— Ой, да какая секта! — махнула она рукой. — Она уже не действовала несколько лет. Этот Константинов был пьяница или наркоман, я точно не помню, а люди там просто так жили. Даже не молились. Кому понадобилось их теребить, не понимаю. Зато все так обставили: тоталитарная секта, победа над мракобесием, любят у нас пыль в глаза пускать. Папа, вообще, думал, что кто-то положил глаз на Константиновские деньги. Говорили, что у него миллиарды. Глупости, ничего там не было. И ничего там не нашли. — У вас нет списка фамилий? Ну, тех людей, кто там оставался в 2004 году? — Слушайте, уже кто-то спрашивал… — она задумалась. — Давно еще. Не помню. Но списка не было. Их ведь даже не задерживали, юридических оснований не было. Только Константинова должны были взять, против него было возбуждено дело о мошенничестве. Но он сбежал. — Вы не помните, ваш папа не называл имя Митя? Не было такого человека в секте? — Нет, не помню. — А сколько полицейских поехало на задержание Константинова? — Двое молодых и папа мой. Он уже на пенсии был, его попросили помочь — он лучше всех этот район знал. Еще поехал Костя от газеты. Он там какие-то интервью брал. Его статью потом московская «Экспресс-газета» перепечатала. Ой, так все преувеличили… — А можно найти этого Костю? — Я вам дам его телефон. Он здесь в Горно-Алтайске живет. Поговорите с ним. Он беседовал с этими людьми. — Папа что-нибудь говорил о них? Он ведь тоже с ними разговаривал. — Да, разговаривал. Но мне ничего не рассказывал. Так просто, в общих чертах. Все головой качал: какие судьбы, какие истории, хоть книгу пиши… — А вы потом ни с кем не общались из тех, кто там был? — Только с Мартой. Она к нам заезжала раз в год, пока папа был жив. Больше не ездит. — Марта? — Да. Немка, ей лет шестьдесят. Она и до Константинова там жила. А когда «Белуху» разогнали, она там осталась. — И сейчас там живет? В тайге, одна? — Да. Но на зиму переезжает в Манжерок, ей там тетка дом оставила в наследство. Это недалеко от нас, так что она к папе всегда заезжала. — Не помните, когда она была последний раз? — Незадолго до папиной смерти. Где-то за неделю. — Ничего необычного вы тогда не заметили? — Заметила. После ее отъезда папа попросил меня найти в Интернете один сюжет из новостей. Он с компьютерами не дружил, а тут вдруг попросил. — Что за сюжет? — Не помню. Но помню, что когда я его нашла, папа его несколько раз смотрел, а потом попросил отправить ссылку одному человеку. Я отправляла со своей почты, так что можно найти. — Давайте попробуем. Мы перешли в кабинет. Он тоже был увешан фотографиями. Со всех стен на меня смотрели горы, реки, водопады, перевалы, ледники… Мир, съевший ее жизнь, давший взамен что-то такое, что показалось ей достойной компенсацией… — Вот, пожалуйста. Я подошла к столу, посмотрела на экран компьютера. Адресат: «mirzoev51@mail.ru». Дата — 20 ноября 2013 года. В письме — небольшой текст и ссылка. Я прочитала: «Григорий, здравствуйте. Вы оказались правы. Есть одна женщина, Марта, она подтвердила. Она видела Митю в новостях. Он уже в Москве. Я просмотрел десять раз, но его не узнал. Даже приблизительно. Не понимаю, почему. Постараюсь еще что-нибудь выяснить. Аполлинарий». Я кликнула по ссылке. Сюжет из новостей телеканала «Россия». «Сегодня в московском районе Марфино открылся Центр социальной реабилитации, — сказала диктор. — Он призван помочь людям, которые по разным причинам оказались без жилья и работы. Это современное здание с уютными спальнями, столовой, библиотекой, мастерскими для профессионального обучения и даже компьютерным залом. И главное: оно построено на деньги благотворителей. На открытии центра побывал наш корреспондент». Я ожидала чего угодно, но только не этого. Увидеть этих людей здесь — на краю мира! Задержав дыхание, я смотрела, как передо мной, словно ни в чем не бывало, идет Алексей Григорьевич Фоменко, за ним Демичев, разговаривающий с юристом Снегиревым, потом два охранника: белобрысый и узкоглазый с косичкой, потом еще какие-то люди. Картинка сменилась столовой, глава управы попробовал суп и дал небольшое интервью. Фоменко, стоявший рядом с ним, весело сказал несколько слов прямо в камеру. Вдруг заулыбался с экрана Матвей в костюме и галстуке. Отмытый бомж гордо открыл ноутбук в компьютерном классе. И финальное фото на память. Оно меня добило. Перед камерами корреспондентов они выстроились в ряд: Демичев, Снегирев, охранники, Фоменко, глава управы, директор центра, еще две какие-то тетки, затем Матвей и за его плечом — несколько бомжей, среди них — Чингиз-Хан из дома Демичева. Ну да, они ведь там и познакомились. Я кликнула, ставя на паузу — сюжет превратился в парадную фотографию. — Судя по адресу, письмо отправлено Григорию Мирзоеву, — сказала я. — Вы его знаете? — Нет, — покачала она головой. — Он следователь из Санкт-Петербурга. — Из Санкт-Петербурга? — она оживилась. — Да, папе оттуда звонили. Я так поняла, это был человек из органов. Папин телефон ему дали в полиции. Он искал того, кто был в «Белухе», когда ее закрывали. И сам папа ему потом тоже звонил. Точно. По моему мобильному. У меня тариф для иногородних звонков более выгодный. Это было сразу после последнего приезда Марты. — Вы этот разговор слышали? Она задумалась. — Так, вполуха… Честно говоря, ничего не помню. — Как он погиб, Аделаида? — тихо спросила я. Она неожиданно поправила прическу кокетливым жестом. — Упал, скользко было. Он ведь старенький уже был. — Убийство не подозревали? — Подозревали, но я не верю. Разбил голову при падении. Семьдесят пять лет, что вы хотите. Думаете, у нас дороги убирают? У нас тут зимой не пройти, не проехать. Я снова оглядела стены комнаты: она была на всех фотографиях. Одинокая женщина, прошедшая Алтай до монгольской границы. Вот она восторженно стоит на кромке гигантского ледника. Вот чокается спиртом в компании бородачей. Она летит в байдарке, выставив весло вперед. Сидит на лошади на фоне юрты. Какой сентиментальности я от нее жду? — А! Вот! — воскликнула она. — Он тому человеку из Петербурга сказал фразу, от которой у меня мурашки по коже пошли. Папа сказал: «Григорий, мы все виноваты. Мы тоже убийцы, понимаете?». Мы немного помолчали. — Думаю, что этот человек из Петербурга звонил вам и после папиной смерти, — сказала я. — И вы сказали ему, что папа погиб. — Многие звонили, — равнодушно согласилась она. — Я уже не помню. Глава 31 Вечером я валялась на двуспальной кровати в своем номере, смотрела телевизор. Виталик заказал мне люкс. Это была комната в форме буквы «п». В ножках буквы располагались спальня и кухня с плитой и холодильником, а в перемычке — бежевый диванчик, глядящий в окно. В соседнем магазине я набрала колбасы и хлеба. Чай и кофе в номере были, так что я смогла раздеться и плюхнуться с бутербродами на кровать. Чашку поставила на тумбочку. Горный Алтай бурлил. Прихлебывая кофе, я смотрела, как в местном аэропорту садится бизнес-джет «Гольфстрим» из Норильска. Патриарх прилетел не просто так. Завтра здесь собирались праздновать историческое событие: ровно 185 лет назад архимандрит Макарий впервые крестил алтайца. Было это у впадения реки Маймы в реку Улала. Корреспондент сообщил, что звали алтайца Элеска, но после крещения он получил имя Иоанн. Лицо патриарха было слегка напряженное. И то сказать: он прибыл в самый центр еретической России, рассадник почти всех мистических метаний 20-го века. Впрочем, может, он об этом и не думал — это я расцветила его визит своим скудным жизненным опытом. Но я физически чувствовала: здесь его власть сшибается с Белухой. Вообще-то, я долгое время считала учения всех этих Блаватских, Гурджиевых и Рерихов смешной и безобидной модой, способной соблазнить лишь обкуренных декадентов. Ну да, стык религий, нью-эйдж — что-то вроде йоги. Лишь занявшись вопросом вплотную, я поняла, что это мощный поток, ровно текущий через весь двадцатый век, и ему по барабану войны и революции, национальности и политические взгляды — он укрывает всех своим удушливым одеялом. Ему не страшен даже атеизм — советские материалисты обожали словосочетание «места силы» и на полном серьезе делали доклады о связи Телецкого озера с космосом. Константинов был из этих, и если бы только один Константинов.