Часть 42 из 48 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Ильдебранда зажмурилась, и красные пятна перед глазами заполонили всю карту. Кровь. В этой луже крови нет места никому. И все же она начертила линию вдоль реки. Мимо дамбы, вглубь материка, к высоким холмам, минуя еще одну дамбу, вверх по маленькой речке почти к самым горам.
В этом месте она нарисовала круг.
И она знала: дамбы еще не построены, дороги не проложены. В самых дальних джунглях живут индейцы, живут надеждой.
Арганте заселился в маленький пансион третьего класса в бедном районе города под названием Кадыкёй. Дафлидис и Морфо сняли свадебный номер на верхнем этаже отеля «Хилтон». В номере их ждал большой букет красных роз с пожеланием приятного времяпрепровождения в Стамбуле. Из окна открывался прекрасный вид на Босфор и сверкающий на солнце дворец Далмабахче.
В первый день они осмотрели мечеть Сулеймание. Орландо держался поодаль, а Ховина и Мино поговорили с двумя старейшими охранниками мечети, которые следили за тем, чтобы все, желающие войти в мечеть, сняли свою обувь и надели кожаные тапочки, лежавшие при входе.
Охранники кивали, слушая то, что говорил Мино. Скоро все было улажено, и никто не заставил бы охранников забыть об уговоре в тот день. Особенно учитывая то, что Ховина засунула им в карманы толстую пачку денег.
Затем Орландо отправился в обувной магазин за базаром, где продавали именно такие тапочки.
Шестьдесят три пары тапочек для мечети.
Они лежали горкой в неуютном номере Орландо, источая запах свежей кожи. Сто двадцать шесть штук. Нельзя было довериться случаю, поэтому они обработали каждый тапочек из пары.
Идея пришла к ним так: однажды на пляже Олюдениз Ильдебранда наступила на стеклянный осколок, торчавший из воды. Именно в этот день над морем поднимался пар, а воздух был словно заряжен фантазией. И эта фантазия получила свое воплощение.
Ховина в результате весьма замысловатой переписки наконец раздобыла кусок программы группы «Kasamura» во время пребывания в Стамбуле. В программе значилось посещение собора Святой Софии, музея Топкапы и мечети Сулеймание.
Посещение мечети Сулеймание было назначено на конкретную дату и конкретное время. Знаменитая японская обстоятельность и пунктуальность.
Ильдебранда поделилась своими знаниями о правилах поведения при посещении мечети в исламских государствах: нужно снять с себя ботинки и надеть угодную аллаху обувь.
То есть, чтобы зайти в мечеть, японцам придется переобуться. И именно в этот момент группа «Kasamura» и будет атакована. В тот момент, когда они наденут тапочки, они станут жертвами группировки «Марипоса».
Перед Мино лежала небольшая горка крохотных стеклянных осколков. Он поднимал пинцетом самые маленькие и самые острые из них и протягивал Орландо. Орландо очень аккуратно клал их в тапочки примерно в то место, куда упираются подушечки пальцев. Он использовал суперклей. Затем тапочек передавали Ховине, маленькой кисточкой она наносила на осколки яд асколсину. Яд был рассчитан так, чтобы подействовать не сразу, а примерно через полчаса.
Японцы не носили толстые носки. Ховина могла в этом поклясться. Так что, если в группе нет каратистов с каменными подошвами, они непременно сдохнут, как обработанные ртутью тараканы.
Как и было оговорено, Ховина и Мино прибыли в мечеть Сулеймание на следующий день и привезли с собой шестьдесят три пары тапочек.
Один из охранников, Мехмет, кивнул. Именно тапочки олицетворяли святость этого места.
Их положили в специальную корзину и велели ни в коем случае не использовать до прихода нужных людей. Ведь это будет воспринято как оскорбление императора Японии. Ни Мехмет, ни другой охранник ни в коем случае не хотели осквернять ничего святого – ни Аллаха, ни Императора.
К тому же тапочки были подарком мечети, после японцев их можно было использовать и дальше.
Все было запланировано и подготовлено еще за три дня до прибытия в город японской делегации. Морфо, Арганте и Дафлидис написали свое послание на нейтральной бумаге, сделали необходимое количество копий и нарисовали в качестве подписи синюю бабочку. Послание, содержавшее полный список преступлений концерна «Nippon Kasamura», необходимо было отправить во все основные средства массовой информации, включая офисы крупных новостных агентств в Стамбуле.
