Она почувствовала, как внутри поднимается тихая нега. Ей было приятно, что он за нее волновался. Но главное – она ликовала оттого, что волновался он напрасно. Ей не потребовалась его помощь. Она одолела свой страх и приподняла завесу в мир колдовства. Притом вышла целой и невредимой. Она ощущала собственную прочность, радость, торжество. И даже не злилась больше на лорда за то, что он заманил ее в это гнусное подземелье: он подстегнул ее, а она почерпнула силу из собственных запасов и стала только крепче. Опьяненной успехом Садиме вдруг пришла в голову дурацкая, безумная мысль поцеловать лорда, пока тот спит. Она будет осторожна, он ничего не заметит. К тому же говорят, что коснуться губами губ спящей благородной особы – верное средство против любых чар. Садима наклонилась ниже. Поцелуй вышел такой осторожный, что она не почувствовала ничего, кроме легкого тепла на губах и следом – мягкого прикосновения. Лорд пошевелился во сне. Садима тут же отступила на шаг. Лорд Хендерсон повернулся, почувствовал бедром плитку пола и, проворчав что-то, поднял веки. Перед ним стояла Садима, черная тень против света: под большими глазами круги, одежда мятая, вид победный. В ней больше не было учтивой услужливости. Не было и манер скромной, послушной, воспитанной девушки. В ней чувствовалась покойная уверенность победителей. Лорд Хендерсон потянулся, расправляя затекшие ноги и руки. – Браво! Вижу, вы справились со вторым испытанием. Так что осталось последнее. И тут же, словно испытания были чем-то несущественным и ему пришла в голову куда более важная мысль, он прибавил: – Вы меня сейчас не целовали? – Разумеется нет. Не выдумывайте. – Должно быть, приснилось. А жаль. Уверен, мне бы понравилось. А я могу вас поцеловать? – Ни в коем случае! – Очень жаль. Уверен, вам бы понравилось. Я уже упоминал, что открыл безотказный способ поцеловать кого угодно? Садима вспомнила, что он хвастался этим перед сестрами Уоткинс в первый вечер. – Вот увидите, – продолжал он, – завтра утром, ровно без трех минут десять я вас поцелую. Он поднял с пола одеяло и откланялся. Но, удаляясь, обернулся и прибавил: – И имейте в виду: с языком! * * * Садима привела себя в порядок, поела и поспала. Когда же восстановила силы, разные мысли и чувства закружились у нее в голове, лишая ее покоя. Она думала о нацарапанном на плитах подполья послании. И среди множества точивших ее вопросов то и дело всплывала мысль о завтрашнем поцелуе в девять пятьдесят семь утра. День был в разгаре. Чувство всемогущества, охватившее ее после подземного испытания, успело выветриться. Ее терзали смутные тревоги. Она думала: не проявит ли себя колдовство как-нибудь еще? И неужели лорд правда ее поцелует? Обе перспективы будили в ней разом и страх, и желание. Ей не терпелось побольше узнать о колдовстве. А украденное у Адриана Хендерсона легкое касание губами не удовлетворило ее. Она ступила на неизведанную почву и чувствовала свою чудовищную неопытность. Садима одинаково опасалась и окна, которое вдруг зашевелится по волшебству, и собственной неловкости: она покажет себя неуклюжей, потянет лицо навстречу лорду, не зная, как быть дальше. И занавески издевательски отхлещут ее сзади, пока лорд будет потешаться над бестолковой горничной. Садима подумала, что изводится не хуже Мэй, и почувствовала себя еще нелепее. В заблаговременном обещании поцелуя была явная насмешка. И от этого ей уж точно было не смешно. Ладно. Она ведь может увильнуть. Завтра выйдет погулять с утра пораньше и вернется только после назначенного часа. И вот – теперь она следила за временем. Смотрела, как вечер клонится к ночи, и вся бурлила, пересчитывая про себя, сколько ей остается до вынужденного бегства. Словом, она снова себя изводила – и всё из-за эгоистичного хитрого мальчишки, который забавляется за ее счет. Садима все больше злилась на этого лорда, который крадет ее покой. Она взлетела на чердак, распахнула дверь в его комнату, которая оказалась пустой, и, упустив таким образом весь эффект, спустилась в библиотеку. Лорд был там: свернулся в кресле с книгой в руках. Садима подошла, уперлась обеими руками в спинку и так неистово влепила ему поцелуй, что почувствовала зубы лорда под его же притиснутыми губами. И сразу отступила, глядя с вызовом. Вот так. Дело сделано. И с плеч долой. Этой ночью она будет спать спокойно. Она развернулась и услышала, как лорд Хендерсон тихо прошептал за ее спиной: – Я же говорил