С подобного поцелуя, когда слабость ощущалась в коленях, а остальное тело натягивалось, подобно струне, и звенело в тон ей, начиналась другая ночь. Та единственная в моей жизни, которая стоила ее всей. Незабываемая, невозможная. Темная и сладкая, наполненная жаждой взаимных прикосновений. И я до сих пор помнила каждый их оттенок. Вспоминала снова и снова, мучила себя до тревожных желаний все повторить. Поскольку оказалось мало, потому что не распробовала. Напрасно корила себя, напрасно пыталась задавить на корню непозволительное притяжение. Та ночь наполнила меня до краев и потрясла до глубины души. Вот и теперь в касании губ крылось нечто магическое. Их движение рождало чувственную тональность, эхом прокатываясь до кончиков пальцев. Поцелуи, от которых загораешься. Невероятный мужчина, по чьей вине начинаешь задыхаться. Мой старый сон. Действительность погрузилась в непроглядный туман, укрывший от врагов. Легенда о страсти. Сказочная любовь на все времена, которой для счастья достаточно украденных у вечности секунд. Ненастоящая, потому что в реальности ее выдирали из меня вместе с сердцем. Но все та же реальность, собранная тщательно по кусочкам и осколкам, полетела теперь в огненную бездну. Настоящий огонь от его губ, так уверенно опустившихся к подбородку, а следом – к шее. Страсть в чистейшем виде, желание, которым наслаждалась, подчиняясь. Как же долго пришлось ждать, чтобы хоть раз в жизни испытать нечто подобное. Его губы раскрыли мои, углубляя поцелуй, рождая дрожь в теле. Рука скользнула по его плечу, пальцы дрогнули, коснувшись кончиков темных волос. Сжались, сгребая их в горсть, натянули, наверняка причиняя хозяину боль, но Эйден ответил столь же резким жестом, переместив ладонь мне за спину и рывком прижав к себе. Теперь я задыхалась от поцелуя, столь отдаленно напоминающего благодарность за сделанный выбор, что гораздо больше он походил на наказание для нас двоих, потому что слишком долго мучила его. Та же страсть, чьего яда однажды глотнули. Ткань платья сползла с обнажившегося плеча, которого тут же коснулись горячие губы. Я опять вздрогнула, когда он провел языком и прикусил кожу, чуточку больно и волнующе. Когда запрокинул мне голову, опускаясь ниже к груди, обхватив пальцами шею, испытала столько же страха от его прикосновений, сколько и удовольствия. Вероятно, этот страх прочно поселился в душе после того, что испытала на краю источника. Страх и страсть спровоцировали судорожный жест, когда вцепилась в его плечи, то ли желая оттолкнуть, то ли обнять, а он ухватил за запястья и толкнул на кровать, прижал к ней, опрокинув меня на спину. Тихо застонала, пока широкая ладонь, шершавая от рукоятей клинков, которые он мастерски бросал, спускалась от груди по животу. Его губы углубили стоны, а платье он отшвырнул на пол, обхватив меня одной рукой вокруг талии, а другой провел по бедру. Повиновалась этому жесту почти неосознанно, открывшись только на мгновение, но подпустив его к себе столь близко, что дальше превратила любые фразы и протесты в совершенно бессмысленные. Его первое движение во мне, и наш синхронный выдох, и пальцы, впившиеся в кожу, и губы, требовательно накрывшие рот. Я вогнала ногти в его спину, процарапывая красные борозды. Он покрывал поцелуями лицо, не прекращая резких сильных движений, вырывавших сдавленные крики. Эйден. Каким жестким ты стал. Теперь в прозрачных глазах полыхал огонь. Чистый светлый взгляд навсегда затерялся в веках, как и мужчина, которого полюбила. Но и саму перемололо безжалостно, изменило до неузнаваемости, раз стонала под ним сейчас, вздрагивала от глубоких толчков, но прогибалась навстречу, полнее вбирая его в себя. И эта обжигающая лава эмоций, накатившая в конце, она тоже оказалась желанной, но непреднамеренной, такой, которую я должна была оттолкнуть, но не оттолкнула, а также вобрала в себя, расплавляясь от удовольствия и неги. Он хрипло застонал, вздрагивая, и прижал меня к кровати, выдыхая и крепко сжимая на талии ладони. Я запрокинула голову, рассредоточенным взглядом созерцая потолок и пытаясь прийти в себя. Стихии! Как же хорошо мне сейчас было, как неправильно хорошо. Ладони Эйдена обняли лицо, пальцы ласково погладили скулы. Я взглянула в его глаза. Он наклонился. Снова оказалось мало? Мне? Ему? Недостаточно, чтобы распробовать. Мрак ночи укрывал наши тела, пока не сменился робкими лучами рассвета. Глава 35 Я устало потянулась. Кажется, на миг прикрыла глаза, но по ту сторону окна успело взойти солнце. Наполненность в душе, в теле, которую больше не желала заменять пустотой, сполна изведанной наутро в том храме. Присутствие Эйдена рядом после пробуждения было ослепительно-ярким. Запахи, звуки дыхания, смятые простыни и подушки. Я привстала, глядя на его лицо. И прежде очень нравилось изучать его, пока Эйден спал. По обнаженной груди и плечам вились шрамы, складываясь в причудливые рисунки. Мне раньше было больно смотреть на них, пока за одну ночь не перецеловала все. К ним добавился еще один, на ладони. Эйден сказал, на память от источника. Луч света упал на гладкую поверхность за плечом мужчины и слегка погладил блеснувшие края медальонов, выложенных в ряд на окне по ту сторону кровати. Накопители. Стараясь не потревожить сна темнейшего, я поднялась и аккуратно обошла кровать, чтобы остановиться возле амулетов. Разные по форме, мощности, количеству свойств, но одинаковые по сути. Все для переноса. Зачем они портальщику? Незачем. Эйден оставил их прежде, чем сам открыл переход и перешел грань миров. Красивые. Некоторые с камнями в центре. Все для меня. Я провела пальцами по гладким поверхностям, считая, сколько их. Заряжены полностью. Свобода или прощание? – Не можешь выбрать? – оглянулась, Эйден наблюдал за мной. – Предложение щедрое, непросто выбрать. Эти с камнями для чего? – Стирают магический след. – И не найдешь? – взглянула искоса. – Нож с каплей крови до сих пор у меня, значит, всегда можно создать поисковую нить. – Ах, вот как это делается! Значит, амулеты здесь для разнообразия. Зачем так много? – Чтобы возвращалась. Я склонила голову, продолжая наблюдать за ним вполоборота. Значит, свобода. – Они не нужны, чтобы уйти. – Он лег на спину, завел руки за голову, глядя в потолок. – Ты не знаешь до конца собственной силы, Арианна. Ты можешь все, что захочешь. Забирать магию у меня. Сколько угодно. Лишать пространство красок. Заставить корчиться от боли, отнять воздух или заменить водой из ближайшего источника. Отплатить за каждый свой страх или боль. А желаешь, заставь землю разойтись широкими трещинами и пускай кругом полыхает огонь. Ты можешь брать силу, изменяя и превращая в нечто новое. Разрушать или созидать. Захочешь, так открой портал. Противник или верный союзник. Выбор на мое усмотрение. – Открыть могу, а обратно вернуться сложнее, ведь источника силы рядом не будет. На что тебе главная слабость, кардинал? Так сильно нуждаешься в балансе? – Нет. – Всего лишь предлог! Я знала. – Думал, это заставит выбрать меня и спасти от зла остальных несчастных. – Эйден, открою тайну, мне теперь наплевать на долг. Так уж получилось, когда я предала Мейра. Пальцы посчитали последний амулет и коснулись гладкой поверхности резной деревянной шкатулки. – А что здесь? – Подарок для завтрашней церемонии. – Возложения венца? Ожерелье или гарнитур? – Взгляни. Я потянулась открыть красивую шкатулку, когда далекий звон отвлек внимание. Обернулась к магу. Он поднялся и нахмурился, подхватив парчовый халат. – Что такое? – Скопление людей в зале владыки. – А что за зал владыки? – я собрала по полу одежду, в которой перенеслась из дома. – Мейр обожал представления. Он устраивался на подобии трона, пока его вовсю развлекали. Эйден затянул пояс и толкнул двери спальни. Я побежала следом, стараясь поспеть за стремительным шагом. Темнейший не выглядел довольным, что его побеспокоили. Мы пересекли приемную, из которой вело сразу несколько дверей, и остановились возле одной из них. Маг решительно распахнул красивые инкрустированные серебром створки, а я юркнула вбок, из-за деревянного наличника наблюдая за происходящим. Сперва раздались охи-ахи, все резко шарахнулись в стороны, а Эйден прошел до трона, выглядевшего подобно ложу с черными подушками и балдахином. Он развернулся лицом к собравшимся, которые тут же сбились в дрожащую кучку. Тихонько просочившись следом, остановилась за спинами людей – преимущественно девушек – на случай, если темнейший начнет всех убивать. – Что за собрание? – спокойно, почти буднично поинтересовался кардинал, но ощущение, будто рявкнул, поскольку все сразу втянули голову в плечи. От толпы отделился самый смелый. На дрожащих ногах он прошествовал в центр. – О, в-владыка! Завтра возложение венца. Прошу извинить, ч-что мы вошли в зал без вашего позволения. Прежде так было заведено. П-прежний владыка любил такие сюрпризы. Он поклонился, все остальные следом, я взирала в удивлении. Церемониймейстер? А с ним музыканты и девицы в шелках, прикрывавших гораздо меньше обнаженного тела, чем следовало бы. Воздух в комнате будто загустел, его все сложнее и сложнее было вдыхать. В ушах послышалось жужжание, словно рой неприятных темных мушек. Я отмахнулась, и их выдуло прочь. Воздух вернулся в норму, вокруг посветлело. Эйден взглянул на меня над склонившимися головами и улыбнулся уголками губ, затем устроился на ступеньке и подпер подбородок, снова поглядев на вошедших без спроса. – Запомни на другой раз, церемониймейстер, я не люблю сюрпризов, а пока продолжай. – В-возложение, – мужчина откашлялся, его покрасневшее лицо постепенно принимало нормальный оттенок, только голос немного охрип, – возложение венца – это праздник для народа, самое ответственное мероприятие, владыка. Мы устроим для вас такие зрелища! Только взгляните! Это будет один из номеров. Во дворец привезли лучших и прекраснейших танцовщиц! Они сейчас исполнят, что приготовили, вам останется только выбрать. Распорядитель бросился к толпе девиц, выстраивая их в определенном порядке, а его помощница кинулась с другой стороны. Музыканты в уголке доставали барабаны и бубны. – Смерти моей хотите? – шепотом гаркнул распорядитель, увидев меня позади остальных. – Почему не переоделись? – Я? – Лиф, штаны, – сдавленно позвал он помощницу. Та мигом извлекла из большого мешка шелковое облачение и швырнула в меня. Я поймала на автомате, а распорядитель вытолкал за дверную створку, указывая на пространство между ней и стеной. – Быстрее, быстрее. Нужно умилостивить его, а не заставлять ждать! То есть меня приняли за танцовщицу? Причем несмотря на достойное зависти умение держать лицо, мужчина находился в полнейшей панике. Я не стала ничего объяснять и спорить. Успеется. Познакомимся позже, а пока не буду доводить бедолагу до разрыва сердца. Быстро натянув штаны, завязала на спине ленты лифа и оставила платье за дверью. Едва вышла из-за нее, как мужчина затащил обратно в зал, проведя меня за спинами уже выстроившихся девиц, и оставил в крайнем левом ряду. Затем он рванулся к центру и поклонился. Едва выпрямился, как зазвучали барабаны, бубны, ритмично и мелодично. Музыка полилась, закружив легкие одежды, а в глазах бедняги-распорядителя, устремленных на нас, была мольба впечатлить владыку настолько, чтобы тот его помиловал. Впрочем, красивая музыка нашла отклик в душах танцовщиц, даже в моей. Девушки принялись двигаться в такт, демонстрируя высочайшее мастерство и пластику танца, а мои ладони словно по собственной воле скользнули по бедрам, поднимаясь выше. Чуть прикрыла глаза, чувствуя музыку в себе, позволяя той излиться в мир через мое тело и движения. Только она слишком резко оборвалась, когда Эйден повелительно махнул рукой, а музыкальные инструменты смолкли. – Выбрал. – Каких хотите, владыка? – Одну. Ладонь указала чуть влево, следом за ней в меня воткнулись острые взгляды тех, кого владыка не выбрал, то есть вообще всех девушек. Причем смотрели так, будто желали слопать живьем. А я-то думала, они его боятся. Церемониймейстер проследил за рукой темнейшего и несколько растерялся. В толпе лучших танцовщиц были такие красотки, что выбор представлялся загадкой, а он-то желал угодить, разобраться во вкусах нового владыки. Придворный распорядитель поклонился и указал остальным на выход. За летящими шелками двинулись музыканты. – Доставить девушку к спальным покоям? – уточнил церемониймейстер. Нет, я слишком отвыкла от подобного в том мире. Даже не смогла удержаться, чтобы не съязвить.