-Да, капитан! Я стану пиратом, как и Вы! - гордо воскликнул мальчишка и все, кто услышал, разразились хохотом. -Работаем, - махнул им рукой Антон и улыбнулся снова стоящему перед ним наготове ребёнку. - Хочешь почувствовать корабль, романтик? -О да! - с восхищением смотрел Данило, а пока шёл с капитаном за руку к штурвалу, становился более серьёзным, чуть ли не напуганным. Антон видел его реакцию и, подведя к рулевому, который держал штурвал и смотрел в даль, сел перед мальчиком на корточки: -Когда я был таким, как ты, то думал, штурвал — это сердце корабля. Он такой большой, сильный. Выживет любую бурю. Но, если его нет, корабль далеко не уплывёт. Теперь я думаю чуточку иначе, но,... когда касаешься штурвала, то чувствуешь, как корабль... дышит,... движется,... живёт... Он следует за каждым твоим движением, слушается и зовёт послушать его. Он становится другом каждого, кто к нему прикоснётся. -Он волшебный? - удивился мальчик, а на лице видна была чистота его испуга. -Не бойся, нет, - улыбнулся Антон и взял его руку и приложил ту к штурвалу. Рулевой, молча слушающий их, отступил в сторону. Он пропустил подмигнувшему капитану подойти с мальчиком ближе. Сжав рукоятки штурвала, мальчик вздрогнул... -Послушай теперь... Слушай, - поднял палец Антон, заставив услышать звуки: поскрипывание, гул такелажа, будто целый оркестр корабля играл свою мелодию и пел. - Пение... с ветром... Слышишь?... Бодрящий свежий ветер касался их лиц, а когда Данило чуть повернул штурвал влево, снова вздрогнул. Корабль будто отозвался, и так быстро, что его это даже испугало. Все находившиеся на палубе с умилёнными улыбками наблюдали, как мальчик впервые ощутил себя тем, кем стали все они, теперь вдруг вспомнив о былом... -Благодарю, капитан, - гордо выпрямился Данило, чуть крутя штурвал, стараясь удержать его вместе с Антоном. -Обед! - послышался зов вышедшего на палубу кока, а за ним вышло ещё несколько молодых моряков, которые начали раздавать миски с едой подходящим со всех сторон матросам. -Теперь ты, Данило, на время сего путешествия, один из нас, - сказал Антон. - Легко, увы, не будет. -Знаю,... капитан, - сглотнул мальчик, будто страх стал поглощать его ещё больше. Антон видел это и, отдав штурвал рулевому, повёл Данило за собой обратно в каюту. Им обоим накрыли там для ужина, и они, не долго думая, тут же принялись есть... -Так вкусно я давно не ел, - улыбнулся мальчик, и Антону было приятно видеть, как наслаждается этот ребёнок, ещё наивный, но чем-то странный. Налив себе вина, Антон пригубил и заметил, как Данило уставился на содержимое его бокала. -Тебе такое ещё рано, - махнул рукой Антон, но мальчика будто занимало нечто иное. - Что случилось? Неужто пробовал уже? -Нет,... капитан, - сглотнул мальчик, коснувшись своего кармана в штанах, но, словно опомнился, продолжил кушать. - Вы не похожи на пирата... -Меня подобное заявление удивило ещё наверху... С чего ты взял, что мы пираты? - удивился Антон, но мальчик ел, в глаза не смотрел, а вдруг молчал. -Язык проглотил? - улыбнулся Антон, а чувство, что что-то скрывает сей мальчишка, росло. - Или, и вправду, шпион? -Что Вы, капитан! - вытаращил глаза в ответ Данило. - Клянусь, не шпион! Он достал из-за пазухи маленькую библию и поцеловал её: -Клянусь! Слышал просто от портового... Да и не зря имя Вашего корабля так и осталось... «Красный чёрт»... Антон на такое объяснение промолчал, решив пока оставить, как есть, но поклялся себе узнать больше. Он поменял тему разговора, рассказывая, что мальчику придётся многому учиться, выполнять всякие грязные работы, но тот, как казалось, не боялся предстоящей службы... Глава 36 Бедами смертными объят, Я в бездне ада утопаю; Еще взвожу ослабший взгляд, Еще на небо я взираю. Твой суд, о Боже, прав и свят, Тебя я в помощь призываю: Воззри, как грудь мою теснят Беды, в которых я страдаю. Прости, Творец, сию вину, Что день рождения кляну, Когда от мук ослабеваю. Ты сердца видишь глубину: Хоть в адских пропастях тону, Но от себя спасенья чаю.* Допев песню в трактире одной из гостиниц, Василий отставил гитару в сторону и задумчиво оставался сидеть смотреть на кружку вина перед собой. Сидевшие рядом друзья и Зина с Татьяной с сожалением взглянули на него. -Любовь обидела, - вздохнул Григорий. -Лиза замужем, дети есть, - будто очнулся ото сна, Василий посмотрел на Татьяну и улыбнулся. - Да и я не святой. -Увы, не каждому суждено купаться в вечной реке любви, - пожала плечами та. - Я понимаю Вашу боль. -От любви летать бы каждому. Всё ещё возможно, - верила Зина и хотела, чтобы другие поверили, а любимый, приобняв её, сидевшую подле, поддержал: -Мы тому пример. Наша жар-птица, как Ванька говорил, поймана. -Ой, ну все уши уже прожужжали сей птицей. Раз сказал, и всё, - засмеялся Иван. -Как поймать, если не дают дотянутся до тех небес, где обитает? - не до смеха было Татьяне. -За сына Панина Лизу так и отдали, - став серьёзнее, сказал Иван. - Как Василий однажды и слышал. Григорий достал из кармана монетку и стал её подкидывать, приговаривая: -Лишь случай поможет... Друг мой монах, Авель ему имя, дал эту монету. На ней с одной стороны выгравировано да, с другой — нет. Я мало обращался к ней с вопросами, но Авель говорил, коль случится нужда, монета не обманет. -Опять Вы со своим Авелем, - строго смотрела Татьяна. - Страхи всякие предсказывать любит. Ничего хорошего от его слов никогда не было. -Отчего же? - удивилась Зина. - Мы же выжили, сколько бы чего ни происходило. Он предостерегал нас вовремя. И монета, кстати, - стала она напоминать. - С латыни означает предостерегающая, советница. -Монетой приходится и титул богини Рима, Юноны, - добавил Григорий, подкидывая монету. - Поспорим? Поймает ли каждый из нас свою жар-птицу? Он подкинул монету повыше и поймал, сжав тут же в кулак. Верили друзья или нет, но каждый из них с замиранием сердца смотрел, как открывалась ладонь, а на монете сверкнуло «Да»... Так и вспоминала вновь и вновь Татьяна этот блеск, это слово, когда лежала уже в постели спальни, где ночевала вместе с подругой. Зина уже сладко спала на кровати напротив, словно не тревожило её уже ничего. Татьяна смотрела иногда на неё, завидуя такому счастью, мечтала о таком же покое, а душа плакала, зовя то, что подсказала монета, сбыться. Задремав, вновь вспоминала далёкое прошлое: первые объятия первого и единственного любимого... Улыбалась, не понимая, как можно было полюбить так вот сразу и навсегда, а потом гордилась, что так верна чувству, вопреки всем сомнениям, как бы те ни продолжали терзать по сей день... Открыв глаза, словно почувствовала тепло и свет, Татьяна удивилась. Уже светало, а тёплый ветер чуть касался штор через открытое окно. Татьяна заметила, что Зина уже не лежит в постели, а платье на стуле рядом тоже исчезло. Значит, подруга куда-то вышла... Подойдя к окну, Татьяна сразу обратила внимание на простор раскинутого луга. Красочность всяческих цветов и трав восхищала, напоминала о чудесах, которыми одаривает мир красавица-природа. Однако восторг от прелести утра возрос, когда Татьяна заметила идущую среди этого луга Зину. Григорий ждал её там, собирая букет цветов, и остановился сразу, заметив любимую. Татьяна любовалась ими и вновь завидовала... Завистью доброй, не желая зла, не желая отнять эту радость жизни. Аура невероятной любви друзей будто освещала всё вокруг. Краски казались ярче, теплее... Лёгкой походкой Зина прошла по лугу и остановилась возле любимого. Он улыбнулся ей в ответ, наклонился сорвать ещё цветок у их ног, а милая положила свою голову ему на плечо. Что-то прошептав друг другу, они слились губами в долгом поцелуе. Опустившись на траву, они так и не выпускали друг друга из объятий. Поцелуи становились горячее... Григорий оголил плечо милой, на миг задержав взгляд на зажившей её ране, которую осторожно поцеловал... -Хорошо, с подлецами того Скорпиона расправились и уже никто из них не причинит тебе вреда, - молвил он. - О, если б я тогда был у себя в лесничем домике, не дал бы случиться сему кошмару.