А спросить Мино хотел вот что: сколько человек, по мнению профессора, сможет прокормить планета, не нарушив экологический баланс в долгосрочной перспективе? Шли недели и месяцы. Орландо отлично сдал несколько экзаменов. Как и Мино. Ховина Понс с блеском закончила первую часть своего фармацевтического образования. Ильдебранда училась полным ходом. А постоянные дискуссии различных политических группировок о возможности захвата университета в самое ближайшее время вспыхивали все чаще и становились все более детальными. Поздние вечера в «Улье» добавляли новые элементы в общую картинку дебатов. Особенно после того, как новый лидер CCPR заявил, что не против тактического объединения сил. Но Мино, Орландо, Ховине и Ильдебранде союзники были не нужны. – Ховина, – сказал однажды Мино. – Духовые трубки и стрелы – прекрасное оружие. Они беззвучные, их можно носить с собой открыто, ведь они похожи на обычные палки. У тебя есть доступ к лаборатории. Ты можешь прикрепить к стреле медицинскую иголку от шприца? И достать такой яд, который убивает моментально, не оставляя следов? Ховина поняла поставленную перед ней задачу. Через несколько дней она принесла десяток готовых стрел. На концах у них были иголки. А яд, который она раздобыла, назывался «асколсина», токсин, приводящий к почти моментальной смерти при малейшем прикосновении. Стоило окунуть иглу в кремообразный яд, и оставшегося на ней количества хватило бы, чтобы убить быка. Мино и Орландо тренировались стрелять из духовых трубок. И достигли больших успехов. С двадцати метров они попадали в мишень размером с апельсин. В руках у них внезапно оказалось крайне эффективное оружие. Первым в ночь отправился Мино. Он выбрал себе цель, время и место. Он не забыл корпорацию AQUA-ENTREPO CO. Ту, из-за которой оказалась затоплена заповедная часть джунглей. У этой компании были и другие проекты по систематическому истреблению саванны, лесов и гор. В дирекции компании сидели три североамериканца, но самым влиятельным человеком был Ломбардо Пелико, владевший тремя никелевыми шахтами и многочисленными сталелитейными заводами. Он был шурином министра транспорта. Мино прекрасно знал, куда именно он идет, когда вышел в ночь с духовой трубкой и шестью стрелами с нанесенной на них асколсиной. Времени у него было полно, он не торопился. Улицы, как обычно, кишели людьми, еще не было одиннадцати часов. Запах масла и сладкого лука из тысяч кафешек смешивался с тяжелой вонью выхлопных газов, от которых заболевали здоровые, а больные умирали быстрее. Мино был спокоен и расслаблен, уже очень давно он не ощущал ничего похожего. Он был мягким и добрым, на лице у него проступала беспричинная улыбка. Он вежливо кланялся дамам, уступал дорогу уличным торговцам, катившим свои тяжелые тележки по тротуарам. Возле одного из заведений, откуда доносился особенно приятный аромат, он остановился и изучил меню. Зашел в галерею и осмотрел картины. В этот вечер он любил этот распухший, одутловатый город. Мино подумал о Марии Эстрелле. Ей осталось сидеть два с половиной года. Она писала ему прекрасные письма, от которых не пахло тюрьмой, гнилью или сыростью, они источали ароматы лаванды и лимона. Он отвечал длинными мечтательными стихами об их совместном будущем у вечнозеленого моря под сенью дерева анноны. Через два с половиной года все закончится, наступит полный порядок. Проходя через парк, Мино закрыл глаза и снова оказался в джунглях. Он вспомнил все запахи, ощутил на языке вкус коры сотни разных видов деревьев. Когда-нибудь он купит мула и отправится вместе с Марией Эстреллой в джунгли. В царство Таркентарка. Она станет Тамбурином Джунглей. На шею она наденет украшение принцессы индейцев на цепочке, которую тщательно выберет Мино. Они охватят все джунгли и разгадают тысячи загадок. Он пришел в район города, где размещались самые дорогие и элитные заведения. В ресторане «Ночь в Париже» сидела дирекция AQUA-ENTREPO CO. Они заканчивали традиционный ужин, завершающий еженедельный совет правления. В этом ресторане у них был постоянный столик. За несколько месяцев Мино изучил движения каждого из членов правления, знал их привычки и ритуалы. Он