Это чувство поразило меня. Всю дорогу до Троицка я пыталась сосредоточиться и вспомнить все, что произошло в последние дни, но сосед ел такие пахучие беляши, что я ни о чем не могла думать. Я вышла из маршрутки, облегченно вдохнула свежий воздух. Дом был совсем близко — за парком. Это был советский парк, замаскированный под старинную усадьбу. Я слышала, что очень давно, в пятидесятые годы, он был создан волей министра машиностроения, который облюбовал себе наши места под санаторий для своего ведомства. Так появилось классическое здание с флигелями и колоннами, ротонды на острове и липовые аллеи. Сработано было безупречно. Сейчас, когда все эти объекты обтрепались, а деревья выросли, парк нельзя отличить ни от Кускова, ни даже от Архангельского. Был у сталинских наркомов большой стиль, ничего не скажешь… Хрущев, правда, все эти объекты у министерства отобрал и роздал по частям: детскому кардиологическому санаторию, поселку Совмина, и городу Троицку кое-что перепало. Так что теперь я шла по липовой аллее, тихой, пустой и темной, лишь изредка пересекаемой полосами света. Единственными звуками в парке были мои шаги. Я прошла около пятидесяти метров и вдруг остановилась. По старой доброй привычке, сделав вид, что ищу что-то в сумке. «Что, Света? — спросила я себя, гремя ключами. — Что случилось?» Исподлобья я смотрела перед собой. Липы были посажены с древнеегипетской точностью. Даже теперь, шестьдесят лет спустя, когда они стали гигантскими, расстояния между ними сохранялись равными. Из-за света фонарей их тени создавали на дорожке идеальную решетку. Темные полосы в ней были от ближайшего фонаря спереди, более светлые — от ближайшего фонаря сзади. Мне всегда казалось, что это сделано по линейке. И да — две перекладины решетки теперь толще остальных. Что же это значит? Я громко сказала — Господи! Выпал, что ли? И стала оглядываться, рассматривая асфальт вокруг себя. …Две перекладины решетки толще остальных. Это значит, что за липой кто-то стоит. Это все? — спросила я себя. Не все. Я вдруг вспомнила, что перед входом в парк, под сломанной липой припаркован черный Лэнд Крузер. Он совсем скрыт ветвями, и, ребята, липа может обрушиться каждую секунду — какой дурак поставит здесь надолго такую дорогую тачку? И если он ее поставил ненадолго — то куда приехал ее хозяин? В этом тупике есть недостроенный дом, а еще — государственная дача с огромной парковкой перед ней. Я однажды видела эту парковку, когда ворота открывались. Заезжай — и паркуйся хоть на десяти машинах. И если он приехал не в эти дома — то куда он приехал в одиннадцать вечера? В старый парк? И кстати, передний номер машины заляпан грязью. Как будто прошел дождь, которого не было уже две недели. В голове раскручивалась заржавевшая пружина былых навыков. Это был такой вихрь, что меня почти приподнимало над асфальтом. Я вдруг стала видеть в нескольких измерениях и слышала, как ползут дождевые черви под землей, как бежит между телефонами Троицка мобильная связь. Это был кураж. Мысли сменяли друг друга в бешеном калейдоскопе, еще немного — и я постигну смысл жизни. Калейдоскоп затормозил: вот и главная радость дня — прости Господи. Раньше возле этой лавочки у меня всегда портилось настроение. Потому что лай таксы я начинала слышать именно отсюда. Где бы она ни была: на Десне или в моем подъезде — здесь я ее слышала. А сейчас такса молчала. И это испугало меня больше всего. Света, пора валить! — Кажется, вон он! — завопила я и стала отступать назад, как будто заметила в начале аллеи упавший кошелек. Решетка на земле пришла в движение. Я увидела раздвоившуюся вытянутую тень в шапке с помпоном. Чудесная шапка для плюс двадцати! Я бросилась к месту якобы выпавшего кошелька, лихорадочно размышляя, куда же направиться дальше. Если такса убита, он готовился сделать дело и в моем бараке — то есть везде. На решение оставалась секунда — и я стремительно нырнула в ближайшую калитку. Там было темно, хоть глаз выколи. Я пробежала, ничего не видя, несколько метров. Вот и еще одна калитка — у заброшенной собачьей будки. Я нащупала дверь, протиснулась и встала за ней, прислонившись спиной к деревянному забору. И тут волосы у меня на голове встали дыбом. Я услышала, что человек в шапке повторяет мой путь! Он делал это в полной темноте, а значит, он тоже знал ходы этого лабиринта. Слева от меня был железный забор с калиткой, справа — черная аллея между домами. В самом ее конце светился прямоугольник перед поворотом. Я не успею добежать никуда. Дверь калитки натужно завыла. Значит, он знал не все — он не знал, что калитка заварена. И пока он протискивался в проем, я перепрыгнула через штакетник заброшенного дома и рухнула в кусты. Наконец он пролез и остановился. Нас отделяли только хлипкие доски забора. Это был высокий крепкий человек в бесформенной одежде. Его лицо полностью закрывал черный шарф. Я увидела, что он поднес руку к лицу и немного оттянул ткань. Он принюхивался! Как только я поняла это, все мое тело мгновенно покрылось ледяным потом. Он пытается найти меня по запаху! Он знает мой запах? Или он чувствует испарения страха? Кто этот человек? Это, вообще, человек?! Я была буквально парализована. Он же вдруг достал из кармана телефон и нажал на экран. Я успела в последнюю секунду — со всей силы сдавила верхнюю кнопку на телефоне в своем кармане, потом, досчитав до трех, вслепую провела пальцем по экрану. И вдруг на аллее метрах в ста от нас перед воротами дома зажегся свет. Это сработал датчик. Через секунду на воротах заплясали огни фар. Ворота стали разъезжаться, окрашивая окрестность миганием фонаря. Из боковой аллеи вырулила машина. Человек в шапке тут же отступил во тьму. Затем он рванул калитку рукой, и она — приваренная уже несколько лет — полностью распахнулась. Он вышел. Я слышала его шаги на дороге. Можно было рвануть по лабиринту, чтобы выйти к его машине и попытаться увидеть задний номер. Но я была скована ужасом. Дрожащими руками я достала телефон, снова нажала кнопку. Руки не слушались, указательный палец онемел. — Да, Светуль, — буднично сказал голос Виталика. — Виталик, мне нельзя домой… — прошептала я. — Можно к тебе? — Доигралась? — вздохнул он. — Шли мне свои координаты. Я сейчас приеду. — Я буду у входа в «Подмосковные вечера»… На вахте… В этот момент мой телефон издал прощальное воркование — батарея села. Если бы я не успела отключить его, он бы зазвучал на несколько минут раньше и я уже была бы мертва. Глава 28 Через полтора часа машина Виталика въехала во двор элитного дома в Замоскворечье. Мы проехали в подземный паркинг. Виталик заглушил мотор, посмотрел на меня с улыбкой, подмигнул. — Пошли, Маня, — сказал он. Мы поднялись в лифте на последний этаж, миновали мраморный холл, подошли к двери из красного дерева. Он нажал кнопку звонка. — А кто у тебя? — шепотом спросила я. — Бабец один… Не парься. Бабец открыл дверь, и я отвалила челюсть. Это была модель качества супер-пупер. Просто нереальная, из журнала. Ее ноги заканчивались на уровне моей шеи, а я так — не самая короткая коротышка Москвы.