— Почему? — Читать любил. Как зачитается — то чайник не выключит, то воду забудет закрыть. Ростик очень заразительно смеялся. Кириллу вдруг захотелось расслабиться и просто потрепаться с приятным мужиком. Но нельзя. — Я слышал, он учителем был? — Был, — помрачнел Ростик. — Душу в этих пиздюков вкладывал, воспитывал, делился прекрасным. Довкладывался… — А что случилось? — Так ты, небось, знаешь. — Ростик махнул еще рюмку и откинулся на стуле, неожиданно проницательно разглядывая Кирилла. — Ваши же тут всех проверяли. — Немного знаю, — не стал спорить Кирилл. — Что был учителем, уволился и из Москвы уехал. Уровень коньяка в бутылке сильно понизился. Надо же, Кирилл и не заметил. Ростик, видимо, себе наливал чаще, чем ему. Ну и хорошо. — Уехал, — протянул он зло. — Жил бы сейчас себе спокойно, если бы не эта поганка бледная. — Ты о ком? — Об апостоле нашем, Иудушке. Присосался — не оторвать. Три года с ним возился, учил, кормил, по музеям таскал. Деньги наверняка давал, хотя не сознаётся. С работы из-за него вылетел. А эта сволочь жалостную записку оставила: «В моей смерти прошу никого не винить. Я привык, что меня бросают, не хочу жить никому не нужный». И телефончик внизу приписал: сообщите, мол. — И что? — подтолкнул Кирилл. Теперь уже он наливал, а Ростик не смотрел, что себя Кирилл обделяет. Он, кстати, особо пьяным не выглядел, но видно — накипело у мужика, хочется душу излить. — Сообщили. И чуть следом не свезли. Оклемался и кинулся выручать «сыночка». А тот из психушки девицу с собой притащил. Евгеша им родной матерью и заделался. — Это Васю? — Васю, Васю, — вздохнул Ростик. — Вот кому не позавидуешь. Ладно, давай допивать и разбегаться. Завтра поеду за ними. А то Федор занят, а этого к рулю подпускать нельзя, носится, как на метле. Пока Ростик мыл рюмки, Кирилл сгреб бутылку и остатки еды обратно в пакет. — Ты, наверное, думаешь, чего я на тебя все это вывалил, — сказал Ростик за спиной почти трезвым голосом. — Есть такое. — Костик, если чего-то захочет — не слезет, пока не получит. Так что, когда он за тебя возьмется, ты вспомни, что я говорил. И в глаза ему лучше не смотри. — Что? — фыркнул Кирилл. — Серьезно? — А чего ты ржешь? — Он экстрасенс, что ли? — Может и экстрасенс. А может нечисть лесная. Просто послушай бывалых людей, вдруг поможет. — А вдруг уже получил? Ростик покачал головой. — Я порасспросил — еще нет. Голова у Кирилла пухла, и не от выпивки. Что за место такое дурное? Что ни человек — у каждого не хватает винтиков в голове. Зато история складывалась. Нужно еще дозвониться Руслану — и можно прикидывать, откуда начать ковырять. Иудушка, значит. Ну-ну. Утром Ростик уехал, и в скиту снова стало тихо. Даша носилась по лестницам со стопками белья и подгоняла Васю: в комнатах старца наводили порядок и радовались, как будто ждали любимую бабушку. Кирилл оказался внизу, когда старец приехал. Его вел под руку Ростик, с другой стороны придерживала Наташа, остальные стояли у стеночек и радостно смотрели на своего главу. — Вот ему только по лестницам не хватало сейчас. — Давай в молельню. Старец улыбался и крестил всех общим благословением. Ростик с Наташей завели его в исповедальную, двери закрылись. — А где Костик? Ростик хохотнул: — Не поехал. Дела, говорит. — А на самом деле? Наташа с Ростиком беседовали в молельном зале, время от времени заглядывая в приоткрытые двери исповедальни, а Кирилл подслушивал, сидя за углом на корточках. — Глаз у него горит. Опять нашел приключения. — И хорошо, — примирительно сказала Наташа. — Может быть… — Не может! — рявкнул Ростик. — Этому все не впрок. Скоро наестся и прибежит. Не умеет он по-человечески. — Зря ты так, — вздохнула Наташа. — Он хороший. — А ты святая! Чем тебе плох Евгеша? Уж по сравнению-то… — Перестань! Наташа, судя по звукам, зашла к старцу, а Ростик выругался и убрался в трапезную, так что Кирилл незамеченным ушел наверх. Вечером к нему постучался охранник. Кирилл его так и звал для себя «охранник», опуская имя. Охранник был невысокий, пожилой и упитанный, все время зевал и разгадывал кроссворды из книжечки. — Помочь можешь? — Могу, — отозвался Кирилл, недоумевая. — А что случилось? Одна из камер, та, что отслеживала заднюю дверь и кусок двора, показывала стену. — Это как? — Свернулась, — пояснил охранник. — Может, нога разболталась. Надо пойти подергать, а я… Он развел руками. Да, с его ростом не дотянешься, а стремянка в гараже, который Марат запирал, уходя спать. — Я бы Ростика попросил, но он у Господа. Кирилл оглядел картинку с остальных камер, запомнил на всякий случай, что просматривается и где, отметил предположительные слепые углы, и согласился. — Ладно. Дай накинуть что-нибудь. Там два шага от двери, и собак не выпускали с самого праздника. Подергает он эту камеру, трудно ему что ли. Охранник выделил какую-то спецовку, Кирилл вышел за дверь, сделал два шага вправо — и застыл, расслышав в полной тишине пугающий звук. Фонарь над дверью тоже не горел, в темноте Кирилл даже не разглядел, а почувствовал угрозу. Три темные тени пока еще не рычали, обозначая свое присутствие сдержанным рокотом, от которого Кирилл немедленно взмок и вспомнил все просмотренные фильмы ужасов. Собаки замолчали, припали к земле, напружинились — и тут в Кирилла влетело что-то теплое и костлявое, сбоку, откуда он не ждал нападения. От неожиданности он сжал это что-то руками, услышал сдавленное: «Стоять!» — и застыл. Собаки тоже замерли и снова зарычали. Кирилл разжал руки и прошептал: — Ты откуда здесь? — С неба упал, — так же тихо ответил Костик. — Не шевелись. Он быстро дышал, выставленные руки, ладонями развернутые к собакам, вздрагивали. Как разглядел это в темноте, Кирилл объяснить не мог, да и не до того было. — Замри. Кирилл послушно замер и почувствовал, как Костик вжимается в него всем телом, стукается макушкой о подбородок. — Ты чего?