тоже заказал столик в ресторане «Ночь в Париже». И выбрал его с умыслом. Мино радовался. Он так многому научился. Он чувствовал, что понимает этот мир, распоряжается им. И он наконец видел смысл в человеческом существовании. Нужно убивать. Цинично и расчетливо. Он понял, что в мире вряд ли начнутся новые крупные войны. Но пришло время другой войны – систематическому террору против обладающих властью разрушать, подчинять и загрязнять, против тех, кому никогда не понять значение движения муравьев, мягкого перешептывания листьев, суверенных чувств животных и необходимости всеобщей целостности. Мино узнал, что существуют взаимосвязи, плотно спаянные друг с другом за миллионы лет постепенного процесса эволюции звенья одной цепочки. И он узнал, что эти цепочки безжалостно разрушают в погоне за ценностями, не имеющими ни смысла, ни перспективы. Никакой жалости. Не может быть никакой жалости. У него был Орландо. У него были Ховина и Ильдебранда. Орландо со своим бешеным энтузиазмом и стремлением выполнить требования ягуара, огня и солнца. А требовали они бескомпромиссной борьбы, результатами которой станут не положение, не личная власть, а благодарность бессловесных созданий. Именно благодаря этому его имя запишут на небесах. Орландо, который мог любить двух женщин за одну ночь, да так, что ни одна из них не испытывала ревности. Ховина – бледная и серьезная, со своей безграничной ненавистью. Она наблюдала за бессмысленными спорами групп о тактике и стратегии. Цель была утопичной, а средства подавления властей – бесконечны. Ховина родом из высшего класса, ее детство прошло в шелках и ароматных тканях. И все это лишь усилило ее пробуждение к кристальному сознанию. Ховина, которая говорила, что хочет показать миру: терроризм – это нечто иное, чем бомбы в чемоданах улыбчивых арабов. А что он знал об Ильдебранде? Очень многое. Она тоже выросла из сени платана, из ни к чему не обязывающих чувственных оргий у домика Орландо. Ильдебранда Санчес, чье тело дрожало от плодовитости и жгучих страстей. Ее мать погибла на фабрике сардин во время взрыва котла с кипящим маслом. Отца она никогда не видела. Ильдебранда знала названия всех цветов в этой стране. И она целиком и полностью разделяла взгляды остальных трех участников группировки на мир и была готова отдать свою жизнь, чтобы спасти растения. Если бы у Таркентарка было две дочери, она могла бы быть одной из них. Мино знал, что ужины руководства компании часто затягиваются, один десерт следует за другим. Он приблизился к ресторану и почувствовал тепло духовой трубки под рубашкой между подмышкой и ремнем брюк. В институте энтомологии он завел много друзей. Много раз они выезжали на экскурсии, чтобы наблюдать, регистрировать и собирать насекомых. Мино даже нашел несколько новых для себя видов бабочек, а в двух случаях ему удалось обнаружить подвиды, не описанные ранее. Постепенно он стал активным лепидоптерологом, а фыркающий Зульк направлял и вдохновлял его. Зульк. Ему никогда не удавалось понять Зулька. Он знал о бабочках почти все, но никогда не участвовал в их ловле или обработке. Запах тимола и эфира убивает естественный запах бабочек, говорил он, и все качали головами. Клоун, вечный студент, и в то же время талисман энтомологов. Но однажды в его присутствии у Мино по спине пробежал холодок: в тот день Зульк посмотрел на него своими пронизывающими немигающими глазами и спросил, действительно ли Карлос Ибаньез – его настоящее имя. Мино был в приподнятом настроении. Он был свободен. Он мог рассматривать зоопарк Менгеле с правильной стороны клетки. Йозеф Менгеле. Орландо настоял, чтобы Мино прочел несколько книг об известном враче-нацисте. Он был шокирован и обескуражен, разозлен и ошеломлен. А потом он задумался: почему Менгеле сделал все то, что он сделал, почему он использовал свои знания таким зверским способом? Зверским! Именно это слово пришло ему в голову, резко негативная оценка человеком другого человека с отсылкой к миру животных. Зверство – то, как поступают лишь звери! Неоправданная жестокость. Это слово Мино не принимал. Если Йозеф Менгеле и был зверем, то уникальным зверем. Возможно, Менгеле как