вам: способ безотказный. Садима вспыхнула. Она вернулась назад и встала перед лордом Хендерсоном. – Нет… Ну… Вы… – процедила она, подыскивая слова и заодно способ стереть с губ юноши эту ухмылку. – Ах вы! Да вы знаете кто? Вы… вы… – Зовите меня Адрианом. – Ах так! Уж поверьте, я вас… я… Он все улыбался. – Я… Невозмутимая полуулыбка. Садима перевела дух. Она думала. Разве он не такой же мужчина, как все? Как те, кого она обводит вокруг пальца? – Завтра, – сказала она, – ровно в восемь тринадцать утра я покажу вам свою грудь. Сказано это было уверенно и спокойно, с легкой искоркой в глазах, весьма идущей к случаю. Улыбка исчезла с лица лорда. Грудь сдулась, голубые глаза затуманились, на белейших щеках выступил легкий румянец. Удовлетворенная Садима вышла из библиотеки. Но в коридоре она остановилась и провела рукой по лицу. Что на нее нашло? Из-за этого дурацкого лорда она теряет самообладание. Да ладно, пусть стучится к ней в дверь в восемь тринадцать, на здоровье! Она рассмеется ему в лицо. А у него будет весьма глупый вид оттого, что поверил ей и правда ждал! На ужин она не пришла. В ту ночь она спала беспокойно, урывками. Проснулась на рассвете, значительно раньше восьми тринадцати. Встала, оделась. Часы на камине показывали двадцать две минуты шестого. В двадцать восемь минут в дверь постучали. На пороге стоял лорд Хендерсон. Вид пришибленный, под глазами темные круги, покаянная робкая улыбка. Не успела она нахмурить брови, как он снял жилет, расстегнул на рубашке все пуговицы и распахнул ее на две стороны. Какое-то время он простоял так, неподвижно, демонстрируя свой торс. Грудь его часто вздымалась. Садима застыла в недоумении. – Я пришел показать вам свою грудь, – объяснил он. – В знак примирения. Скажем… я не очень хорошо спал этой ночью. Вообще не спал. Я ждал. Я считал часы. Минуты, если честно. Ну хорошо – секунды. Он почесал затылок. – Это довольно-таки невыносимо. Когда я затеивал эту игру, я не понимал, до какой степени тяжко ждать вот так. В общем, предлагаю нам больше так не делать. Он кое-как застегнул рубашку, надел жилет и достал из его кармашка часы. – Или можем условиться о более сносном промежутке времени. Что скажете насчет тридцати секунд? И, поскольку Садима по-прежнему ничего не говорила, он прибавил: – Садима, через тридцать секунд я поцелую вас. Он нажал на кнопку хронографа. В рассветной тишине зазвучало четкое «тик-так». Садима почувствовала, что сердце понеслось быстрее маленькой стрелки. – Понимаете, тридцати секунд достаточно, чтобы скрыться, если не хочется, чтобы вас целовали. Или если есть более срочное дело. Он подошел ближе. Сколько ни думала Садима, никакого более срочного дела у нее сейчас не было. Оставалось пятнадцать секунд. – И это позволяет избежать слишком долгого ожидания, если, напротив, не терпится, чтобы вас поцеловали, – продолжил лорд Хендерсон. Он наклонился. Садима закрыла глаза. Еще семь. Четыре секунды. Три. Две. Дверной молоток разорвал тишину. Садима вздрогнула. Она невольно отпрянула, защищаясь на случай, если на нее собирается прыгнуть какой-нибудь шкаф. Но тут же одернула себя, стыдясь порыва. К счастью, юноша, похоже, ничего не заметил. Он обернулся в сторону холла. Кто-то ждал на пороге. И тут Садиму захватило новое опасение, куда более разумное и серьезное. За ней пришли. Без сомнения, за дверью стоит ее мать, с тревогой на лице, ее отец, подперев бока кулаками, миссис Уоткинс, с ее высокой прической, и три сестры, с любопытством вытянувшие шеи. Наставить нос Лорд Хендерсон спустился в большой холл. Садима шла за ним следом на расстоянии. Дворецкий, одетый безукоризненно, несмотря на ранний час, уже открыл дверь. Завидев хозяина, он доложил: – Султан Эпира и его дочь Зефира! Внезапно весь холл заполнился людьми. Первыми вошли четверо носильщиков, держащих кресло, на котором восседал мужчина в одеянии столь же красочном, сколь и богатом. За ним показался паланкин, скрывающий за занавесью заключенную в нем особу. Затем последовала вереница слуг с дорожными сундуками. Садима подбежала к ближайшему окну: перед замком стояло шесть экипажей. Султан сошел со своего кресла и направился к лорду Хендерсону, сияя радушием опытного дельца. Титул султана он получил в наследство, но сам больше интересовался коммерцией, нежели политикой. Торгуя с Англией, он нажил немалое состояние, позволившее ему целиком отдаться любимому делу: делать деньги из своих же денег.