До этой минуты разговор шел на правовом поле. Суды, юристы… это было более-менее цивилизованно. А вот сейчас… Так же смотрели освобожденцы, когда приговорили ее семью. Когда ставили к стенке. Когда стреляли. В их глазах императорская семья даже людьми не была. Так… что-то прямоходящее. Оно говорит, конечно, ну так и попугаи говорят. Кто станет жалеть попугая? Никто… Ольга Сергеевна уже приговорила Анну. Как препятствие на пути к своей цели. Она не виновата, что у нее такой характер, она привыкла сметать все на своем пути. Но… Как быть, когда под нож готовы бросить – все? Анна нужна Гошке – не важно! Кира стала ему сестрой – плевать! Савойский собирается усыновить мальчика – устранить препятствие! Не человека, нет. Препятствие… Рано или поздно дойдет до чего угодно, в том числе и до физического устранения. Анна в этом не сомневалась. Были попытки попортить ей репутацию, были попытки ее подставить, были попытки… Чего еще ждать? Похищения? Шантажа? Уголовного дела? – Ольга Сергеевна, я даю вам последний шанс. Здесь и сейчас вы пишете мне бумагу с отказом от всех претензий, и я разрешу вам общаться с внуком. Анна понимала, что не сработает, но решила дать этой стареющей женщине последний шанс. Хоть какой-то… Или – дать этот шанс себе? Она не знала… Цветаева предсказуемо не оценила ее слова. Хотя мягче Аня выразиться просто не могла. Только так… если ты согласна не лезть напролом, я дам тебе шанс наладить отношения. И рано или поздно тебя назовут бабушкой. Если нет… Ольга Сергеевна приподнялась на стуле, оперлась ладонями на стол. – Ты что о себе возомнила, дрянь? Ты, ничтожество, шлюха лесная, решила, что можешь со мной тягаться?! Да я тебя… Анна молча выслушала монолог Цветаевой. Подумала еще секунду. – Это решительное «нет»? – Да я тебя… Угрозы Анна слушать уже не стала. Придворная жизнь учит хорошо разбираться в людях. И она видела: Ольга Сергеевна не отступится. Она не врет, здесь и сейчас она искренна, она просто не понимает, не хочет ничего понять. У нее есть ЕЕ интересы. А дальше… какая ей разница? Она сломала Сергея. Сломает Гошку. Сломает кого угодно… Рано или поздно она окажется на пепелище. Уже оказалась. Но не поймет этого никогда. Не захочет понимать. Так и будет корежить чужие жизни с неотвратимостью бульдозера. И Анна махнула рукой. Мысленно, конечно. Она пыталась поговорить, она пыталась найти общий язык, ее не услышали и не услышат никогда. Дальше говорить не о чем. Поэтому… Губы Анны почти не шевелились. Ни к чему. – Умри во имя Хеллы. * * * Официант, который нес заказ к столику, даже споткнулся от неожиданности. Поднос, конечно, удержал и даже кофе не разлил, но не каждый же день такое увидишь? Когда сидят две женщины, разговаривают, причем одна абсолютно спокойна, а вторая явно горячится, вот, руками о стол оперлась… а первая все равно спокойна… А потом та, которая ругалась, это сразу видно, лицо у нее было такое, что официант даже ее собеседнице посочувствовал. С такими рожами только в ужастиках сниматься. Без грима. Настоящий-то ужас – не когда клыки, клыки – это пошлость и дурновкусие. Настоящий ужас – это когда вот такие глаза. Когда тебя приговорили… А собеседница даже не шевельнулась. Официант слегка позавидовал. Руки лежат спокойно, поза не поменялась, спина – хоть ты линейку прикладывай! Балерина? Или танцовщица, такая осанка только у них. А потом та, которая угрожала, вдруг схватилась за горло, захрипела – и поползла вниз, цепляясь за стол. Потащила за собой скатерть, зазвенели приборы, жалобно звякнула, разбиваясь, ваза… Официант поставил поднос на свободный стол и бросился на помощь. И мельком, краем глаза отметил, что вторая-то… Она даже не шевельнулась, чтобы помочь. Сидит спокойно, как на званом приеме, разве что не улыбается. Но и помогать не стремится. Хотя… а чего тут удивительного? Он бы тоже на помощь не рвался, после такой-то ссоры… перебьется! На помощь бросился и Яков Александрович. Но этого не потребовалось. Ольга Сергеевна Цветаева была безнадежно мертва задолго до приезда «Скорой помощи». Хелла – страшнее пистолета. Ни сбоев, ни осечек, ни промахов. * * * – Ну, барышня, вам кто-то ворожит, не иначе. Яков Александрович был доволен по уши. Они с Анной выходили из полиции. Допрос? Чистая формальность. Все видели, что Анна просто разговаривала, не приближалась, не прикасалась, не пила ничего, не ела… да и Цветаева тоже съесть ничего не успела, так что репутация ресторана не пострадала. С легкой руки его владельца, ну и Савойского, которому позвонил старый юрист, экспертизу сделали тут же. Вскрытие… Заняло это около трех часов, но вопросов не осталось. Инфаркт. А вот нечего было так злиться, недаром говорится – лопнула со злости. Ладно, сосуд лопнул. Яков Александрович даже подозревать Анну не собирался – видел же! Она просто разговаривала. А словами у нас пока еще убивать не умеют. Это вам не Гарри Поттер с его Авадой Кедаврой. Да и там – палочка, взмахи и зеленая вспышка. – Везение ли это? – вздохнула Анна. Она была печальна. Да, вот так и проходится путь от человека до чудовища. Сначала – чтобы отдать долг. Потом – чтобы спасти свою жизнь, репутацию, дочку… а потом – вот так? Хладнокровно. Останься этот человек в живых, он мог бы доставить множество проблем. Без него всем будет лучше. Убить, нельзя помиловать. А запятые расставьте по вкусу. Когда будете заказывать надпись на памятник. Она чудовище… Безжалостное и равнодушное. Монстр. Хелла… хорошо, что я уйду. С таким даром жить не стоит. Впрочем, вслух Анна ничего такого не сказала. – Поверьте, везение. Эта зараза бы вас в покое не оставила. А вот сейчас… Анна, вы понимаете, что ваш сын – наследник первой очереди? И Цветаева сама его признала своим внуком и пыталась получить над ним опеку? – Н-нет? А зачем нам это?