Швырь отшатнулся. – Как сын? – А вот так! То грех мой смертный. Думаешь, легко растить сына, всю жизнь рядом быть с ним дядькой верным, а теперь видеть, как его убивают? Казаки помолчали, переваривая чужое горе. Сотник кивнул. Все тронулись. Сам же положил руку на плечо солдата, уходя последним. – Поможем. Тайна твоя с нами останется. Не печалься, не болтуны мы. Ты вот что. – Он снял сидор, в момент развязал узел. Достал новенькую белую папаху. – Орлом лети к сыну, пусть папаху наденет, так мы его в свалке не потеряем, но, диду, вы воин старый, должны понимать, поручик не баран – силком не уведешь, а от пули случайной мы укрыть не можем… Уже на бегу старый солдат крикнул: – Слыхал я про вас. Надежа моя последняя! Тут батарея отметилась тройным залпом, окутав свои позиции сизым дымом. Уже лежа за обросшим мохом камнем, Грицко, перезаряжая винтовку, не вытерпел и спросил: – Сын? – Так говорит, – пробормотал Микола и выстрелил. Набегающий турок выронил винтовку, свалился под ноги поручику. – И дядькой и вестовым при сыне?! – Гриц снова удачно выстрелил. Поручик потерял папаху, но продолжал отчаянно вертеться на позиции, заваленной трупами. – А как это – дядькой? – Сызмальства, значит. – Поди ты! – подивился Гриц и снова выстрелил. – Значит, верно думал. С батареи на гору бежало человек двадцать. Офицер все еще не уходил с позиции. – Да. Наверное, еще та пытка – быть рядом с сыном и не сметь признаться в этом, и видом никак не показать. – И зачем такие мучения? – Наверное, чтобы рядом всегда быть. По-другому ему отцом и не получилось бы. – Сотник поднялся из-за валуна и закричал: – Поручик! Господин поручик! Сюда. Артиллерийский офицер словно и не слышал. Склонился над телом ловко срезанного турецкого офицера. Резко выпрямился и стал снова палить из револьвера в кучу турок. Быстро она развалилась. Из свалки выбрался окровавленный солдат, и уже вдвоем они стали взбираться в гору. – Поди ты, – удивился чужому поступку Гриц и снова выстрелил, – сам не ушел, пока последнего своего солдата не вытащил?! – Истинно так, – сказал сотник. – Хороший офицер. Достоин уважения. – Горяч больно, – покривился верный друг. – Точно убили бы, не подоспей вовремя. Папаху такую потерял! – Молодой, вот и горяч. Папаху новую дома справим. Давай поднимай коней. Спасенный поручик смотрел на казаков в седлах расширенными глазами, не веря такому чудесному исходу – смерть его еще обнимала, игриво заглядывая в глаза. – За стремя держись, – сказал Гриц, и кони легко потрусили в гору. Микола повернулся, задорно улыбнулся, зная, что все страхи позади: – Прости, ваше благородие, седло не предлагаю, конь тебя не подпустит, а времени в обрез. Дядька ваш нас нанял оборонить, золотом обещал расплатиться. Поручик захватал воздух ртом, взмолился: – Погоди, дай отдышаться, да и канонира моего перевязать нужно. Сбавили ход, а потом и вовсе остановились. Гриц занялся фейерверком, доставая чистые тряпицы. Микола же продолжал смотреть на молодого графа, пытаясь увидеть в нем черты старого солдата. Не увидел. Держался поручик с большим достоинством. Истолковав казачий интерес по-своему, спросил: – Так что тебе дядька обещал? – Перстнем золотым прельстил. Поручик плечом дернул. Брови сдвинул, что-то внутренне высчитывая, потом решительно полез в карман, достал золотой портсигар: – Может, это подойдет, – и пояснил: – Подарок отца в день получения офицерских эполет. Он только с надписью. Казак взвесил на ладони массивный прямоугольник. – Не жалко? Видать, дареный. – Отец с рождением русского офицера поздравлял, а сегодня я как заново народился. – Отец жив? – Два года как… – Оба перекрестились. – Тогда не возьму. Беречь такие подарки полагается, память об отце священна. Ты, поручик, уразумей, не за золото мы пошли. Не каждый холоп так за своего барина просит. Интересно стало! Да и ты не плошал: один был в белой папахе, вертелся чертом, геройствовал, терял тебя не раз. Рад, что вышел из рубки целым. Вот папаху твою взял бы! Где она? – Нет. Утерял, – растерянно пробормотал поручик. Пластун усмехнулся в усы, но вернуться не предложил. Граф посмотрел на его поношенный головной убор. – А давай так, я у тебя папаху куплю – и нравится мне она, и память о тебе будет. Да и негоже мне, офицеру, без головного убора, не ровен час на доклад вызовут. Сказал и принялся вытаскивать все ассигнации, которые были в кармане, протянул ухмыляющемуся казаку. – На память, господин поручик, я утерянную ночью добуду, если турки не утащат, а пока эту носи, – снял свою, протянул и снова как-то по-свойски улыбнулся. Тут с горы стал сбегать старый солдат, крича: – Барин, Иван Матвеевич. Живой! Поручик при голосе знакомом дернул усом, начал половчее пристраивать непривычный головной убор. Сделал несколько шагов вперед. Казаки переглянулись. Микола подмигнул. Гриц пожал плечом. Все решилось молча, пока здесь – и присмотрят, и на ноги помогут встать – люди хорошие, и тайна у них одна на двоих. Ну а кто не знает про нее, так на то она и тайна. – Змейкой, змейкой беги, – крикнул Микола и добавил тихо: – А то до Плевны не остановишься. * * * notes Примечания 1 Корпус – общевойсковое соединение. Может состоять из дивизий, полков, как пехотных, так кавалерийских. Также к корпусу могут быть прикомандированы артиллерийские парки. 2 Резервисты – ополчение. 3 Арьергард – тыловая охрана, термин, означающий в военном деле войска прикрытия.