Новый владелец На погоду нельзя положиться. Ветер утих, так и не принеся дождя, которого так жаждали поля. Снова стало спокойно. Слишком спокойно, слишком много солнца и тепла. Вообще-то Карл шел обратно к своей повозке после того, как закончил с делами в городе, но внезапно его потянуло к тому кабаку, где он в свое время встретил Данику. Он находился в узенькой тенистой улочке, почти спрятанный за ковром своенравного плюща. Можно было бы легко пройти мимо, если бы не вывеска, висевшая над улицей на скрипящих петлях и заманивавшая слабые души. С того раза ничего не изменилось, ни внутри, ни снаружи. Грубые закопченные каменные стены, тут и там маленькие картинки полинявших пейзажей, развешанные везде, где получалось воткнуть гвоздь между камней. Была середина дня, но с тем же успехом мог быть уже вечер. На деревянных столах стояли свечи, отбрасывая по помещению пляшущие тени, стеарин стекал, как лава цвета сливок. Как всегда, работала только пара светильников. На подоконниках теснились всякие безделушки, а свет безуспешно пытался прорваться внутрь сквозь плющ по другую сторону стекла. Фоном постоянно трещало радио, хотя его никто не слушал. Карл поудивлялся, почему он столько лет сюда не заходил. Потому ли, что когда-то пообещал Данике не ходить в кабаки? Или потому, что это место напоминало ему о том, чего больше нет? Даника перестала быть тем светочем, который ранее притягивал его любовь. Да и он входил в темноту не свободным мужчиной, готовым поразвлечься на всю катушку. Он устроился у стойки, заказал пиво и принялся рассматривать остальных посетителей при приглушенном освещении. Они тоже на него смотрели. У стойки больше никого не было, но за столиками сидело немало мужчин. Он их не знал. Лица поворачивались к нему, как цветы подсолнуха, потом снова возвращались друг к другу. Перешептывание. На него все обращали внимание, восхищались его размерами. Так всегда было. Стоило Карлу войти в помещение, как начиналось. Карл никогда ничего не имел против, наоборот. Все же в этот раз ощущения были не такие. Настроение было не то, к которому он привык. Или это у него другое настроение? Оно ли заставило его почувствовать, что шепотки отличаются от обычных. Горечь. Он ощутил укол неприкаянности. Он подметил двух парней, которые сидели друг против друга за маленьким круглым столиком. Один из них поднял на Карла глаза, повернулся к товарищу, что-то прошептал. Что бы это ни было, тот заулыбался. Он попытался рукой прикрыть улыбку. Карл решительно допил пиво и постучал бутылкой по стойке. – Что у вас такого веселого? – проревел он, обращаясь к мужчинам. Мгновенно стало тихо. Все замолчали. Только хриплый мужской хор продолжил неутомимо петь из потрескивающего репродуктора. – Ничего. Ничего особенного, – ответил один из мужчин. – Ничего? – Карл почувствовал, как в нем поднимается ярость, он бы хотел оставаться спокойным. Он подошел к ухмылявшемуся и уставился ему в глаза. – Тот парень сказал тебе что-то, от чего ты заулыбался. Что это было? – Но… к тебе это отношения не имеет. – Да ну? А мне показалось, что как раз имеет. Расскажи мне в точности, что он сказал, и я оставлю вас в покое. Обещаю. Если не скажешь, я сейчас столкну вас лбами. Карл уверенно положил руки обоим на затылки. Они сидели, оцепенев, изо всех сил вцепившись в край стола. – Так выкладывай. Что он тебе сказал? – прошипел Карл. – Он сказал, что, наверное, ищешь свою… свою… – пропищал один из них. – Свою что? – Твою ве… веро… – Мою веру? – Твою вероломную женушку. Слова повисли в тишине. Даже радио молчало, хор как раз закончил песню. Карл на мгновение сильнее сжал потные затылки и наконец ослабил хватку. – Так вот что он сказал, – голос