас с Фанем, — перебил его судья Ди. — Все мы следуем своей природе. Если два взрослых человека находят друг друга, это их личное дело. Не беспокойтесь об этом. — Не о том речь, — покачал головой Тан. — Я упомянул об этом лишь для того, чтобы объяснить, как был взволнован и подавлен. Когда я слабею, другой во мне становится слишком силен, чтобы я мог с ним совладать, особенно когда в небе сияет луна. — Ему явно становилось тяжело дышать. — После всех этих долгих лет я узнал о нем все, о нем и его мерзких выходках! Кроме того, я как-то обнаружил спрятанный дневник моего деда: ему тоже приходилось с ним бороться. Моего отца это не затронуло, но дед повесился. Он дошел до того, что больше не мог продолжать жить. Так же, как я сейчас, когда принял яд. Но теперь, теперь ему не в кого вселиться, ибо детей у меня нет. Он умрет вместе со мной! Изможденное лицо Тана искривила усмешка. Судья Ди смотрел на него с жалостью. Старик уже, по-видимому, был не в себе. Некоторое время умирающий смотрел куда-то перед собой, но вдруг его испуганный взгляд упал на судью. — Яд поднимается! — с напряжением проговорил он. — Мне следует поторопиться! Я расскажу вам, как это всегда происходило. Я просыпаюсь в ночи с ощущением стеснения в груди. Встаю, начинаю расхаживать по полу, взад и вперед, взад и вперед. Но комната становится слишком тесной. Устремляюсь на улицу. Но улицы слишком узки, ряды домов с их высокими стенами наваливаются на меня, пытаются меня раздавить… От ужаса я теряю голову, мне не хватает воздуха. И вот когда я уже совсем задыхаюсь, он мною овладевает. Неожиданно Тан словно расслабился. — Я взбираюсь на городскую стену и спрыгиваю с другой стороны, именно так, как было прошлой ночью. Вне города я чувствую, как в моих жилах бурлит пьянящая кровь, чувствую свою силу, свежий воздух наполняет легкие, никто не способен устоять передо мной. Мне открывается новый мир. Я вдыхаю ароматы множества трав, чувствую запах сырой земли, чувствую пробегающего мимо зайца. Шире открываю глаза и вижу в темноте. Втягиваю носом воздух и понимаю, что впереди, за деревьями, пруд. И тут я чую другой запах, запах, заставляющий меня припасть к земле, запах, напрягающий все мои нервы. Запах теплой, красной крови… Судья в страхе наблюдал за тем, как менялось лицо Тана. Зеленые глаза пожирали его сузившимися зрачками, скулы вдруг расширились, рот искривился в рычании, обнажившем острые желтые зубы, черные усы вздыбились, будто щетина. Холодея от ужаса, судья увидел, как шевелятся уши. Из-под одеяла показались две когтистые руки. Вдруг скрюченные пальцы выпрямились, руки упали. Лицо Тана превратилось в безжизненную маску. Он заговорил слабеющим голосом: — Я просыпаюсь весь в поту в собственной постели. Встаю, зажигаю свечу и спешу к зеркалу. Облегчение, непередаваемое облегчение при виде лица, на котором нет крови! — Он помолчал. — Признаюсь вам, он пользовался моей слабостью, он заставлял меня соучаствовать в его ужасных преступлениях! Я знаю, что прошлой ночью напал на Цзао Мина; я не хотел на него бросаться, не хотел причинить ему вред… Но мне пришлось, я клянусь, мне пришлось, мне пришлось подчиниться!.. — Последние слова Тан буквально прокричал. Судья успокаивающе положил руку на его лоб, покрытый холодной испариной. Крик Тана сменился горловым хрипом. Он в отчаянии смотрел на судью, силясь пошевелить губами, но изо рта вылетали только нечленораздельные звуки. Когда судья склонился над ним, Тан из последних сил выдавил из себя: — Ответьте… виновен ли я? И тут глаза его помутнели, рот приоткрылся, лицо разгладилось. Судья встал и закрыл одеялом голову Тана. Теперь отвечать на вопрос мертвеца предстоит высшему судие. Глава 16 СУДЬЯ ДИ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ХАРЧЕВНЮ ОТВЕДАТЬ ЛАПШИ; ОН РУКОПЛЕЩЕТ РЕШЕНИЯМ СВОЕГО ДРЕВНЕГО ПРЕДШЕСТВЕННИКА Судья Ди встретил старшину Хуна перед главным входом в судебную управу Хун, услышав об отравлении Тана, спешил на постоялый двор, чтобы справиться о его здоровье. Судья объяснил ему, что Тан совершил самоубийство, упав духом после смерти Фаня. — Злой рок преследовал Тана, — закончил он, не вдаваясь в подробности. Вернувшись в кабинет, судья Ди сказал Хуну: — Со смертью Тана и Фаня мы лишились двух наших главных судейских чиновников. Позови сюда третьего писца и вели ему захватить с собой дела, которыми занимался Тан. Остаток утра судья провел, изучая со старшиной и третьим писцом эти дела. Тан с дотошной тщательностью вел учет женитьбам, рождениям и смертям, а также не менее скрупулезно занимался всеми финансами суда, но здесь за последние два дня возникли просроченные платежи. Поскольку третий писец произвел на судью благоприятное впечатление, он пока назначил его на место Тана. Если он хорошо себя зарекомендует, то займет должность старшего писца, а вслед за ним подтянутся по служебной лестнице и остальные. Разобравшись с этими делами, судья распорядился накрыть стол под старым дубом в углу двора. Он уже пил чай, когда явился начальник стражи