Среди преступлений значились:
Опустошение более 6000 квадратных километров дождевого леса на островах Борнео, Ява и Новая Гвинея;
Изгнание и геноцид коренного населения этих районов, более 14 000 человек;
Истребление более 200 видов животных, обитавших только в этих районах;
Уничтожение более 1500 видов растений;
Покупка заповедных зон дождевого леса в Эквадоре, Колумбии и Бразилии;
Договоренность с властями в этих странах об изгнании и уничтожении, по меньшей мере, семи индейских племен;
Договоренность с мафией своей страны о закупке и продаже тяжелых наркотиков, предназначенных для отправки в Европу и Азию;
Торговля людьми для обеспечения ночных клубов Токио молодыми девушками из тех районов планеты, где у группы «Kasamura» есть деловые интересы.
И это еще далеко не все. Если бы «Nippon Kasamura» и ее Священный Союз между Императором и мафией продолжил существовать еще хотя бы пять лет, список увеличился бы в десять раз. Этот альянс стал возможен, потому что Япония нуждалась в огромном количестве бумаги и леса. Дерево и бумага играли важную роль и в религиозной жизни японцев.
Мино закашлялся. Дым и выхлопные газы от двух миллионов машин, стоявших в пробках на серых печальных улицах, забивали легкие.
Стамбул – обреченный город. Его поглотили машины, бедняки и западные идеалы. Мечты Ататюрка сделать Турцию великой державой по европейской модели уничтожили то, что раньше было сияющими воротами между Востоком и Западом.
Мино закрыл глаза и вспомнил все книги, которые он читал об этом городе. Сверкающие купола и шпили, ароматные базары специй, чарующие звуки флейт и тамбуринов.
Вокруг была одна лишь грязь и сажа. Неприятная желтая пелена затягивала небо, не пропуская солнечные лучи. А призывные молитвы имамов с тысячи минаретов тонули в уличном гуле.
Мино изучал лица людей: серые и измученные, безнадежные и униженные. Пустые взгляды, сжатые, словно в немом протесте, рты. Черные волны грязного Мраморного моря ударялись в Галатский мост, под которым самые нищие из нищих собирались над бочками с рыбьими потрохами с рынка.
Мино взглянул на холм Топкапы. Блистательный дворец султана сиял необъятным богатством. За пуленепробиваемыми витринами туристы любовались золотом и драгоценностями, тысячелетними коврами и изящными предметами искусства. Может быть, много лет назад подобное великолепие находилось в балансе с бедностью, царившей снаружи замка. Но не сейчас. Сгустившуюся над Стамбулом и всей страной тьму не разогнать блеском всего золота мира.
Мино поднялся по улице Истикляль. Он должен был встретиться с Ховиной и Орландо в небольшом ресторанчике в микрорайоне Таксим, неподалеку от отеля «Хилтон».
Ховина провела весь день, улаживая некоторые экономические вопросы, связанные с их будущим. Она знала банковскую и финансовую систему вдоль и поперек и умела за минуту перевести деньги через границы разных стран. Именно поэтому у каждого из них в любое время имелся счет в банке с огромной суммой денег на то имя, которое он в тот момент использовал. Теперь бо́льшую часть средств необходимо было перевести в банки Южной Америки.
Орландо бродил по базарам в поисках ценного подарка для мадонны из Андорры, Мерседес Паленкес, которая должна была приехать через пару дней. Когда с акциями будет покончено.
Мино изучал город и его жителей. Его уже ничто не удивляло. Все было ровно так, как и должно было быть. Все вокруг лишь подтверждало его давние подозрения. Но в некоторых местах бедность и упадок превзошли его ожидания. Например, в этом городе. Стамбул выглядел словно сошедший с ума светофор; мигающий светофор, на котором горели сразу все три цвета. Но не красный, зеленый и желтый, а серый, желтый и коричневый.
Зуб Пророка. Волос Пророка. Отпечаток обуви Пророка. Патетические реликвии патетической веры. Столетиями османы, мухаммедяне, мурады, байесиды, ибрахимы и сулейманы резали друг друга, убивали своих предшественников, своих соперников, братьев, родителей и потомков в бесконечной непрерывной войне. Но все это было абсолютно бессмысленно. Ни одной новой мысли, дарующей надежду, в Турции не появилось. Лишь стыд серой пеленой накрыл этот город: убиваю, значит, я существую.
В последние годы Мино прочитал тысячу книг. И все время он думал: знание существовало всегда. Нет ничего неизвестного. Еще в шестилетнем возрасте, разгадывая тайны бабочек под раскидистыми кронами деревьев в джунглях, он понял все.
Страшна не близость смерти. А отсутствие жизни.
Когда Мино открыл дверь ресторана, в нос ему ударил запах сладкого табака и лимонной воды. Орландо и Ховины еще не было, так что он сел за столик в дальнем углу. И заказал чашку чая.
Совсем скоро ему исполнится двадцать один год. Но ему казалось, что он всю жизнь был взрослым. На его лице не было ни единой морщинки; кожа осталась по-детски мягкой. И пальцы такие же чувствительные, как и во времена Изидоро, Папы Маджико. Скоро его рукам придется обрабатывать землю джунглей.
