Богатство, честь в конце концов Приносят мало счастья. И жаль мне трусов и глупцов, Что их покорны власти. Твои глаза горят в ответ, Когда теряю ум я, А на устах твоих совет - Хранить благоразумье. Но как же мне его хранить, Когда с тобой мы рядом? Но как же мне его хранить, С тобой встречаясь взглядом? На свете счастлив тот бедняк С его простой любовью, Кто не завидует никак Богатому сословью. Ах, почему жестокий рок - Всегда любви помеха И не цветёт любви цветок Без славы и успеха?* Который месяц провёл Антон то в комнате в трактире, то в прогулках по Кронштадту, навещая порой и свой отдыхающий в порту корабль. В мыслях о том, что вот-вот Татьяна должна родить, он с волнением ожидал того дня, будто на свет появится его ребёнок. Всё так же винил себя во всех неприятностях, в разлуке, что пришлось обоим переживать. Проклинал те дни, когда не сдерживал себя, не следовал разуму, изменяя себе и любимой, предавая любовь, убегая от неё. Его мучения видели навещающие друзья и тихо наблюдающий хозяин трактира. Поглядывая время от времени тем днём вновь в сторону сидевшего у окна Антона, хозяин трактира принял из рук посыльного некий конверт. Стоящий подле портовой заплатил посыльному: -Сами отдадим... Пошёл! Наклонившись к уху хозяина трактира, портовой о чём-то шепнул... -Не знаю, - сомневался хозяин. -Что ты не знаешь? - удивился портовой. - Поверь уж, на своём опыте прочувствовал всё. Добить его нужно и всё. -Одному не справиться? - усмехнулся хозяин, медленно забрав конверт и спрятав за пазуху. -Э, нет, так не годится, - пригрозил портовой. - За сей конверт платил я. -Не тебе адресовано. Пошёл вон! - огрызнулся хозяин. - Я ещё не соглашался участвовать в сей авантюре. Кирсанов? - окликнул он Антона, и тот, оставив недоеденным ужин, принял конверт. Видя, что конверт пришёл из дворца от отца Татьяны, Антон спешил его распечатать и скорее читать... -Боже... Таня?... -Что случилось? - удивился его тревожной реакции хозяин. - Беда? Но Антон читал и не отвечал, что побудило хозяина продолжить речь: -Замечаешь?... Все, с кем ты переспишь, - умирают. Антон резко взглянул в его глаза, полные сочувствием, и исчезающим голосом молвил: -Господи,... не забери её от меня... Сорвавшись с места, оставив павший конверт лежать на полу,... он прибыл в Петербург. А там, мчась верхом на нанятом коне, спешил оказаться во дворце. Тёплый весенний ветер дул в лицо, высушивая текущую по щеке слезу. Скорее и скорее, терпеливо сдерживая что-то внутри, так и рвущееся наружу: разорваться, исчезнуть. Но и даже когда был уже во дворце, вбежав в него, как угорелый, промчавшись по лестницам наверх, к покоям Татьяны, не удалось пройти к ней... Взволнованный происходящим, Антон метался в коридоре и бросился в объятия скоро вышедшего к нему отца возлюбленной. -Ну же, мальчик мой, - обнимал он его, поглаживая и успокаивая тихим голосом. - Крепись же... Что же ты так? Всё хорошо... Освободилась от бремени, хоть и трудно было. Тяжело было, но жива,... жива и она, и дочь... Живы... Не смог Антон и слова вымолвить, хоть и пытался, разрыдавшись в его объятиях, как ребёнок. Словно вылетело что-то, что давно томилось в заточении на дне души. Он рыдал, но, как только вышел из спальни Татьяны доктор, отыскал в себе имеющиеся силы и отпрянул, отвернувшись к стене,... вытирая лицо: -Господи,... никогда,... никогда не молился, не просил ничего... -Зря, - молвил позади отец любимой и улыбнулся. - Именно через любовь к Богу исцеление придёт да счастье ухватить легче. То ли услышал, то ли нет эти слова, но оглянулся Антон, взглянул в глаза молчаливого доктора, а ждать более не выдержал. Ворвался в комнату к Татьяне и на мгновение застыл на пороге, видя её: с какой возвышенной, нежной любовью смотрела она на новорождённую дочь в руках стоящей подле служанки. -Танечка, - прошептал он, обратив внимание на себя. Но Татьяне не удалось и слова молвить. Радость от рождения малышки переполняла её, а схвативший в объятия Антон немедленно припал к её губам, жарко целуя... * - Robert Burns, 1793 г., перевод С. Я. Маршака. Глава 62 Как бы ни хотелось продлить столь счастливые минуты, Татьяна всё же чуть оттолкнула руками от себя целующего её Антона: -Что ты делаешь? -Дарю тебе счастье быть матерью, - не раздумывая, ответил он и вместе с нею оглянулся на хихикнувшую подле служанку, что держала на руках новорождённую девочку, пока другая помогала ту укутывать в покрывало... -Я уже мать, - опустила взгляд Татьяна. - Ты опоздал. -Пробую всё же догнать время, или, как Ванька сказал, нашу жар-птицу... Ты со мной? - смотрел Антон на неё так, что, когда взглянула, душа сжалась и будто потянулась к нему, чтобы наконец-то ощутить друг друга настолько близко, слиться воедино навеки,... обрести те самые взлёт и свободу, о которых воспевают лишь в сказках и стихах... Они не сказали больше ни слова. Только губы медленно соединились в новом для них поцелуе, становясь жарче, страстно и радостно. Они целовались, крепко прижимая друг друга в объятия, а появившиеся на пороге отец Татьяны и доктор смотрели, но слова пока молвить не смели... -Не насытиться им, - улыбнулась довольная служанка, и только тогда Татьяна, смущаясь, вновь чуть оттолкнула любимого и опустила взгляд, принимая на руки мирно спящую дочь. -Придётся пока остановить сей праздник, - строго ответил доктор, встретив удивлённый взгляд Антона. - Отдых матери нужен. -Понимаю, - вздохнул тот, снова взглянув на не смеющую улыбнуться от переполняющего счастья милую. - Тебе нужен отдых,... родная,... моя. -Да, - поцеловала она дочь, а по щеке покатилась слеза, которую Антон тут же высушил бережным поцелуем: