– Спасибо за вашу откровенность и прямоту. Это чудесные качества, и я уверен, что вы найдете себе в мужья такого же хорошего человека, как вы сами, и осчастливите друг друга. Улыбка его померкла. – Что же до меня, позвольте мне продолжать мое ребячество. Я, к сожалению, не отличаюсь прямотой и не вполне откровенен. Мы с вами, очевидно, не смогли бы поладить. – Понимаю, – сказала Мэй. – В таком случае нам остается поблагодарить вас за гостеприимство и отправиться в путь. – Уже? – удивился лорд Хендерсон. – Мне казалось, остается еще одна ночь. Сестры переглянулись. Каждая из них провалила испытание. В замке им больше нечего делать. Лорд Хендерсон пожал плечами: – Мой порог переступили четыре незамужние девушки, если не ошибаюсь. И, само собой, все они приглашаются пройти испытание. На этом лорд вышел. Сестры Уоткинс сидели в недоумении. Вдруг младшая прикрыла рот рукой и указала пальцем на горничную. Маргарет и Мэри повернули головы к Садиме и расхохотались. Какой он все-таки чудак, этот лорд Хендерсон! Неужели он всерьез думает, что Садима тоже собирается испытать судьбу! Что может выйти за него замуж! Садим была застигнута врасплох. Она неловко засмеялась. – Ну всё, пора, отправляемся, – сказала наконец Маргарет. – Садима, собери вещи. Та поспешно отправилась исполнять приказ, радуясь предлогу убежать из столовой. Вскоре вернулся кучер с берлиной. Снова шел дождь. Садима помогла всем разместиться в карете. Дворецкий вручил горничной прекрасные платья, которые сестры носили в замке, упаковав их, – подарок лорда Хендерсона. Пышные юбки заняли чуть ли не половину кареты. – Платьям будет лучше здесь, под крышей, а иначе дождь их попортит, – сказала Садима, укладывая сверток на то место, где сидела сама по дороге в замок. – Я поеду впереди, рядом с кучером. Старшие сестры посчитали вполне естественным, что горничная проведет весь долгий путь на ветру и под ливнем ради их чудесных нарядов. Мэй поблагодарила Садиму и протянула ей шаль. Садима закрыла дверцу берлины. Она подошла к кучеру, но не взялась за руку, которую он протянул, чтобы помочь ей взобраться на козлы. – Тим, я пока не еду, – сказала она. – Как это? А госпожа что скажет? – Ничего, если ты мне поможешь, – сказала Садима. – Поезжай тихонько, чтобы приехать как можно позже. У крыльца помоги барышням выйти из кареты. Если спросят, где я, скажи, что вымокла и побежала переодеться, чтобы не захворать. Но вообще-то госпожа выскочит из дома, как только ты въедешь в ворота, и сразу бросится расспрашивать дочерей. Меня никто не хватится. – С чего бы мне помогать тебе? И на кой тебе в замке оставаться? Признайся, голубка, небось поваренок здешний приглянулся? Вопрос сопровождался лакомым взглядом, каким кучер обвел стройную девичью фигуру. Садима не смутилась: не он первый. Больше того: она повела бедрами и улыбнулась игривой улыбкой, весьма идущей к случаю. Пусть попробует устоять! Кучер тут же угодил в ловушку. В этом легком кокетстве он прочел все, что ему приятно было вообразить. – Я сумею тебя отблагодарить, – прибавила Садима, чтобы быть уверенной, что он выполнит ее поручение как следует. Кучер тронул лошадей, уже представляя, как славно проведет он время со стройной и легкой в известном смысле девчушкой. Садима отвернулась. Еще один из тех, кто прибежит к ней, спуская на ходу штаны, и получит от ворот поворот. А если будет слишком настойчив, познакомится с ее ружьем. Садиме не раз приходилось проделывать этот трюк, когда она просила об одолжении. Казалось бы, мужскому населению усадьбы давно пора перестать клевать на эту удочку. Но нет! Они верили, что на этот-то раз она говорит всерьез. День тянулся медленно. Садима томилась ожиданием, бродила по парку, стараясь заглушить волнение, возвращалась в усадьбу и снова ждала. Три ночи прошло, а тайна спальни так и осталась тайной. Конечно, ее мучило любопытство. И, возможно, крохотная, зарытая глубоко-преглубоко надежда, что удастся пройти это странное испытание… Ей, какой-то горничной! Но прорасти ничтожному зернышку она не давала. Перед ужином Садима задумалась, как ей одеться. Снять ли передник? Сделать ли прическу? Если Мэй была прекрасна как день, то Садима – прекрасна как ночь. Ее матери взбрело в голову влюбиться в египтянина, который поначалу служил лакеем у одного