его превратился в сухой шепот, словно бы исходивший от тщедушного мужичка. Мужчина нехотя кивнул. Он поднял плечи, так что его голова словно вжалась в шею. Напротив сидел автор неудачного высказывания, лихорадочно уставившись в стол. Карл хотел сказать что-то еще. Расспросить. Швырнуть каждого присутствующего об стену, чтобы выложили, с кем бывала Даника. Вдруг с кем-то из этих двоих. Или с обоими. Они выглядели несчастными, пара жалких грубиянов. А может, она забавлялась со всеми, кто сидит сейчас в кабаке. Со стариком в углу. С молодыми парнями у стены. С четырьмя картежниками. С барменом? Карлу хотелось повыбивать им всем зубы, но он ничего не мог, силы покинули его. Впервые с детства он чувствовал себя униженным. Он вернулся на свое место у стойки и взял куртку. Бармен стоял по другую сторону и неторопливо вытирал стакан тряпочкой. Карл поймал его взгляд и удержал его. – Это правда? – спросил он настолько тихо, что понять его можно было, только прочитав по губам. Бармен едва заметно кивнул головой. Это правда. Большего Карлу знать не нужно было. Все подсолнухи разом повернулись к нему в сумраке, когда он шел через зал. При нем никто не проронил ни слова, кроме ведущего на радио, объявлявшего следующее выступление. Как только дверь за Карлом закрылась, певица испустила раскатистый вопль, похожий на издевательский смех. Весь кабак засмеялся вместе с ней, он слышал сквозь плющ. Даже птички в гнезде под козырьком, казалось, веселились. «Дурак, дурак, дурак», – щебетали они. По дороге домой он то и дело подгонял лошадь кнутом. Впервые в жизни он использовал кнут. Кобыла испуганно бежала вперед, прижимая уши. Люди на обочине смотрели ему вслед. Наверное, тоже смеялись, наверное, весь город уже все знал. Как он мог быть настолько слеп? Настолько глуп? «Ты что, совсем ничего не понимаешь, мальчишка?» Он внезапно вспомнил эти слова и потрепанную небесно-голубую Библию, ударявшую по пальцам. Даники нигде не было видно, ни в доме, ни в хозяйственных постройках. У Леона ее тоже не было. Карл посидел у сына, и радость Леона при виде папы остудила его гнев. Под конец Карл устал от настойчивых требований ласки и оставил мальчика одного. Потом он пошел на кухню чего-нибудь выпить. Он принял решение. Он уедет. Карл раздумывал, брать ли с собой Леона. Маленький мальчик-силач мог привлечь больше народу на ярмарке, если только он научится правильно применять силу. С другой стороны, ему может оказаться слишком тяжело возить его с собой. С головой у Леона все же что-то не то, подумал Карл, а если голова не научится управлять мускулами, то все превратится в вечную борьбу, и Леону нужен будет постоянный присмотр. Если пустить мальчишку свободно бегать по ярмарке, он там в такое влипнет! Но и держать ребенка в клетке дальше нельзя, даже если это для его же блага. Раньше можно было, но больше нет. Карл и сам больше не хотел запирать своего сына как какое-то животное. Если бы только с Леоном было не так трудно. Он раздумывал, как отреагирует Даника, если он заберет сына. Мать должна бы впасть в ярость от такого, подумал он. Но в случае с Даникой он, возможно, освободит ее от бремени и она только обрадуется? Наверное, так. Она никогда не была очень хорошей матерью этому ребенку. Карл вдруг понял, что не помнит, сколько Леону лет. Шесть, семь? Казалось, что они уже несколько лет не отмечали его день рождения. Дату он не помнил, но чувствовал, что сын родился примерно в этих числах. Наверное, стоит сделать ему подарок в ближайшее время. Голова у Карла гудела от тепла и алкоголя, когда он выводил на улицу двух меринов. Добрые спокойные рабочие лошади, и в первую очередь невероятно сильные. Как раз то, что ему нужно. Можно ехать на одном верхом, а второго вести на поводу. Вопрос, будут ли они так же спокойны, как лошади болгарина, когда в скором времени узнают, какой груз им предстоит тянуть. Он может на ночь поставить фургон в сарай. Одна ночь, может, две. Потом фургон станет его новым домом на проселочных дорогах. На самом деле, ему не очень хотелось возвращаться на ферму. Его тянуло просто поехать куда глаза глядят, исчезнуть сразу же. А она пусть пытается справиться без него, без двух сильных лошадей, которых он считал себя вправе забрать, и без объяснений. С другой стороны, Даника не должна умереть во грехе. Она, черт побери, должна узнать, что он знает, как она развлекалась со всеми подряд у него за спиной. Даже с этим малолеткой Мирко, он явно на это намекал! Карл-то думал, что все ему завидуют, все восхищаются, а вместо этого его водила за нос его собственная развратная жена. Она забрала у него все, чем он дорожил. Честь, хорошее настроение, свободу, его сущность. Нет, так легко она не отделается! Карл и не заметил, как ярость всколыхнулась и заполнила его до краев, не оставив места другим чувствам. Он уже не пытался ее сдержать. Она не заслуживала его жалости. И где ее носит? Опять с каким-нибудь оборванцем? Разве она не должна следить за сыном? Ничего, объявится, подумал он, садясь на одного из меринов и держа второго на поводу. Или он сам ее найдет. Сейчас первым делом надо забрать билет в новую, свободную от нее жизнь, пока не стало слишком поздно. Наконец-то он станет сам себе хозяин. Свобода! Надо еще раз обдумать вопрос с Леоном. Силы мальчика вызывали интерес, нельзя держать их в тайне. Выйдет ли из него актер или нет, но однажды он точно станет великолепным работником. У него же не только мускулы есть. Леон умел очаровать, и он был по-своему очень нежным ребенком. Ласковым. Да, Леона много к чему можно приспособить, подумал Карл и пустил лошадей рысью. Просто он не совсем обычный сын. Болгарин не отпустил Карла, пока они не отметили переход собственности бутылкой. – Этого еще не хватало, – сказал болгарин. – Небось, в последний раз видимся. Они сидели в тени деревьев у самой реки. Коричневая вода казалась почти неподвижной. Над гладью подрагивающим туманом зависла мошкара, иногда на спокойной поверхности воды появлялось небольшое колечко, свидетельствуя, что и в глубине есть жизнь. Карл взял камешек и бросил его в воду. Тот пробил дыру в тумане насекомых, потом в воде, которая приняла камень с ленивым плеском. На камне, торчавшем из воды, стояла цапля и сердито на него смотрела. Карл покосился на фургон и лошадей, стоявших неподалеку в тени. Его собственные лошади нервничали. Он подметил, как пляшут щетки на копытах, когда одна из них бьет ногой землю. Практические вопросы они уже обсудили. Он знал, что ему делать. – Ну и жарища, – сказал он. Болгарин кивнул. – Да, в этом смысле зимой ездить проще. Но в холод не так много зрителей; тогда больше пьют, чтобы сохранить тепло, и денег в кармане меньше. Место, где встать, найти легко, и кто-нибудь непременно придет. Поразительно, сколько люди готовы отдать за хороший смех. Карл кивнул. Он и сам это видел. Люди теряют рассудок от возможности посмеяться. Особенно над другими. – Спать тут отлично. Раз я могу, то и тебе будет удобно. И никто ни на что не позарится, когда хозяин рядом. Тут болгарин повернул голову и сощурился, пристально вглядываясь в Карла. – Прежде чем мы разойдемся, рассказывай. – Что рассказывать? – спросил сбитый с толку Карл и отпил из протянутой бутылки. От тепла и настойки, а также злости, которую он лелеял весь вечер, его разморило. Сейчас опьянение не мешало ему распознать намек. – От чего ты бежишь? – спросил болгарин.