– Неправда. – Они огромные! – Гаури широко развела руки. – И зубов у них куча. Она зацепилась пальцами за уголки губ и растянула рот, обнажив несколько расшатанных молочных зубов. – Оштры кыков, – сказала она, так и не отпустив руки. – Что? Гаури наконец оставила рот в покое. – Куча острых клыков. Я засмеялась: – Ну, ты очень маленькая, с кучей зубов, и столь же свирепая и жуткая, как морской дракон. – Драконом быть плохо. – Почему? Чуть-чуть свирепости еще никому не повредило. Ты бы предпочла быть голубем или драконом? – Матушка Дхина говорит… – Я спрашиваю не матушку Дхину, а тебя. Гаури глянула на меня из-под одеяла: – Наверное, было бы неплохо уметь разводить огонь. Я бы не знала голода. – Как всегда, сама практичность, – рассмеялась я. Гаури плавно соскользнула с кровати. Я стиснула руки, чтобы не поддаться искушению ее утешить. Я не могла с ней нянчиться. Не могла убаюкивать ее ложными обещаниями. Могла лишь молить, чтобы она запомнила все мои слова, все рассказанные мною сказки, и надеяться, что когда-нибудь эти истории станут для нее утешением. – Где бы мы ни находились, небо над нами будет общим. И мы всегда сможем отыскать друг друга в одном созвездии. Гаури шмыгнула носом: – В каком? – Самом прекрасном. – Я указала на сходящиеся под слабым углом звезды. Возможно, я ненавидела прочие, но не это одинокое скопление огней, словно отстранившееся от остальных. – Одинокая Звезда. Вот наше созвездие. Легенда гласит, будто его создал тот же небесный архитектор, что построил золотой город Ланку. – Взаправду золотой? – уточнила Гаури. – Наверное, туда я тоже наведаюсь. Я рассмеялась и обняла ее в последний раз. Так было лучше, лучше уйти, не прощаясь. Закрыв за ней дверь, я вернулась к кучам одежды – распускать края сари и прорезать прорехи в шелке. Мне ведь нужно было слиться с толпой, когда попаду в город. В голову закрались сомнения. Выбраться из гарема – не проблема, а вот дальше… Я провела немало часов над святилищем отца, слушая и наблюдая. Но какие бы тайные надежды я ни питала все эти годы – стать значимой в глазах двора, править, говорить так, чтобы слушали, а не бормотать под нос, – теперь они лежали на дне моего сознания, измученные и растоптанные. Если я уйду, то всю жизнь проведу в бегах. Или, может, меня даже искать не будут. И то, и то – незавидная участь. Внезапно крошечные дии, озарявшие мои покои, разом погасли. Казалось, даже луна укрылась за черной завесой, погрузив комнату в кромешный мрак. Я слепо шарила по полу, как вдруг замерла, заслышав скрежет. Рядом кто-то был. – Гаури? – позвала я. Сердце пустилось вскачь. Я двинулась вдоль стены, и по полу вновь что-то царапнуло – будто лезвие. Задыхаясь от паники, я вглядывалась во тьму, затопившую комнату. И вела руками по полкам, надеясь найти что-нибудь острое, но пальцы касались лишь отполированного дерева. – Кто здесь? Покажись! – Я изо всех сил пыталась скрыть дрожь в голосе. – Не смотри на меня из тени, точно трус. Из центра комнаты донесся леденящий хохот. Высокий. Женский. Я нахмурилась. «Одна из жен? Нет. Им негде взять оружие. А даже если удалось, как бы они научились с ним обращаться?» – Разве так положено встречать меня после стольких лет? – произнес голос. Сердце мое сжалось. Этот голос жил собственной жизнью и пробуждал некий скрытый опыт в глубинах моего разума. Легкий гул узнавания. Я невольно подалась на звук. – Чего ты хочешь? Покажись, или я вызову стражу. Женщина засмеялась, и у меня закололо ладони. – Ну давай, попробуй. И я попробовала. Но не смогла издать ни звука. Сколько ни напрягалась – воздух звенел тишиной. Тьма поглощала мои крики, и только бешеный стук моего сердца порой прорывался на поверхность. – До сего дня я понятия не имела, куда ты отправилась. Странно, как мужчины порой невольно приносят пользу, – прорычала женщина. От ее голоса по спине поползли мурашки. Он бросался на меня словно с тысячи разных сторон. Я слышала его у самого уха, за спиной, в углу комнаты. Он поймал меня в