маркиза, поскольку иметь заморских слуг тогда считалось верхом изысканности. Египтянину надоело воплощать собой модные веяния, и он подыскал место по своему вкусу: стал егерем у мистера Уоткинса. Там-то он и встретил молоденькую няню Маргарет и вскоре женился на ней. Несколькими годами позже родилась Садима. Обыкновенно Садима низко опускала голову. Прятала лоб под белым чепцом, стан – под безупречно отглаженным передником. Но несмотря на честные старания выглядеть скромно, она не могла скрыть ни округлых бедер, ни ладной фигуры, ни миловидной смуглости, ни приятных черт, янтарных скул, округлого носа, больших глаз, широкого лба, плавных плеч, вьющихся волос, крепких икр и т. д. Ничто в ней не соответствовало моде, а мода была на тонких полупрозрачных блондинок. За ее сочными алыми губами блестели белые зубы с двумя восхитительно острыми клыками. Большие черные глаза под густыми бровями и темно-охряными веками, затененные бахромой ресниц, и с вечными кругами под ними, смотрели бездонным взглядом ведьмы. Садима имела порок – незаурядность, что со стороны горничной довольно оскорбительно. Она лавировала между осуждающими и вожделеющими взглядами, стараясь быть как можно незаметнее. Следуя этому завету, она решила, что явится на ужин в своем повседневном платье. Прозвучал гонг. Она спустилась в столовую. Тревога разрасталась. Чтобы успокоиться, она повторяла про себя придуманную ею присказку. Садима их часто придумывала. Она медленно дышала, позволяя словам колыхаться в голове. Потом они слипались в строчку, которую Садима чеканила до тех пор, пока ее ритм не становился ритмом ее тела, помогая ему. Например, зимними утрами, когда нужно было откинуть одеяло и бросить вызов морозному воздуху, она десять раз произносила одну и ту же отрывистую фразу, готовя под нее тело, душу и мышцы для борьбы с холодом. В столовой, чтобы заглушить волнение, Садима повторяла про себя: «Не дрожи! – гнусавит дрозд. – Мы в тиши, дни хороши». Слова, повторенные много раз, в конце концов успокоили ее. Дверь открылась. Вошел дворецкий. Он отодвинул для Садимы стул, и она, смущаясь, села. Только тогда она заметила, что на столе один прибор. Да, глупо было думать, будто лорд спустится, чтобы поужинать с ней. Для приличия она положила себе на тарелку кусочек, но есть не могла. Садима попробовала поговорить с Филипом, что было довольно неловко, поскольку она сидела за столом, а он стоял у дверей. Куда проще было бы заговорить с ним на кухне, среди других слуг. Но Садиме все больше казалось, что в замке нет никакой прислуги, кроме этого молчаливого старика, который не ответил ни на одну ее реплику. Она быстро вышла из столовой. Час был ранний, но она не могла больше ждать. Не раздеваясь, она направилась в тот самый коридор. Дворецкий проводил ее до злополучной спальни в самом его конце. Садима переступила порог. Дверь за ней закрылась. Гусиная кожа Первой бросалась в глаза кровать. Больше ничего и не требовалось: кровать с дюжиной мягчайших матрасов, удерживаемых витыми колоннами балдахина, с приставной лесенкой, чтобы на них забираться, была самодостаточным монументом. На самом верху, под навесом, виднелись пуховая перина и несколько подушек. Оглядев невероятное сооружение, Садима нахмурилась. Она обследовала остальную часть комнаты. Убранство отличалось удобством и роскошью: стены обиты кретоном, над камином синего с белыми прожилками мрамора – большое зеркало, на полу ковер с длинным ворсом, диван ломится от подушек, комод отделан серебряной тесьмой. Садима задвинула дверь шкафом, проверила окно, вновь простучала стены, ища тайный ход. Ничего. Ни в потолке, ни в полу люков нет. Никто не зайдет ночью в комнату. И что тогда? В чем испытание? Маргарет задавалась тем же вопросом. Она обшарила все, а потом ее вдруг осенило. Она решила, что у большого зеркала над камином нет амальгамы. Лорд подглядывает за претендентками, пока они раздеваются, оценивая их сложение. Отличный способ сделать выбор, не дав себя одурачить подкладками и накладками, какими товар доводят до идеала. Поэтому Маргарет выставила перед зеркалом глубокий вырез, поводила бедрами, обнажила плечо, жеманно взобралась на вершину постели и уснула в изящной и неудобной позе. С каким успехом – нам известно. Садима закрыла глаза. Всюду в замке она ощущала