Леди Хендерсон стояла с ним рядом. На первый взгляд она казалась всего лишь очень молодой женщиной в богатом, расшитом золотом платье устаревшего фасона. Волосы у нее были темно-рыжие, цвета кошачьей шерсти. Но стоило присмотреться получше, как становилось не по себе от мраморной твердости ее лица, от ее ног, словно бы выраставших из пола, как из постамента, будто она была незаконченной статуей. Мать с сыном находились на возвышении, отдельно от гостей. Гости пили, ели и разговаривали. Они постоянно поглядывали на хозяев, но никто не осмеливался к ним подойти. Все будто слегка оцепенели. Садима внимательно наблюдала. Леди Хендерсон набирала плотность, Адриан же слабел. Мать питалась силами сына, его воспоминаниями и мыслями. А удерживала она его в своей власти при помощи золота. Прежде она создавала золото и покрывала им все вокруг – стены, растения, – чтобы переделать замок, как ей нужно. Теперь она проделывала то же самое с окружающими. Запястья Адриана сковывали золотые браслеты, удерживая его в кресле, тоже расшитом золотом. На многочисленных девушках в зале были присланные ею украшения. Садима раздумывала, как же подступиться. И не могла придумать. Рози ободряюще ей улыбнулась. И Садима вспомнила, что она не одна. Что с ней ее мать, подаренное отцом ружье. Если б только привести Адриана в сознание! Втроем им, может, хватило бы силы. Но пока в нем недостает кусочка, он целиком во власти леди Хендерсон. Садима закрыла глаза. Стала искать присказку-заклинание, которая бы ей помогла. И вспомнила стишок, когда-то сложившийся у нее в голове сам собой, – смысл его она не поняла, и до сих пор он ей никак не пригождался: Кого хоронят в ямке малой? Сыночка или кошечку? Хоронят в ямке, в ямке, повторяла про себя Садима. Может, в парке есть могилы, которые она должна найти и раскопать? Или речь о тесной каморке, где мать замуровали? Нужно искать разгадку там? И вдруг Садима поняла. Надо было только вслушаться: ямка малая – сыночек – кошечка. Она мысленно представила портрет из будуара: Адриан в детстве, пухлые щеки, ямочка. И тут же – взрослого лорда. Он склоняется к ней, улыбаясь. Чего-то не хватает в его полуулыбке. Ямочка пропала. И Садима знает, где она спрятана. Она взглянула на леди Хендерсон с вызовом. Сегодня похоронят кошку, темно-рыжую кошку, а не сына. Садима побежала в комнату, в которой они побывали вместе с Мэй на третий день. Где искали люк и где впервые встретили кошку. Маленькая шкатулка в форме яйца стояла на камине. Садима уже открывала ее. И тогда ей показалось, что внутри пусто. Она не знала, что это-то и нужно искать: пустоту. Ямочку. Садима встала на цыпочки, взяла шкатулку. Со дна ее, очень осторожно, она зачерпнула крохотную впадинку. И зажала в кулаке. Крепко сжимая кулак, она вернулась в бальную залу. – Кажется, я нашла то, что освободит Адриана! – сказала она Розе. – Но мне нужно к нему приблизиться. – Леди Хендерсон от него не отходит, – заметила мать Садимы. – Вы позволите? – с достоинством произнес дворецкий. Он исчез и тут же вернулся с двумя подносами и фартуком, который протянул Садиме. – Ваш наряд… несколько бросок, – пояснил он. – И я бы советовал вам расстаться с ружьем. Садима с сожалением поставила ружье в угол. Она надела фартук и взяла поднос. Дворецкий расставил бокалы. – Следуйте за мной, – сказал он. Садима пошла за ним, держа поднос на одной руке, а в другой сжимая ямочку. Они петляли по зале, приближаясь окольными путями к Адриану с матерью. Вдруг среди светского щебета гостей прозвучал звонкий возглас: – Садима?! Мэй удивленно уставилась на нее. К ней тут же присоединились сестры. – Что ты тут делаешь? – спросила Маргарет, уже приходя в ярость. Садима взглянула на помост. Нельзя было, чтобы леди Хендерсон ее заметила. Она поставила поднос на круглый столик и свободной рукой подала сестрам знак говорить тише. Маргарет тут же повысила голос: – Я сообщу о твоем появлении лорду Хендерсону. Посмотрим, что он скажет. Она была рада найти повод обратиться к лорду. Но Мэри тоже хотела поговорить с лордом, причем первой. Мэй крикнула: – Мама! Тут Садима! На слове «мама» леди Хендерсон обернулась в их сторону. Миссис Уоткинс стремительно приближалась. Садима отпрянула. Тут Няня Рози на другом конце залы так ловко подтолкнула одного джентльмена, что тот, вскинув руки, упал прямо в чашу с пуншем. Отвлекающий маневр возымел успех. Все обернулись на шум. Свободной рукой Садима вынула из кармана штанов нож, который всегда там держала, и резанула по воздуху перед Маргарет. Взмах оказался точен: прекрасное платье разошлось на две стороны, подобно пеньюару, явив на всеобщее обозрение исподнее девушки. Та едва успела подхватить полы широкой юбки, чтобы прикрыться, и спряталась за колонной. Миссис Уоткинс вскрикнула. Но тут же замолкла, едва Садимин нож нацелился на ее прическу. Следует сказать, что миссис Уоткинс была весьма скромного роста. И в этот вечер сделалась выше, зачесав волосы на макушке в прелестный помпон, как раз на уровне ножа Садимы. – Еще один вскрик, мадам, и я укорочу ваши космы, – сказала ей Садима. Ошеломленная миссис Уоткинс замолкла. Поскольку Мэри уже поднесла руку ко лбу, Садима, не оборачиваясь, прибавила: – Мэри, если тебе не посчастливится упасть в обморок, клянусь, я выволоку тебя из залы за ноги на виду у всех. Мэри опустила руку. Мэй стояла, прижав ладони к груди. Она не осмелится вмешаться. С ней хлопот не будет. На какое-то время Уоткинсы были обезврежены. Леди Хендерсон больше не смотрела в их сторону. На другом конце залы Няня Рози творила чудеса. После обильных и витиеватых извинений она сумела просыпать креветки прямо в корсаж дамы по соседству. Садима не теряла времени. Она проскользнула к возвышению с зажатой ямочкой в кулаке. Когда она была уже в двух шагах, леди Хендерсон повернула к ней свое мраморное лицо. Садима запретила себе отступать. Адриан не шелохнулся. – Я узнаю тебя, – сказала леди Хендерсон. – Ты – та последняя. – Да, миледи. Леди Хендерсон недобро улыбнулась. – Даже не думай снова провести меня своими слащавыми ужимками. От тебя мне следует избавиться в первую очередь. К сожалению, в воспоминаниях сына я тебя не нашла. Он закрыл от меня кое-какие уголки своего мозга. Как можно что-то скрывать от родной матери? Садима шагнула вперед. – Стой! Ты к нам не приблизишься, теперь я остерегаюсь твоих уловок, – сказала леди Хендерсон. Она протянула руку к гостям. – На помощь! Эта служанка хочет отравить моего сына! – закричала она. Тут же все девушки обернулись к помосту. На них были золотые украшения, и они уже отчасти повиновались воле леди Хендерсон. Ближняя к Садиме барышня схватила ее за край куртки. Но она сумела вырваться. И отступила. Кто-то преградил ей путь. Садима подняла взгляд и узнала Зефиру. Дочь султана схватила ее за плечи. Пока она держала Садиму, подоспели прочие гостьи. Даже Мэй, при всей своей хрупкости, ринулась в общую свалку. Больше всего Садима боялась потерять ямочку, которую сжимала в кулаке. Поэтому сносила все нападки. Удары посыпались градом. Она слышала смех Зефиры. Тут подбежала Няня Рози. И с разбегу врезалась в кучу, чтобы проучить негодных кокеток. Уж она-то знала в этом толк, учитывая, сколько благородных поп отшлепала за свою жизнь. Дворецкий сбросил бокалы с серебряного подноса и, орудуя им, как щитом, стал расчищать себе путь в толчее. Вид трех взбунтовавшихся слуг, портящих праздник, привел всех прочих гостей – отцов и матерей семейств, братьев и кузенов – в изрядное возмущение. Вскоре уже все собравшиеся навалились на них. Благодаря матери с Филипом Садиме удалось высвободиться. Она раскрыла ладонь. Чтобы не потерять ямочку, она положила ее в рот, спрятав под языком. Та превратилась в маленькую выемку в десне. Садима расправила плечи, радуясь, что наконец может драться в полную силу. Начала она с Зефиры и задала ей знатную трепку. Затем уже била наугад, и не без удовольствия. Мэй в общей сумятице попалась под руку какой-то дамочке и упала без чувств. Но Садиму с Филипом теснили числом. У дворецкого вырвали щит. Садима увидела, как несколько мужчин выкручивают растрепанной Рози руки. От этого зрелища, от лап мерзких джентльменов, схвативших ее мать, от их смеха над ее попытками высвободиться в Садиме забурлила черная злоба. В голове вспыхнули слова, и она выкрикнула их со всею силой: Золото злое – в золу и в помои! Ладонь ее стала светиться. В венах билась сила. Но эта сила не превращала все, чего коснется, в золото. Совсем наоборот. Садима чуть задела браслет оказавшейся рядом юной леди. Золотое украшение превратилось в моток зеленого моха. Девушка наблюдала случившееся с недоумением. Садима тут же схватилась за часы другой гостьи, и они осыпались лишайниками. Все золото, до которого дотрагивалась Садима, превращалось в перегной. А вокруг нее сплошь были серьги, ожерелья, диадемы, кольца, обручи, парча, цепочки, портупеи, ордена, броши, шпильки, медальоны, запонки, перстни, брелоки, заколки, камеи, подвески, колье, оправы моноклей, цепочки от часов – все сверкало золотыми бликами. Дикое веселье охватило Садиму. Она повела ладонью. Все отступили. Она ринулась в самую гущу. Изящная цепочка превратилась под ее пальцами в вереницу мясистых опарышей. Расшитый золотыми цветами лиф покрылся пахучим компостом. Одна юная особа обнаружила, что на ушах у нее висит по большому грибу. Другая вытряхивала из волос ветки и сучья. Сосед ее истово тряс рукой, пытаясь сбросить с запястья пригревшегося червяка. У другой гостьи колье с подвеской превратились в чернозем и осыпались в пышное декольте, оставив на коже темный пыльный след. Видя, как состояние их идет прахом, гости обратились в паническое бегство. Освободившиеся от зачарованных украшений претендентки последовали за толпой. Бальная зала опустела. Филип и Няня Рози, переводя дух, подбежали к Садиме. Втроем они двинулись вперед, к Адриану и его матери. На ее мраморном лбу обозначились едва заметные складки – знак величайшей ярости. Леди Хендерсон ринулась на Садиму, вскинув руку. Паркет на помосте пошел волной, будто неся ее. Рози встала перед дочерью, заслонив ее собою. Приняв на себя удар твердой, точно камень, руки, она отлетела в угол вместе с Садимой. Обе покатились по полу. Рози запыхалась, но не выпускала дочь, чтобы та не подставилась под новый удар. Леди Хендерсон, проскользив до них, замахнулась снова, но остановилась.