и доложил, что поиски По Кая успехом пока не увенчались и нет ни малейшего следа, указывающего на его местонахождение. Этот человек будто бы растворился в воздухе. После этого Хун отправился в канцелярию надзирать за работой писцов и принимать посетителей. Судья Ди вернулся в свой кабинет, опустил бамбуковую штору, развязал пояс и устроился на лежанке. Напряжение последних двух дней начало сказываться на нем. Он закрыл глаза, постарался расслабиться и привести мысли в порядок. Исчезновения госпожи Ку и Фань Чуна нашли свое объяснение, но дело об убийстве наместника так и не сдвинулось с мертвой точки. Не то чтобы он испытывал недостаток в подозреваемых. По Кай, Йи Пен, ученый господин Цзао, пока не установленное количество монахов из храма Белого облака, включая Хунпена: этот слишком уж быстро появился на месте не-удавшегося покушения на жизнь судьи. Ясно, что Йи Пен замешан в преступлении, но ни он, ни Хунпен, ни господин Цзао как-то не подходили на роль главаря злоумышленников. Злым гением, стоящим завеем этим, несомненно, является По Кай. Он явно человек разносторонний, обладает недюжинным самообладанием, а сверх того, превосходный актер. В Пэнлай он приехал сразу после убийства наместника; создается впечатление, будто он доверил подготовительную работу Йи Пену и Ким Сану, а потом прибыл из столицы, чтобы принять руководство на себя. Но чем именно он руководит? Пожалуй, придется пересмотреть заключение, к которому они пришли с Хуном. Нападение на него и двух его помощников произошло не оттого, что преступники решили, будто он знает об их замыслах больше, чем то было на самом деле. Даже имперский дознаватель, сопровождаемый множеством опытных сыщиков, не смог докопаться до истины. Его собственное расследование не продвинулось дальше понимания, что для контрабанды золота в Корею использовались монашеские посохи, и преступникам это, несомненно, известно. Очевидно, узкие бруски золота прятали в пустых монашеских посохах и так переправляли из внутренних областей на побережье. Хотя монахи, направляющиеся в Пэнлай, определенно рисковали, ведь на всех дорогах и трактах выставлены заставы, где всех, кроме чиновников, осматривают в поисках контрабанды. Об имеющемся при себе золоте необходимо сообщать на каждой заставе и платить пошлину. Выгода от неуплаты дорожных пошлин и уклонения от таможенных сборов в Пэнлае не может быть слишком велика. Судью не покидало гнетущее ощущение, что контрабанда золота не более чем прикрытие для чего-то куда более важного. Настолько важного, что оправдывало убийство одного имперского чиновника и покушение на второго. И это важное событие должно произойти очень скоро — вот в чем причина дерзких нападений — преступников поджимает время! А он, наместник, даже не догадывался, в чем тут дело, тем временем как мерзавец По Кай подружился с Ма Жуном и Цзяо Таем, выведывая у них обо всем, что происходит в суде. А теперь этот неуловимый мошенник управляет событиями из своего тайного логова! Судья Ди вздохнул. Он гадал, как бы поступил на его месте более опытный чиновник. Возможно, рискнул бы и, арестовав господина Цзао и Ии Пена, допросил их с допустимым законом пристрастием. Но судье все же казалось, что для столь решительных мер у него недостаточно доказательств. Можно ли арестовать человека только за то, что он подобрал посох в зарослях шелковицы и не проявил должного интереса к судьбе своей дочери? Что касается Йи Пена, тут, похоже, он поступил правильно. Домашний арест — достаточно мягкая мера, вполне оправданная желанием судовладельца ввести в заблуждение судью лживыми измышлениями о контрабанде оружия. В то же время арест лишит По Кая второго сообщника, сразу вслед за потерей Ким Сана. Судья надеялся, что это затруднит По Каю исполнение его намерений и, вероятно, заставит его отложить их до лучших времен, что даст дополнительное время для расследования. События разворачивались столь стремительно, что у него до сих пор не было времени нанести визит коменданту крепости в устье реки. Или тому следует явиться первым? Отношения между штатскими и военными должностными лицами всегда были темой деликатной. Перед военным равного ранга штатский, как правило, имеет превосходство. Но у коменданта крепости под началом может быть более тысячи человек, а такие обычно весьма заносчивы. Однако было очень важно узнать, что он думает о контрабанде золота. Комендант должен разбираться в корейских делах и, наверное, сможет объяснить, зачем людям тайно вывозить золото в страну, где оно, без налогов, стоит столько же, сколько в Китае. Жаль, судья не успел расспросить Тана о тонкостях местных взаимоотношений; старый бедолага был педант по части соблюдения формальностей, он бы все объяснил. Судья задремал. Его разбудили доносящиеся со двора крики. Он быстро встал и расправил одежду, с неудовольствием отметив, что проспал куда дольше, чем собирался: уже смеркалось. Посреди двора столпились писцы, стражники и прочий судейский люд. Среди них возвышались рослые Ма Жун и Цзяо Тай.