ловушку. На расстоянии голос звучал искаженно, будто пересек века и миры, чтобы отразиться в моей голове. На миг мне даже показалось, что я знаю свою гостью, и от этой правды в душе все перевернулось. Но мимолетное узнавание сменилось паникой, когда по полу вновь заскрежетал клинок. По ступням скользнул холодный воздух. Она была рядом. – Не знаю, кто ты, но ближе не подходи. – А то что? – усмехнулась женщина. – Что ты можешь в этом слабом смертном теле? Ощутив на коже ледяное прикосновение, я без раздумий… ее пнула. Моя нога встретилась с чужой грудью. Я только и успела что ухмыльнуться, а в следующий миг уже лежала на полу. – Еще рано, – промурлыкал голос. – Теперь я знаю. Я вижу тебя. Вижу… твой… дом. Ты должна меня провести. – Никуда я тебя не поведу, – прошипела я и попыталась схватить ее, но не смогла. Затем попробовала закричать, но звук отскочил обратно, и мир перевернулся, лишив меня всякого чувства направления. Женщина стиснула мое запястье железной хваткой, такой ледяной, что у меня застучали зубы. И виски свело от холода. Я не могла кричать. Меня охватила паника. «Нет. Я не умру в этих стенах. Не так». Я ринулась сквозь оцепенение, желая вернуть контроль над телом. Движение получилось совсем крохотным, легкий сдвиг, но я ощутила его, будто плитка с щелчком вошла в паз. Я уцепилась за это чувство, за едва уловимый призрак тепла. Заставила себя оттолкнуть холод, и боль от него разорвала мое горло сотней криков. Их мощь окружила меня, ограждая, защищая. Темнота, скрывавшая женщину, рассеялась. Я услышала вздох, приглушенный возглас удивления, а затем… Ничего. Завеса тишины, накрывавшая комнату, тоже растворилась. Женщина исчезла и забрала с собой леденящий холод. Я потерла руки, но ладони были теплыми и румяными, словно холод оказался лишь одеялом, и теперь его с меня стянули. А вот от голоса незваной гостьи избавиться не получалось. Я хотела следовать за ним так же сильно, как и вытряхнуть его из головы. Знакомые нотки отзывались в груди застарелой болью, которую я никак не могла вспомнить. В комнату просочился слабый свет, и я не сдержала тихого проклятья. Над городом занималась заря, а ведь мгновения назад мои покои были в самой гуще ночи. Дыхание так и не выровнялось, но я поднялась на ноги и прошагала к двери. А когда потянулась к ручке, по ту сторону что-то лязгнуло. Так задвигается засов. Внутри вспыхнула паника – резкая, едкая, – и я ударила ладонями по дереву: – Откройте! Кто запер дверь? В ответ раздался голос не менее жуткий, чем у знакомой незнакомки. – Угомонись, Майявати, – по-крокодильи пропела матушка Дхина. Я почувствовала, как отливает от лица кровь, и отступила назад. – В мои покои только что кто-то проник. Мне нужно поговорить со стражей. – Какая наглая ложь, дитя, – рассмеялась матушка Дхина. – Я уже почти готова похвалить твое воображение. Никто не пройдет мимо часовых раджи… – Но здесь кто-то был! – возразила я. – Выпустите меня! Я требую сло… – Требуешь? – повторила она. – Ты не вправе ничего требовать. И должна усвоить этот урок до свадьбы. Раджа велел сообщить тебе, что сваямвара состоится через два дня. Учитывая твое поведение в прошлом, двор решил убедиться, что ты никуда не денешься и не навредишь себе. – Вы про побег? – А еще это удержит тебя подальше от Гаури, – продолжила матушка Дхина, будто я ни слова не произнесла. – Никаких больше встреч до сваямвары. Хватит заражать ее своими неудачами и прискорбными манерами. Хватит разводить нелепые мысли в ее голове. – Уж лучше разводить мысли, чем ноги, – прошипела я. – Впрочем, вы вряд ли поймете… – Молчи, тварь! Все эти годы я изо всех сил старалась проявлять милосердие. Подарить тебе дом. – Вы меня спрятали, из-за вас меня избегал весь двор. По-вашему, это милосердие? – Конечно. Я уберегла людей от постыдного общения с тобой. Меньшее, что ты могла сделать, это умереть. Но ты до сих пор эгоистично цепляешься за жизнь. – Мне извиниться? Смех матушки Дхины бил по сердцу жесткими ледяными плетьми.