Внезапно я почувствовала вибрацию в районе груди: звонил телефон. «Ну почему именно сейчас?!» – пронеслось в голове. – Это Шэнь Янхуэй, насчет операции, – сказал Цзюйлань. Я посмотрела вдаль, на корабль и катера, которые неумолимо приближались. Ответить на звонок – значит просто отказаться от последнего шанса на побег! Не ответить? Но брат звонит насчет папиной операции! – Ты ждала этого звонка, так что возьми трубку. Дрожащими руками я нажала «Принять». – Алло? – Операция прошла хорошо, папа в порядке! Врач сказал, что он поправится! Сестра, спасибо твоему знакомому доктору… Когда я услышала, что отец в порядке, то уже хотела бросить трубку, но после слова «сестра» замерла. Янхуэй, казалось, тоже смутился и торопливо отговорился: – Меня мама зовет, все, кладу трубку. Больше с тобой не разговариваю! Но трубку он не положил, а быстро заговорил дальше: – Сестра, тебе не нужно приезжать в Шанхай. В любом случае, когда ты встретишь мою маму, будет ссора, а это никому не нужно. На следующих летних каникулах мы с папой поедем на остров повидать тебя и я что-нибудь сделаю, чтобы мама осталась в Шанхае. Тогда ты сможешь взять меня с собой в море. Пока-пока! Наверное, у меня начались слуховые галлюцинации. Шэнь Янхуэй назвал меня сестрой? С катера донеслись крики: – Нашел! Нашел! Когда я опомнилась, развязки было уже не избежать, поэтому мне теперь было не до «сестры». – Вон там! Там! Наше местоположение вычислили с помощью радара, и катер направлялся в нашу сторону. Но прибор мог засечь только меня: тритона не определит из-за его температуры. Цзюйлань еще мог запросто сбежать, однако не стал этого делать. Была не была, справимся вместе! Два катера и корабль приблизились и окружили нас. Цзюйлань с каменным спокойствием взял свой телефон и позвонил Виолетте. – Пока прилетать не нужно. Сначала разберусь с некоторыми делами. Позвоню, как закончу. Повесив трубку, он обратился ко мне: – После полной трансформации я не смогу говорить по-человечески. Я кивнула, дрожа всем телом. Его тело менялось стремительно – это было похоже на перемотку кинопленки. Чешуя, похожая на ледяную корку, быстро поднималась по телу от поясницы вверх, покрывая плечи и заднюю часть шеи. Цвет ее менялся от темно-синего, похожего на кашмирский сапфир, к светло-голубому, как у кристалла. Затем чешуя распространилась от плеч вниз по рукам, постепенно покрыв их полностью, а оттенок переходил от кристально-голубого к темно-сапфировому на запястьях. По мере того как чешуя проступала на тыльной стороне ладоней, изменялись кисти рук со вздувшимися венами: пальцы становились длиннее, а между ними появлялись перепонки. Я чувствовала, что руки существа стали словно каменными и еще крепче сжали меня в объятиях. Менялось не только тело, но и лицо: глаза углубились, надбровные дуги поднялись выше, переносица выпрямилась, крылья носа сузились, а челюсть выступила вперед. Его голубые глаза и черные волосы с синеватым оттенком стали сапфирово-синими, под цвет хвостового плавника. Тритон заметил мой пристальный взгляд и резко опустил голову, почти вплотную приблизив свое лицо к моему. Он специально открыл рот, демонстрируя устрашающие острые белые зубы. Хотя я была близка к потере сознания, но не смогла сдержать ухмылки. Не потому, что его зубы забавные, а больше потому, что мой спутник знал, что ему не напугать меня, и все равно скалился, пытаясь нагнать страху. Ему известно, что я люблю его, как бы он ни выглядел, и при мне он может быть собой. В следующую секунду нас окутал белый свет прожектора. Цзюйлань молчал, а его взгляд говорил: «Если больше не можешь бороться, просто засыпай». Мне с трудом удавалось держать глаза открытыми, но также я понимала, что сейчас не время для сна, поэтому из последних сил пыталась оставаться в сознании. Цзюйлань легко поцеловал мои веки, словно обещая, что все разрешится. И я наконец спокойно закрыла глаза. В полумраке раздалось пение, похожее на звуки природы. Странные интонации, но без слов – только мелодия с неразличимым смыслом. Невозможно было понять, откуда она исходит. На небе цвета индиго полная луна золотым диском сияла над бескрайним морем, в волнах которого сверкали огни. Казалось, эта «песня» долетала от самой луны, освещая людей и проникая прямо в сердце. В океане человеческой памяти у каждого есть остров без времени. Там нет ни ветра, ни дождя, ни горечи, ни ран – только радость и тепло: маленькие дети с криками играют в догонялки на детской площадке; одуванчик, подаренный мамой на закате; улыбка отца, собравшего семью утром выходного дня в машине… Истинная сущность человека ушла давно и далеко, забыв оглянуться, а сейчас наконец может смахнуть пыль, распутать паутину и снова поприветствовать давно забытое «я». Море времени рябит, чарующий прозрачный лунный свет скользит по поверхности воды. Время забыло про этот изолированный остров, но при этом его там очень ценят. В этом месте можно спокойно отдохнуть в компании самого себя из прошлого. Обжигающая жидкость растекалась по всему телу, постепенно приводя меня в чувство. В забытьи душа и тело устают и слабеют. Ощущение тяжести, как будто я превратилась в камень, не давало ни думать, ни двигаться. Казалось, что даже пальцем пошевелить будет трудно, и хотелось просто крепко уснуть. Тело стремилось к этому, но душа противилась. Глубоко внутри я чувствовала, что есть что-то очень важное, гораздо важнее, чем моя жизнь… У Цзюйлань! Внезапно я открыла глаза и увидела его, лежащего на полу, одной рукой поддерживающего мою голову, а другой наливающего крепкий иностранный алкоголь. Увидев его живым, я вздохнула с облегчением. Мужчина не ожидал моего пробуждения и на миг растерялся, но, казалось, быстро понял, что разбудило меня. Его глаза расширились при взгляде на меня. Я сделала несколько глотков, и он отставил бутылку. Алкоголь действовал, и мое тело постепенно согревалось изнутри. Обморожение отменяется. Попытавшись сесть, я поняла, что не могу ничем пошевелить ниже шеи. Но что еще важнее… я была абсолютно голая! Понимаю, зачем пришлось меня раздеть: мокрая и холодная одежда точно не поможет согреться. Если нужно быстро вернуть температуру тела в норму и избежать обморожения, важно как можно скорее снять мокрые вещи и согреть организм. Когда я подумала о том, что меня раздел Цзюйлань, моя кровь забурлила. Я съежилась под одеялом и, надеясь на удачу, спросила: – Меня Виолетта раздела? Мужчина покачал головой. Я покраснела, как помидор, но обязана была выяснить: – Это… ты? Он кивнул. Нам обоим было немного страшно смотреть друг на друга, и мы поспешно отвернулись Оглядевшись, я поняла, что комната выглядела знакомой. Это же… комната старика Чжоу! В прошлый раз я сидела в другом месте, поэтому сейчас не сразу узнала обстановку. Очевидно, все уже было позади, так что я решилась предположить: – Нас поймали? Цзюйлань мотнул головой. Кажется, до меня начало доходить… – Почему ты молчишь? И который час? На самом деле мне не нужны были ответы. Я резко отдернула одеяло и увидела, что у моего жениха все еще хвост вместо ног. Цвет его уже не был кристально чистым, как кашмирский сапфир, а больше напоминал постаревший атла́с, выгоревший на солнце. На груди и внизу живота виднелись порезы, длинный хвост покрывали царапины и синяки, из многочисленных чешуек сочилась кровь. – Ты еще не обратился обратно в человека, почему сошел на берег? Где ты видел, чтобы дельфины и киты выходили на землю? – спросила я сердито и попыталась сесть. Цзюйлань не издал ни звука. Одной рукой он опирался в пол, другой поддерживал меня, помогая сесть. Его хвост был таким изящным и красивым в воде, а движения – быстрыми, но сейчас он казался громоздким и только мешал. Даже простая попытка помочь мне сесть заставляла тритона напрягать все силы, чтобы удерживать равновесие. Я заметила, что панорамное окно, выходящее на палубу, было разбито вдребезги, а весь пол усыпан осколками. Теперь понятно, как Цзюйлань попал сюда. Только как он без ног перенес меня на корабль, как разбил окно и затащил свой длинный хвост? Ведь сейчас он ползал по полу, опираясь на руки, чтобы накрыть меня одеялом и отпоить чем-то горячительным. Слезы вновь навернулись на глазах. Цзюйлань указал на свой хвост и покачал головой. Я поняла, что он имел в виду: раны незначительны и уже начинают заживать. После этого я наклонилась посмотреть на хвост. Кондиционер работал на полную мощность и выдувал в комнату сухой и теплый воздух, что было явно плохо для морского жителя. Чешуя напоминала засохшую сосновую шишку, стала сухой и деформировалась. Из-за того, что тритон ползал по полу, в нескольких местах чешуя отвалилась, обнажив плоть, что выглядело немного пугающе. Гладя его израненное тело, я подумала о том, что боль от выдирания чешуек наверняка подобна боли при сдирании кожи с человека, и из моих глаз, словно разбитые жемчужины, прямо на хвост закапали слезы. Возлюбленный помог мне подняться и, чтобы отвлечь мое внимание, указал на одеяло: оно готово было вот-вот упасть на пол. Вместо того чтобы придержать его, я вытянула руки и крепко обняла Цзюйланя, а он не дал моему «наряду» соскользнуть с меня. Мы оба, одинаково неспособные свободно двигаться, упали на пол, обнимая друг друга. Слезы не останавливались, и мой жених утешал меня поцелуями, прижимаясь губами к щекам и вытирая слезу за слезой. Возможно, в его словах есть правда: долгая жизнь сделала этого мужчину сильным, никакие раны ему не страшны, тем более душевные. А вот мне было обидно за него. Цзюйлань сильный и, очевидно, не стал бы терпеть всех этих неудобств, если бы не я. Я захныкала: – Со мной все хорошо, вернись в море! Тритон посмотрел в окно и с улыбкой кивнул. Пытаясь встать, я сказала ему: – Сейчас помогу. Он покачал головой, и мне стала понятна его мысль: теперь ему не надо никого нести на себе, поэтому двигаться будет легче. – И вовсе я не тяжелая! – возмутилась я. Цзюйлань жестом попросил не смотреть на него. Понимаю: он хотел избавить меня от неловкости, когда ему придется ползти по полу и неуклюже волочить свой длинный хвост. Ну и еще из-за своей гордости.