раз понимал реальное положение человека в природе, возможно, он осознавал, что проводить эксперименты на людях абсолютно так же этично, как и на обезьянах или крысах. Но для Йозефа Менгеле не все люди были одинаковыми. Для него и для нацистской идеологии евреи имели меньшую ценность. Они приравнивали их к животным и обращались с ними соответственно. Не были ли нацизм и расизм лишь прикрытием для того, чтобы иметь возможность проводить научные эксперименты на людях, а не на крысах? Мино знал, что никогда не сможет разгадать загадку Йозефа Менгеле. Но мир был именно таким, каким он его себе представлял. Мино подошел к ресторану. Стряхнул с рубашки серую пыль, налетевшую за время его путешествия через полгорода. Почти двенадцать. Как раз вовремя. Его посадили за заказанный столик. Он находился в самом углу, но отсюда было прекрасно видно большой круглый стол почти в центре заведения, за которым сидели, приятно беседуя, шесть хорошо одетых мужчин. Сеньор Ломбардо Пелико сидел к Мино спиной; Мино видел его блестящую от пота шею. Три гринго сидели напротив Пелико, на столе стояло много дорогих бутылок алкоголя, как понял Мино, они уже перепробовали почти половину десертов. Мино достал духовую трубку и выложил ее на стол. Длиной она была примерно с полметра и привлекала не больше внимания, чем дирижерская палочка или учительская указка. Мино заказал рыбу и безалкогольное белое вино. Ввиду позднего времени гостей в заведении оставалось немного. Он поел, наслаждаясь каждым куском и каждым глотком. Заметив, что дело приближается к последнему десерту и завершению ужина, он заплатил и встал из-за стола. Туалет находился прямо у входной двери. Никем не замеченный, он прошел туда. Уселся на стульчак и приготовился ждать. Через пять минут пришел Ломбардо Пелико с двумя гринго. Они выстроились рядком у писсуаров. Мино вдохнул и выстрелил. Пелико упал через секунду после того, как стрела вонзилась ему в лодыжку прямо у края штанины. Мино еще раз выдохнул, и один из гринго упал на пол. Третий хотел закричать, но стрела, попавшая в щеку, не дала ему этого сделать. Мино собрал стрелы. Затем он достал из кармана куртки листок бумаги и положил на грудь Ломбардо Пелико. Это было изображение прекрасной бабочки Morpho peleides. Глава 7. Взлет синей морфо Мино стоял у могилы индейского вождя. Памятник был маленьким. Металлическая табличка на гранитном валуне. На ней значилось, что здесь покоится великий индеец племени пии по имени Безумный Волк. Вождь, чьи поэтические размышления о бытии потрясли весь континент. Всю взрослую жизнь его продержали в сумасшедшем доме, потому что он говорил о кислотном дожде, от которого кожа лопнет, как кора на эвкалипте. Он знал мифы индейцев племени пуэбло и рассказывал их так энергично и так убедительно, что у этнологов и археологов холодели ноги и они забывали о своих теориях и своем высокомерии. Безумному Волку не было еще тридцати лет, когда он умер в сумасшедшем доме от передозировки введенного ему лекарства. Прямо у могилы под жгучим солнцем пустыни две беззубые сморщенные женщины установили свою палатку. Жена и сестра Безумного Волка. Они продавали всяческие самодельные побрякушки индейцев племени пии и книги, написанные Безумным Волком. На могилу часто приходили те, кто прочел и понял то, что он написал. Солнце пустыни иссушало их мысли до твердости и прозрачности стекла. Мино листал тонкую потрепанную книгу, которую часто носил под рубашкой. Сотню раз он прочел ее от корки до корки. Едва слышно он зачитал легенду об индейском вожде Тетратеке и прекрасной бабочке Нини-на, которая помогла несчастному вождю и его народу выкормить Принцессу Весенний Ветер, самое красивое и самое умное создание в Царстве Зеленых Долин. Затем он погладил камень и убрал книгу обратно под рубашку. Мино приехал в страну гринго, в США. Прилетел в Сан-Франциско. Первым делом он разыскал могилу Безумного Волка, она находилась далеко за городом в пустыне. Он хотел набраться силы и мужества для того, чтобы осмотреть эту ненавидимую им страну и людей, вытягивающих все соки из бедняков, разрушающих и уничтожающих все вокруг ради нефти и резины для своих автомобилей, допускающих смерти тысяч голодных детей ради чуть более нежного мяса в своем рагу. Мино нашел книги Безумного Волка в университетской библиотеке. С большим интересом он прочитал легенду о Тетратеке и бабочке Нини-на. Засыпая по ночам, он все еще слышал голос отца, Себастьяна Португезы, рассказывающий сказки ему и другим детям. Голос отца постоянно звучал в отсутствующем ухе. Мино Ахиллес Португеза находился в США. Здесь его звали не Карлос Ибаньез. Тут он был Фернандо Икем из испанской Севильи. У него был паспорт гражданина Испании с визой в США. Когда он проходил паспортный контроль, никто даже глазом не моргнул. В его небольшом чемодане лежали одежда, туалетные принадлежности, а также две духовые трубки и десяток стрел с наконечниками из иголок. Среди разных мелочей лежала бутылочка с асколсиной. С собой у него также были три дополнительных паспорта. Все с его фотографией, но разными именами и национальностями. Паспорта лежали в маленьком кожаном мешочке под одеждой. В случае обыска он легко мог перемещать этот мешок по всему телу и даже подкидывать его в воздух, а обыскивающие ничего бы не заметили. Он изучал историю США. Знал ее, как кончики своих пальцев, все важнейшие даты, каждого президента, даже имена ста четырнадцати астронавтов, которых отправили в космос американцы. Он знал, кто богат, кто владеет газетами и банками, управляет обороной и секретными службами, знал, где сидит «Мировой банк» и кто им руководит. Он знал структуру по меньшей мере двадцати крупнейших промышленных концернов. Он хорошо подготовился к поездке. И США были лишь первой остановкой. Он собирался ехать дальше. Прежде всего его интересовали обычные люди, те, благодаря кому было возможно существование этой системы; те, кто требовал, чтобы система работала так, а не иначе. Он смотрел на людей с глубоким отвращением. В Сан-Франциско люди были толстыми и некрасивыми, они постоянно потели и жевали, жевали, жевали свою жвачку. Они жевали. На заправках, между шинами и канистрами с бензином, разводными ключами и домкратами они жевали, утирая пот, периодически отхлебывая кока-колу и откусывая гамбургеры. Он сразу же заметил, что большинство жителей этого города, ни капли не смущаясь, громко пукали прямо посреди улицы. В богатых районах города было чисто. А бедные были засыпаны мусором. Но бедные тоже были толстыми, и они тоже постоянно жевали. Здесь были люди всех цветов кожи, и все же очень похожие друг на друга. Но на улицах никто не плевал. В то же время они позволяли своим откормленным собакам справлять нужду в парках – под деревьями и в кустах. В парках в основном обитали отбросы человеческого общества, те, кто бежал от окружающей бессмысленности, у кого не было сил разделять восхищение этой неудавшейся страной с двенадцатьюполосными шоссе, небоскребами из сияющей стали и сверкающего стекла и бесконечными земледельческими угодьями, где они выращивали арахис, от которого у них пересыхало горло, и они были вынуждены пить кока-колу. Мино смотрел на них и понимал их. В парке Бэнби, где все еще торчали руины, оставшиеся после большого землетрясения, он повстречал негра Понтия Пилата Эйзенхауэра, названного в честь сразу двух великих исторических личностей. Негр ухватился за Мино, когда тот проходил мимо лавки, на которой он сидел. Мино остановился и посмотрел в серо-черное, испещренное шрамами лицо, белки глаз были кроваво-красными и опасно выдавались из глазниц. Зрачки были размером с яйцо дрозда. – A dime for dinner[33], – прозвучал хриплый голос. Мино дал ему десятидолларовую купюру и совершенно непреднамеренно завоевал доверие человеческого отребья. Мино услышал обо всех человеческих напастях: о морфине, героине, долофине, пальфиуме, эукодале, диосане, опиуме и демероле. Мино услышал о том, как люди курят наркотики, едят наркотики, нюхают наркотики, вкалывают их в вену, кожу, мышцы и глаза или вводят просто-таки в прямую кишку. Понтий Пилат Эйзенхауэр был далеко не мальчиком, он был настоящим наркоманом, его не волновали киф, марихуана, гашиш, мескалин, баннистерия, ЛСД или «святые грибочки». – I say, man[34], я давно покончил с этим непердящим культом пейота. Я не куплюсь на истории о мексиканских священных грибочках, благодаря которым можно встретиться с Богом, man. Я каждый день с Богом вижусь, потому что во мне горит голубой огонь, я вечно под кайфом. Я ракета, с каждым днем набирающая обороты. Так что можешь оставить себе свою зеленуху, man. Мино кивал и понимал. Он тщательно изучил человеческие отбросы, обитавшие в парке. Какое-то время он раздумывал, не всадить ли ядовитые стрелы в этих несчастных, чтобы они воспарили в небеса по-настоящему. Но он приехал в эту страну не для того, чтобы помогать отверженным. Он бродил по широким красивым улицам и видел, как шпана цепями и дубинками в открытую избивала гомосексуалистов, и никто не вмешивался. Он видел белозубых сутенеров с южным загаром в костюмах цвета акульей кожи и рубашках Brooks Brothers с пуговкой на воротничке, они колотили проституток, пытавшихся скрыться от них в подъездах. Видел тысячи тысяч модно подстриженных папенькиных сыночков в лифтах и банках, входящих и выходящих из кабинетов, с газетой «The News» под мышкой и знаком доллара в зрачках. Он видел делегацию политиков, встретившуюся с демонстрантами, выкрикивавшими лозунги: «A thousand dollar dinner for a born-again sinner!»[35]. Некоторые из демонстрантов носили суперкороткую стрижку, красного цвета волосы, военные сапоги, черные кожаные куртки со стальными шипами и были похожи на изображения верховных священников племени киш-майя. Сан-Франциско. Город меньшинств. Либеральный город. Город, по которому чума прошлась с особой жестокостью, как и предрекал суперморалист, проповедник и сторонник Ку-Клукс-Клана Кермит Физервей. Скоро случится землетрясение. Очень сильное. Мино улыбнулся, насчитав гамбургерную номер три тысячи четыреста девяносто один. США вовсе не были молодой страной, Мино это знал. Эта страна намного старше, чем можно предположить. Нового в ней только ненависть и зло. Совершенно очевидно, нужно лишь захотеть увидеть: мертвые броненосцы на шоссе, грифы над мусорными кучами и болотами, пожухшие кипарисы на окраине ядовитых полей. Мино купил автобусный билет линии «Грейхаунд», чтобы пересечь континент от побережья до побережья. Он проезжал по бесконечным районам игровых автоматов, мертвым и бесплодным. Прибыл в Новый Орлеан, город – неудавшийся музей, где каждый дом, казалось, был выставлен на продажу. Изрезанное красно-синее небо накрывало город тяжелыми слоями золы так, что ее следы оставались даже на тротуарах. Мино почувствовал сочившийся из ресторанов сладковатый жирный креольский запах жареных свиных ребрышек, обмазанных кетчупом и чили. Повсюду сновали толстые люди, они рыгали и зевали, дышали и пукали, слизывали и вытирали жир со своих лиц. Между городами Мино видел горы мусора и поля кукурузы. Первые кишели аллигаторами, крысами, грифами и сине-черными мухами, вьющимися огромными роями, а на вторых едва ли можно было встретить хотя бы одного вредителя. Поля кукурузы в США были стерильными, здесь не водилось ничего, кроме гибридной кукурузы. Он проехал через штат Арканзас, где ненавидели негров, и видел шерифа с таким пузом, что даже сам Таркентарк по сравнению с ним мог считать себя худышкой. Сотни городов, каждый следующий еще скучнее и безутешнее предыдущего. Он приехал в Чикаго, город, от которого разило духом усохших гангстеров, где повсюду попадались намеки на оставшуюся иерархию перебивших друг друга южноевропейцев, где в Северном Чикаго, Халстеде, парке Линкольна и под железнодорожными мостами гуляли, сидели, лежали и стояли призраки. Шесть недель спустя он добрался до Нью-Йорка. Он поселился в самом близком к зданию ООН отеле. Три дня Мино рассматривал это страшное здание-монстр, которое напоминало поставленный вертикально кусок гранита. Три дня он изучал это архитектурное сооружение с подоконника гостиничного номера, отдыхая после длительного путешествия по стране победившего гамбургера. Потом он достал духовые трубки и приготовил стрелы. В последовавшие за успешно осуществленной Мино ликвидацией директора AQUA-ENTREPO CO. Ломбардо Пелико и двух американцев дни группировка «Марипоса» получила боевое крещение. Пока газеты обсуждали необъяснимые смерти, более похожие на сердечный приступ, чем на настоящие убийства с помощью смертельного яда, который прозекторы все-таки смогли отыскать, Орландо, Ховина и Ильдебранда начали действовать. Орландо – с духовой трубкой, Ховина – с коробкой отравленных конфет, а Ильдебранда совершила свой подвиг, задушив тонким шелковым шнурком министра сельского хозяйства, которого она, прикинувшись шлюхой, заманила в обшарпанный отель, предусмотрительно выбранный ею. Министр умер в весьма приподнятом состоянии. Возле каждого трупа полиция обнаружила листок с прекрасной фотографией металлически-синей бабочки, морфо. Газеты захлестнула оргия предположений, но вскоре им поступило письмо, где было сказано, что каждого, кто отвечает за умышленное нанесение непоправимого ущерба природе, напрямую или косвенно, за исчезновение растений, насекомых и животных, каждого, кто участвует в проектах, национальных или международных, приводящих к нарушению экологического баланса, каждого, кто загрязняет природу, любым способом отравляет ее, ждет смерть, причем отнюдь не тривиальная. Поднялся невероятный шум. Университет кипел и бурлил, группы студентов обсуждали безрадостную судьбу, которая ждала власть имущих. CCPR и другие левые группировки назвали эти акции гражданским террором, не поддерживаемым народными массами и марксистской идеологией. Подобные трусливые высказывания потонули в настоящей, воодушевленной поддержке тысяч студентов, в открытую аплодировавших убийствам людей, которых они без малейших сомнений обвиняли в преступлениях против растений, животных и людей. CCPR пришлось отказаться от своих позиций, когда они поняли, что на самом деле эти акции обрели колоссальную поддержку среди народных масс и вызывали всеобщую радость. Всю страну трясло. Ведь террористы использовали не пули и бомбы, а знания, хитрость и оружие, не привлекавшее внимания. А целями этих акций были не деньги и не положение в обществе, не революция или экономический хаос, а бескомпромиссная борьба против тех, кто стоял за уничтожением дождевых лесов. Это было что-то новое, что-то крайне опасное. Разумеется, никаких видимых изменений не произошло. Все продолжалось как и раньше, по крайней мере, на поверхности. Но в высоких кругах прозвучали очень непривычные заявления, а в кулуарах шептались о таких вещах, о которых раньше и не заикались. Мино, Орландо, Ховина и Ильдебранда активно участвовали в дискуссиях вместе с другими студентами. Они держались в стороне от акций, но никогда не находили для этого достаточных аргументов. Дома у себя они веселились, попивая ликер и отмечая свои подвиги. Но пока ничего не началось. Полиция, национальная гвардия и военные – все были подняты по тревоге на охоту за террористами. Но легче было бы охотиться на зомби. Никаких особых примет у них не было, не было ни одного заслуживающего доверия источника, видевшего убийц. Единственное, чем они могли помочь, – обеспечить охрану все возрастающему числу тех, кто считал себя возможной следующей целью бандитов. В стане действующих властей возник хаос, а нелегальные левые партии получили райские условия для того, чтобы наконец поработать без риска преследований. Но постепенно все снова вошло в норму. И когда стрела Ховины поразила директора водопровода, газеты всего лишь написали, что он, видимо, вполне заслужил подобную смерть. Террор был направлен на тех, кто его заслуживал. И случилось невероятное: настроения в определенных ответственных кругах изменились. Из-за голубой бабочки морфо – метки убийц – террористов постепенно начали называть группировкой «Марипоса». Мино был очень доволен. Поговаривали, что группировка «Марипоса» состоит, по меньшей мере, из сотни хорошо обученных организованных террористов. Так Мино, Орландо, Ховина и Ильдебранда при желании могли бы медленно, но верно уничтожить всю влиятельную элиту страны и таким образом освободить место для более ответственных людей на этих позициях. Но судьбы мира вершились не в этой богом забытой латиноамериканской стране. Безусловно, она занимала важную позицию благодаря своим природным богатствам, но судьбоносные решения принимались в другом месте и в других учреждениях.