что-то смутно зловещее. Всюду, кроме этой комнаты. Никогда прежде не чувствовала она такого глубокого покоя. В этих стенах осязаемо витало безмятежное умиротворение, и от него становилось тепло в животе и в затылке. Садима сняла передник и положила его на диван. Грубая ткань, успевшая чуть загрязниться, выглядела неуместно на шелковисто-алом крапчатом бархате. Садима сняла чепец, туфли, чулки, расправила плечи, потянулась. Мэри при виде спальни охватила паника. Глядя на кровать под потолком, она почувствовала себя двоечницей, не понимающей, чего от нее ждут. Когда ее заставали врасплох, она обыкновенно либо врала, либо пряталась. Знайте же: Мэри не спала в этой постели. Она немного смяла простыни, а потом убежала босиком по пустому коридору к себе в гостевую спальню. Садима почувствовала между лопатками острую струйку наслаждения. У Уоткинсов она делила чердачную комнату с Анной, служившей на кухне. И спала на скрипучей кровати под окошком, стекло в котором дребезжало от малейшего ветра. До этого, в детстве, она спала рядом с детишками, за которыми смотрела мать, то и дело просыпаясь от их плача. Эта ночь станет для нее роскошным исключением. И она забыла про лорда с его испытаниями. Хозяйки ее были далеко. Родители тоже. Никто не знал, что она здесь. Освободившись от сторонних взглядов, Садима перестала быть прислугой. Приниженная услужливая девушка-горничная была тесна Садиме – она сбросила ее с себя, чувствуя, что в этой горнице может быть просто девушкой. Видели бы вы ее тогда! Быть может, став вдруг гибкой и ловкой, она прыгала по ковру, чтобы голая ступня лучше почувствовала его пушистый ворс, и улыбалась, ни о чем не думая, дав телу волю. Или же пустилась, дурачась, в пляс, или стала напевать, или говорила с собою вслух… Кто знает – ведь она наконец-то была одна! Мэй, как и Мэри, столь необычная постель повергла в смятение. Но, в отличие от сестры, она никогда бы не осмелилась на бунт. Дрожа, она взобралась по лестнице, легла не раздеваясь, в пеньюаре и украшениях, натянутая как струна. Свечу она не погасила – та горела, пока не кончился воск, после чего Мэй лежала, вглядываясь в темноту до самого рассвета. Садима же наслаждалась неведомым счастьем мягкой постели и долгих часов одиночества. Ее ночь была не похожа на ночи ее хозяек. Чем же она занималась? Ну что вы! Впервые в жизни Садима постигала тайны уютной спальни. Так не будем красть у нее драгоценное уединение. Перейдем к следующему утру. * * * Привычная к каждодневным трудам Садима проснулась рано и спрыгнула с кровати одним прыжком. Каждое движение ей было в радость. Ясное посвежевшее лицо светилось веселостью. Мысль оставить след своего пребывания в таинственной комнате даже не пришла ей в голову, и она принялась застилать постель. Простыни смялись, матрасы перекосились: она много ворочалась ночью. Стараясь не думать о снах, бывших тому причиной, она привела кровать в порядок. Приподнимая последний матрас, она заметила, как что-то выскочило на пол. Ей показалось сперва, что это мизинец, и он убегает, извиваясь как червячок. И ее вдруг разобрал неудержимый смех – да, вот так, прямо с утра. Она представила себе, как сбежавший от хозяина палец отплясывает веселую джигу, и это настраивало ее на шутливый и счастливый лад… Садима стала напевать про себя. И на этот мотив вскоре сочинился привязчивый припев. Он все звучал и звучал в голове, пока она одевалась и приводила себя в порядок. Наконец она собралась уходить из спальни. На прощанье все же пошарила еще раз под кроватью, надеясь, что там что-то найдется, но ничего не нашлось. Она открыла дверь в безмолвный коридор, и улыбка, не сходившая с ее лица, исчезла. Нужно было опять брать себя в руки. Наверное, это сороконожка пробежала. И нечего выдумывать всякий вздор – пора озаботиться своим будущим. Скоро у Уоткинсов заметят ее пропажу. Так что главное теперь – не лишиться работы. Лорд Хендерсон в такой час еще спит, если судить о его привычках по прошлым дням. Нужно потихоньку выйти из замка и бодрым шагом пересечь лес. Так она будет у Уоткинсов до завтрака. Сестры встают поздно, так что она еще может выйти сухой из воды. Садима спустилась по лестнице и миновала холл, не встретив дворецкого. Когда она уже собиралась открыть входную дверь, за спиной раздался голос: