— Ну, пошли, провожу… Мы пошли к остановке. Марыся посматривала на меня с улыбкой. — Все? Все закончилось? — простодушно спросила она. Она никогда не отличалась особой деликатностью. Хозяин называл ее дурочкой. Но мне ее простодушие нравилось. Я считала его честностью в выражении чувств. Что человек думает, то и говорит. Какое благо! Все остальные такие сложные. Она посмотрела на листок в моих руках. — Ты что — изучаешь наши листовки? — Интересно. Я не знала, что так много находят. — Почти всех. — Значит, ты нашла свое место в жизни… В 2011 году, после истории с Никой, для нашей фирмы начались черные времена. Как ни крути, получалось, что мы — сообщники ее папаши-педофила. Уклонение от уплаты налогов, нелицензированная деятельность, похищение совершеннолетней, насильственное удержание, дошло до двести девятой и двести десятой — организация преступного сообщества и бандитизм. В общем, запахло такими статьями, что само их перечисление отчетливо вырисовывало десятку. «Белогорье» было мирным экологическим поселением, решения суда о его закрытии не было, уж не знаю, сколько этот чиновник заплатил местному ОМОНу или на какие еще рычаги он нажал, чтобы подвигнуть их на вооруженное нападение. Там ведь и ребенка какого-то напугали до заикания. А уж когда всплыло дело о педофилии, власти буквально сдурели от ярости. На папашу стали вешать все, что было в те годы нераскрытым. Разумеется, мы пошли за ним паровозиком, стали, блин, звеном всемирной педофильской сети. На полгода, но все-таки: вдумайтесь! Наш хозяин отбивался, как мог, а потом махнул рукой — спасти фирму было нельзя. Очень жаль, что при этом ухнули в никуда и наши гигантские базы данных по сектам мира. Полиции они не понадобились, а может, и понадобились, но хозяин в отместку заныкал всю информацию. Включил обидки. Там было много интересного. Вот пример: дело той же Гали Фоменко. Даже ее папаша-миллионер не смог в свое время выяснить, что руководитель секты «Белуха» был арестован и осужден под другим именем. Полиция не знала, что наркодилер Стругацкий — это и есть Александр Константинов. Гад имел безупречный паспорт. Он к тому же был Кощеем Бессмертным — хранил свои золотые клады, собранные за десятилетие потрошения лопухов. Его иголка была в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц, видимо, в Швейцарии. Дядя выстроил надежные катакомбы, не предусмотрев только одного — что станет наркоманом. Но даже в наркотическом угаре он свято хранил свою тайну. Он был уверен: ее никто не узнает. Но мы знали. Мы следили за всеми, мы находили их следы в самой глухой тайге, чертили кровавые цепочки их судеб и складывали эти данные в компьютерную тьму. Ох, и сокровища там хранились! Бесследно ли они пропали? Ну, ничто на земле не проходит бесследно. До меня уже доходили слухи, что Мищенко прикарманил базы данных. Он ведь покидал тонущий корабль последним — как капитан. Зная его характер, могу утверждать: последним, но не пустым. Мы с Марысей ушли раньше всех — в октябре 2011-го. Но оставаться без дела нам было трудно, и мы устроились сиделками в Детскую клиническую больницу — нянчили там детдомовских детишек. Потом Марыся сказала: «Чувство вины — плохой советчик. Мы забиваем гвозди микроскопом. Какие мы с тобой сиделки? Мы бегалки. Пошли лучше в «Лизу Алерт»?». Она-то точно бегалка. Однажды Марыся должна была вывести из секты бабу с грудным ребенком. Платил муж бабы, банкир. Баба, в общем, легко пошла на контакт, но руководитель общины о чем-то догадался. Ситуация сложилась опасная, надо было срочно выбираться. И тут этот муж перестал выходить на связь. Как оказалось потом, он банально запил. Не выдержал напряжения. Так Марыся с этой бабой и ребенком трое суток шла по тайге. И-таки вышла!.. — Как дела-то? — спрашиваю я. — Как ты тут работаешь? — Да пипец, — отвечает она. — Грибники начались. Уже пять трупов. И главное, все в камуфляже. Очень трудно искать. Зачем они в лес надевают камуфляж? Как ты думаешь? Я пожимаю плечами. — Как их убедить, чтобы надевали яркое? Мы уже и по телевизору объясняем… Вчера чувачка нашли, — она оживляется: чувачок живой, это всегда приятно, — Воспалением легких отделается, даже лисички дотащил. Виталик нам свой вертолет дает. Удобно. — У Виталика свой вертолет? — Он это… инвестиционный банкир. Как-то так. Мы одновременно прыскаем. — Ну, а ты чем занимаешься? — спрашивает она. — Как ты? — Да так, — пожимаю я плечами. — Кружок рисования в Троицке. — Мищенко звонил, — говорит Марыся. — Сказал, что тобой серьезные дяди интересовались. По поводу Гали Фоменко. — И он меня сразу сдал, засранец. — Не может быть! — пугается она. — Ты же знаешь, как он к тебе относится. — Он сказал им, где я работала… — Света… — она молчит несколько секунд. — Это уже в открытом доступе… Есть базы данных в Интернете, там все наши фамилии и даже фотографии. Ты не знала? — Нет. Я уже три года не вбивала в поиск наше название. — зло отвечаю я. — Зря. Там много чего… — Кстати, по поводу Мищенко. Как его найти, не знаешь? — В Парк-Плэйсе сидит. В холле. Каждый день в два часа точно застанешь. Только не деритесь. — Да больно надо… Слушай, а «Лизу Алерт» тоже к ее поискам привлекали? — Конечно. Там всех подняли: и нас, и мотоциклистов, и охотников, и даже нашистов. Папаша конкретно башлял… — И? — Как сквозь землю провалилась. Никаких следов. Выехала из загородного дома и с концами. Да и поздно он тревогу забил. Самое важное — это первые сорок восемь часов. А он спохватился аж через три дня. — Почему? — Ну, девка-то взрослая. К тому же он был за границей, а перед этим они поссорились. Потом он приехал, ее набрал, она не ответила. Я так поняла, у них это в норме. У него на телефоне был маяк ее мобильника — он показывал, что она где-то на Коштоянца. Мы в этом районе и искали. Все дворы облазили… И что им от тебя надо? — Они думали, что она в секте. У нее в компьютере нашли фото Константинова. — Понятно… — Марысь, я по этому поводу и приехала. Ты же его вела. — Ну. — У тебя досье сохранилось? — Ну, — неохотно соглашается она. — Вообще, зря ты в это лезешь… Там много мути… — Например? — Дон Педро, сука, был миллиардером. Какого черта он занялся сбытом наркотиков? — Бывает. — Мне говорили, что в колонии он голодал… А когда помер, деньги-то не объявились. — Хорошо спрятал. Короче, пришли, ладно? — Упрямая, — одобрительно говорит Марыся. — Тогда хочу тебе еще кое-что сказать. Мы когда эту Фоменко искали, я запомнила. Не была она в районе Коштоянца. Всяко след проявился бы. Мобильник ее подбросили. В какой-нибудь люк. И знаешь, больно удачно подбросили: папаша в итоге три дня ушами хлопал. Когда они ругались, она часто у подружки ночевала, она аспирантка в МГИМО и хату там снимает. Понимаешь? Он, если видел, что она там, то и не парился. — Да. Это мог знать только знакомый. — Хорошо знакомый, — поправила она. — Светуль, ты хоть по нам скучала? — А то! Я вру. Прошло слишком много времени, все перегорело. Я умерла и родилась заново. Теперь я вижу новую землю и небо в алмазах. Мое имя — «Светлана» — то же самое, но состоит из других звуков. И даже сны другие снятся, ей-Богу. Мы уже подходим к остановке. Вдруг Марыся пригибает голову — словно высматривает что-то на асфальте слева от себя. Я знаю этот взгляд — такой прием расширяет периферийное зрение. Так что Марыся, на самом деле, смотрит назад. Я удивленно оборачиваюсь. Почти вплотную к нам идет крепкий парень в черной куртке. Он кажется мне немного странным, но никакой опасности я не чувствую. Я не успеваю спросить Марысю, почему она напряглась, как она вдруг бросается к парню — и огромный черный нож уже уперся в его пах. Парень реально отваливает челюсть. — Дышишь, сука! — шипит Марыся. — Я тебя по дыханию еще на Шаболовке вычислила! А ну пошел отсюда, пока яйца не отрезала. Парень превратился в соляной столп, какой-то мужичонка с портфелем, вышедший из офисной двери метрах в двадцати впереди нас, испуганно шарахается и бежит к машине. Машина, взвыв, трогается с места. Парень отступает назад и молча припускает к углу дома. Марыся стоит, играет ножом. — Ну, покажи, похвастайся, — говорю я. Она, словно нехотя, демонстрирует. — Бенчмейд, черная серия… Виталик подарил… — Не боишься таскать? Это же для спецподразделений. — Да ну… — отмахивается она. И вот ради такой демонстрации, она напала на бедного парня. В этом вся Марыся. — Что еще новенького? — спрашиваю я, чтобы сделать ей приятное. Она оживляется, начинает выворачивать карманы.