— Тогда уж продолжим с девицами. — Вот это разговор! — радостно воскликнул Ма Жун. — А вы знаете тут хорошее местечко? — Знает ли лошадь свое стойло? — фыркнул По Кай. Он заплатил по счету, и собутыльники покинули заведение. Улица по-прежнему утопала в густом тумане. По Кай повел их к берегу на задах харчевни, сунул в рот четыре пальца и свистнул. Из тумана возник носовой фонарь маленькой лодки. По Кай ступил в лодку и сказал гребцу: — На джонку. — Эй! — воскликнул Ма Жун. — Помнится, разговор шел о девицах! — Само собой, само собой! — беззаботно отозвался По Кай. — Садитесь. — И добавил, повернувшись к гребцу: — Поторапливайся, уж очень господам невтерпеж. Он рухнул под соломенный навес, а Ма Жун и Цзяо Тай пристроились рядом на корточках. Лодка заскользила сквозь туман; ничто, кроме плеска весел, не нарушало безмолвия. Вскоре затих и плеск, так что они плыли теперь в полной тишине. Гребец потушил фонарь. Лодка остановилась. Тяжелая рука Ма Жуна легла на плечо По Кая. — Если это ловушка, я сверну тебе шею, — как бы между прочим заметил он. — Что за чепуху ты несешь! — вспылил По Кай. Послышался лязг железа, после чего лодка тронулась с места. — Мы прошли под восточными воротами, — объяснил По Кай. — Решетку там в одном месте можно отогнуть, но только не докладывайте об этом своему начальнику. Еще немного, и сквозь туман проступили черные корпуса больших джонок. — Вторая, как обычно, — бросил гребцу По Кай. Когда лодка пришвартовалась у сходней, По Кай сунул гребцу несколько медяков и взошел на борт, а следом за ним и Ма Жун с Цзяо Таем. По Кай пробрался сквозь столики и скамеечки, загромождавшие палубу, и постучался в дверь каюты. Им открыла дородная женщина в засаленном платье черного шелка. Осклабившись, она явила гостям ряд черных зубов. — Добро пожаловать, господин По Кай! — сказала толстуха. — Прошу вас, спускайтесь. По крутой деревянной лесенке они спустились в просторную каюту, тускло освещенную двумя светильниками, подвешенными к потолочной балке. Все трое уселись за массивный стол, занимающий большую часть каюты. Толстуха хлопнула в ладоши. Вошел коренастый слуга с грубыми чертами лица. В руках у него был поднос, уставленный кувшинами с вином. Пока он разливал вино, По Кай спросил у женщины: — А где мой добрый друг и коллега Ким Сан? — Он еще не пришел, — ответила она. — Но я позабочусь, чтобы вы не скучали! Толстуха подала знак слуге. Тот отворил заднюю дверь, и в каюту вошли четыре девицы, облаченные лишь в тонкие прозрачные платья. По Кай бурно приветствовал их. Посадив по девице по обе стороны от себя, он сказал: — Беру этих двух! Не затем, что вы подумали, — тут же добавил поэт, обращаясь к Ма Жуну и Цзяо Таю, — но лишь для вящей уверенности, что моя чаша никогда не будет оставаться пустой. Ма Жун знаком подозвал пухленькую девицу с симпатичным круглым личиком, а Цзяо Тай вступил в разговор с четвертой. Он подумал, что она очень красива, но явно пребывает не в духе и рот открывает, только отвечая на вопросы. Звали ее Ю Су. Она была кореянкой, однако прекрасно говорила по-китайски. — Твоя страна мне понравилась, — сообщил Цзяо Тай, обняв ее за талию. — Я там воевал. Девица отпихнула его, окинув высокомерным взглядом. Он понял, что несколько оплошал, и поспешно добавил: — У вас превосходные воины, они сделали все, что могли, но нас было больше. Девица только фыркнула. — Эй, девка, ты что, разучилась улыбаться и поддерживать разговор?! — рявкнула толстуха. — Можешь оставить меня в покое? — медленно проговорила Ю Су. — Клиент вроде не жалуется, так? Толстуха вскочила, занеся руку для пощечины: — Ах, потаскуха, я научу тебя вежливому обхождению! Цзяо Тай грубо оттолкнул ее. — Не тронь девушку. — Пойдемте на палубу! — закричал По Кай. — Печенкой чую, что вышла луна! Скоро явится Ким Сан. — Я останусь здесь, — бросила Цзяо Таю кореянка. — Как угодно, — ответил он и вслед за остальными поднялся на палубу. Бледная луна освещала ряд судов, пришвартованных вдоль городской стены. За темными водами протоки едва виднелся противоположный берег. Ма Жун опустился на низкую скамеечку и посадил себе на колени пухленькую девицу. По Кай подтолкнул своих подружек к Цзяо Таю. — Осчастливь-ка их, — сказал он. — Теперь мои мысли устремлены к высшим сферам. Он продолжал стоять, заложив руки за спину и восторженно глядя на луну, а потом вдруг заговорил: — Раз уж вы продолжаете настаивать, я спою для вас свое новое творение. Вытянув тощую шею, он возопил пронзительным фальцетом: Несравненная подруга пения и танца, Радости товарищ верный, Утешительница в грусти, Среброликая луна… Он смолк, чтобы набрать воздуху, а затем вдруг опустил голову, прислушиваясь, и, покосившись на присутствующих, сказал ворчливо: — Я слышу пренеприятные звуки! — А я-то как слышу! — подхватил Ма Жун. — Святые Небеса, не могли бы вы наконец перестать завывать? Разве не видите, какой у меня с милашкой серьезный разговор. — Я имею в виду звуки, которые раздаются снизу, — сухо пояснил По Кай. — Полагаю, подружка твоего приятеля получает суровое наставление. Как только он замолк, все услышали снизу звуки ударов и сдавленные стоны. Цзяо Тай вскочил и ринулся вниз, а вслед за ним и Ма Жун. Совершенно нагая кореянка лежала поперек стола. Коренастый слуга держал ее руки, а другой слуга удерживал ноги. Толстуха стегала ее по ляжкам ротанговым хлыстом. Цзяо Тай нанес прислужнику мощный удар в челюсть. Второй отпустил ноги девушки и выхватил из-за пояса нож. Цзяо Тай перепрыгнул через стол, оттолкнул толстуху к стене и молниеносно вывернул запястье головорезу, у которого был нож. Крича от боли, тот отпрянул; нож отлетел в сторону. Девушка скатилась со стола, исступленно дергая грязную тряпку, которой ей заткнули рот. Цзяо Тай помог ей подняться и избавиться от кляпа. Второй слуга наклонился за ножом, пытаясь ухватить его левой рукой, но Ма Жун двинул его ногой по ребрам так, что он отлетел в угол. Девушка судорожно кашляла, пока ее не вырвало. — Счастливая семейка! — подал голос с лестницы По Кай. — Зови народ с соседней джонки! — прохрипела толстуха с трудом поднимающемуся слуге. — Зови всех окрестных ублюдков! — задорно вскричал Ма Жун. Он отломал ножку стула и размахивал ею, как дубиной. — Тише, тетушка, тише! — снова заговорил По Кай. — Побереги свое здоровье. Эти двое — служители закона. Женщина побледнела. Она тут же вернула слугу и, рухнув на колени перед Цзяо, заскулила: — Умоляю вас, господин, я лишь хотела научить ее обхождению с вами. — Я приказал тебе держать от нее подальше свои грязные руки! — сердито ответил Цзяо Тай. Он дал Ю Су шейный платок, чтобы она вытерла лицо. Девушка еле стояла на ногах и вся дрожала. — Пойди-ка, братец, утешь ее чуток, — посоветовал Ма Жун. — А я приведу в чувство этого парня с ножиком. Ю Су подобрала свою рубаху и засеменила к задней двери. Цзяо Тай вслед за ней вышел в узкий коридор. Девушка открыла одну из кают и жестом пригласила Цзяо Тая войти. Они оказались в крошечной комнатке. Кроме кровати под иллюминатором здесь помещались лишь туалетный столик с расшатанной бамбуковой табуреткой и большой красный кожаный сундук для одежды у противоположной стены. Цзяо Тай сел на сундук. Ю Су бросила рубаху на кровать, и Цзяо Тай, преодолевая неловкость, сказал: — Прошу прощения, это я во всем виноват. — Какая разница, — равнодушно отозвалась девушка. Она склонилась над кроватью и взяла с подоконника маленькую круглую коробочку. Цзяо Тай не мог оторвать глаз от ее стройной фигуры.