Скоро его ждут большие перемены.
Мир сможет стать иным. Мучения, которые за последние десятилетия пришлось пережить планете, забудутся, раны зарубцуются, ведь даже шрамы у него в паху постепенно стали мягче и почти исчезли. Он сможет иметь детей. Наличие всего одного уха нисколько ему не мешает. Важно, что была воля, не только у него самого, а у всего мироздания, именно благодаря воле все погубленное сможет восстановиться. Возможно, он – лишь инструмент этой воли. Как знаменитый Ариго из Конгоньяса – инструмент необъяснимой силы, исцелявшей бедных и больных.
Мино знал, что и сам он лишь частица чего-то большого, необъятного. Альпамамы. Духов джунглей, охраняющих все живое.
И все же от некоторых мыслей ему становилось невыносимо грустно: он знал, что никакими своими акциями они не смогут возродить сотни индейских племен, уничтоженных и истребленных навсегда, с их культурой, языком и мудростью, которые уже никогда не восстановить. Как и сотни тысяч животных и растений, как запахи, которые уже никто никогда не почувствует, звуки, которые никто никогда не услышит.
Если только все это не хранится где-то в секретном месте.
Мино маленькими глотками пил чай.
Есть определенная граница. Предел того, сколько сможет существовать этот город, эта жуткая отравленная выхлопными газами машина. Десять лет? Двадцать? Максимум тридцать – и улицы заполнят тощие усохшие трупы. И миллионы кашляющих людей наконец замолчат. И планета проведет свою границу.
Рядом с Землей есть планета Венера. Кипящий и бурлящий котел серы и вулканов. А по другую сторону находится Марс. Бесплодная, стерильная и безжалостная каменная пустыня. Между ними – Земля, все еще зеленая, все еще голубая, все еще живая. Никто во Вселенной не испытает никакой жалости от того, что эта планета присоединится к бесконечному ряду мертвых планет, болтающихся в космосе.
Но Земля обладает волей. Если только ее не уничтожат собственные бактерии. Жадные слепые бактерии, без конца плодящиеся в бесчувственном опьянении от собственного превосходства.
На два миллиарда больше, чем нужно.
Любая война, затрагивающая людей, но не природу, будет большой удачей. Ни один крик боли, который издает человеческий рот, не заглушит тех страданий, которые пришлось перенести морям, джунглям и горам. Земля существует не ради человека; это человек создан, чтобы служить Земле.
Размышления Мино прервал Орландо, ураганом ворвавшийся в ресторан. Он швырнул на стол перед Мино стопку газет: английских, немецких и американских.
– Все круто, – возбужденно кивал он. – Оно расползается, расползается! Этих свиней прореживают. Мы запустили великое безумие!
Орландо сел и заказал большой стакан ракы и кувшин воды.
– Como? – Мино кивнул на стопку газет.
– Si, Si. Evet, evet, так говорят турки. В Новой Зеландии – восстания и хаос. Там появились двенадцать бабочек, действующих исподтишка. Они атакуют промышленных гигантов Южной Азии, используя причудливую смесь динамита, газа и яда. Даже в раю гринго действует жуткая банда под названием «Медведицы». А помнишь ту хилую скандинавскую бабочку-капустницу, кажется, ее звали Напи? Он ударил еще раз: в этот раз он не просто лишил ног мэра города, он сбросил в море вертолет с целой правительственной делегацией, направлявшейся на открытие какой-то нефтяной платформы в Северном Ледовитом океане. Неплохо, а?
Мино зажмурился.
– Их схватят, – проговорил он.
– Схватят? О, седые волосы Святого Милосердного Умберто! Может, кого-то и схватят, ну и что, вместо одного пойманного появятся десять новых. И все будет продолжаться и дальше.
– Нет, – твердо сказал Мино. – Мы совершили ошибку, призвав других следовать нашему примеру. Ту же самую ошибку совершали и примитивные террористы до нас. Наша и только наша безошибочная невидимость принесет результаты. Нужно немедленно отправить послание и призвать прекратить подобные действия. Ты понимаешь?
Орландо покачал головой.
Когда пришла Ховина, ей тоже рассказали о проблеме. Несколько часов все трое провели в спорах. Сначала Ховина и Орландо возражали, но потом Мино удалось их убедить.
– Ты такой странный, – сказала под конец Ховина. – Небольшую безобидную мировую войну без использования атомного оружия ты приветствуешь. А вот то, что наши последователи разделываются с власть имущими, это тебе не нравится. И все же, я думаю, что в твоих словах есть смысл.
– Синий морфо, – тихо сказал Мино, – стал символом. Он смертельно опасен для всех, кто приближается к дождевым лесам с неблагородными целями. Он неуязвим. И будет следить за всеми на веки вечные.